Это произошло несколько позднее. На четвертый день Дина начала понемногу ходить. В тот день и случился наш первый поцелуй. Мы стояли возле окна и смотрели на вечерний город. Мне было приятно находиться рядом, чувствуя близость девушки. Я подвинулся к ней чуть-чуть ближе и коснулся ее руки. Диночка вздохнула и положила голову на мое плечо. И тогда я ее поцеловал. Осторожно и очень нежно: она была такой хрупкой и беззащитной, что я просто не представлял, как можно было сделать это иначе. Потом и она легко прикоснулась своими губами к моим, прошептав, что еще никогда и никого... И тут я понял, что пропал. Совсем пропал...
Еще в мой первый день в этом доме отец Дины проводил меня до двери.
- Пообещал прийти утром, - обратился я к нему, - а теперь не знаю, что и делать. Занятия опять пропускать придется, а декан у нас еще тот...
Почему-то разговаривать со Львом Николаевичем мне было легче, чем с его женой. Он же заговорил совсем о другом.
- Мы о тебе ничего не знаем. Расскажи в двух словах.
Я выполнил его просьбу. Лев Николаевич внимательно выслушал, но продолжать разговор не торопился. Я начал было прощаться, но он прервал меня.
- Послушай, Константин... Твоего декана я хорошо знаю и с ним договорюсь. Может, это и неплохо, если еще несколько дней, а лучше неделю, ты проведешь с Диной, ей все веселее будет. Из-за болезни у нее и подруг, считай, нет. Все время одна. Я буду рад, если вы подружитесь.
Я, конечно, тут же согласился. Он протянул мне руку, я ее пожал. Это было больше похоже на скрепление какого-то договора. Наверно, так оно и было. В те минуты мне и в голову не могло прийти, что институт будет заброшен на целых два месяца.
Мои последующие дни были поделены на части: перед обедом я уходил, перекусывал где-нибудь, потом возвращался и оставался до ужина. Алла Эдуардовна хотела было завести об этом разговор, но я лишь молча покачал головой. Она все поняла правильно и больше не настаивала. На пятый день Дина с самого утра предупредила, что после обеда придет врач, и это надолго. Мы распрощались, я пообещал прийти утром.
Она встретила меня, сидя в кресле. Улыбаясь, я подошел и поцеловал ее куда-то в макушку. Дина не отстранилась, но и не улыбнулась в ответ. Я удивленно посмотрел на нее. Она же осталась такой же серьезной, лишь лицо было бледнее обычного. Стало тревожно.
- Ты расстроена? Что сказал врач?
- Врач? - зачем-то переспросила она. - Врач сказал, что с ногой все в порядке.
И тут я ясно почувствовал, что между нами что-то изменилось, только не понимал, что именно. Все вдруг стало иным, незнакомым мне: и излишне ровный голос, и ее напряженная поза, и глаза... Она даже ни разу не посмотрела на меня!
- Дина, - осторожно произнес я. - Диночка, что случилось? Ты можешь рассказать мне все, я пойму.
- Ничего не случилось, - ее голос даже не дрогнул. - Просто сегодня хотела поблагодарить тебя за все. Пора нам вернуться к нормальной жизни. У тебя - учеба, друзья, веселая студенческая жизнь, у меня - тоже учеба, музыка и всякие другие не менее интересные дела. Поверь, нам будет не до встреч.
Я слушал и не понимал, зачем и почему она это говорит, ведь еще вчера все было иначе. Для чего-то решил уточнить:
- Так мне больше не приходить?
Я спросил и тут же испугался, что она ответит утвердительно. И она ответила. Я вышел из квартиры, осторожно прикрыл дверь и побрел в свое проклятое общежитие. Мне не хотелось никого видеть, и это было совсем не то место, где я хотел бы сейчас оказаться, но другого у меня, к сожалению, не было.
И вечер закончился, и ночь прошла, а я все еще не мог понять, за что же это она со мной так... Утром, совершенно не выспавшийся, все же заставил себя встать, чтобы вместе с ребятами отправиться в институт. Вот только когда спустился с крыльца, решение свое изменил и, не раздумывая больше, отправился туда, где и должен был быть.
Зайти в квартиру Дины я, конечно, не решился, а просто сел на скамейку, с которой было видно ее окно. Люди выходили из подъезда, они торопились по своим делам, а я все сидел и сидел, сам не зная, зачем. Вот вышел Лев Николаевич. Видимо, он видел меня из окна, потому что, не удивляясь встрече, коротко, как старому знакомому, кивнул головой и неторопливо направился к автостоянке. А еще через полчаса вышла Дина. Она постояла на крыльце, словно ожидая, что я подойду, а когда поняла, что я этого не сделаю, подошла сама и села рядом.
- Костя! - начала она тем самым ровным голосом, который мне так не понравился накануне. - Костя, я решила, что так будет лучше для тебя. Мама призналась, что рассказала о моей болезни, да я и сама себя ругаю постоянно, что не сказала этого сразу, но так даже лучше. Ты все знаешь, и мне не надо ничего объяснять.
- Почему не надо? - тут же возразил я. - Хотелось бы узнать, почему так будет лучше для меня и что будет лучше для нас. И еще объясни, как твоя болезнь может чему-то там помешать. Только, пожалуйста, не говори больше никогда со мной таким голосом.
Я не стал объяснять, каким именно, не пытался взять Дину за руку, не пытался заглянуть в ее глаза, потому что во мне как будто все заледенело. Она еще ниже опустила голову, и я вдруг понял, что это решение не было для нее простым, как мне показалось вначале, и испугался, что она может встать и уйти. Однако Дина продолжала сидеть, а я - надеяться, что она изменит свое решение.
- Как же ты не понимаешь, Костя? - почти прошептала она. - Мне так трудно об этом говорить... Повторная операция ничего не дала. Я уже не верю, что смогу поправиться. Зачем же тебя в это втягивать? Я и так себя чувствую виноватой, что не рассказала всего сразу и долго пользовалась твоей добротой. Прости меня.
Дина тихо заплакала, а я, в уме назвав себя козлом и не только, наконец-то смог обнять ее за плечи и осторожно прижать к себе. Так мы и сидели на этой скамейке, а люди все проходили и проходили мимо, и никому до нас не было никакого дела. Вскоре она успокоилась, и я решил, что пришло время рассеять все ее сомнения.
- Диночка, скажи, я тебе нужен? Если так, то я не уйду никогда и никуда. Мне не надо, чтобы было лучше или хуже, мне надо быть с тобой.