Бывает день дороже года,
Бывает год не стоит дня...
Сергей Соколов
Не торопясь, потому что спешить было уже некуда, Быстров сошел с поезда и вскоре уже шел по центральной улице Городка. Здесь все было по-прежнему узнаваемо и мило сердцу. Ближе к окраине двухэтажных домов становилось все меньше, и вскоре он уже шел по улице, сплошь застроенной частными домами. Разросшиеся деревья, высаженные по обеим сторонам широкой дороги, скрывали, как чрезмерный макияж стареющей женщины, истинный возраст потемневших от безжалостного времени и словно врастающих в землю серых деревянных построек. Однако Быстров этого, казалось, не замечал: Городок по-прежнему казался ему красивым. Иным он, разумеется, и не мог быть: здесь прошло детство Егора, отсюда ушел он во взрослую жизнь.
Первые годы Быстров старался приезжать к деду как можно чаще, но после женитьбы и рождения ребенка отпуска стал проводить то на море, то у родителей жены, которые жили в Краснодарском крае и могли гарантировать его дочери солнце и фрукты в неограниченном количестве. В те годы жил Быстров на Урале, где хорошей погодой люди избалованы не были, поэтому считал своим долгом обеспечить семье полноценный отдых. Домой же предпочитал звонить, подолгу разговаривая с дедом обо всем и ни о чем. Пару раз дед приезжал к нему, но уже через пару-тройку дней начинал изнывать от безделья в двух комнатушках старой пятиэтажки и мечтал поскорее оказаться дома, где находил тысячи дел, чтобы занять не привыкшие к безделью руки.
Свернув влево и поднявшись на горку, Быстров дошел до нужной улицы. Идти по ней, утопающей в зелени, в другое время было бы приятно, но ни о чем таком Егор не мог даже думать, потому что ему предстояло войти в дом, где его некому было ждать: дед был уже похоронен. А вот теперь чувство вины перед родным человеком, которому, по правде говоря, мог бы уделять и больше внимания, не покидало его. С такими невеселыми мыслями Быстров и остановился у небольшого домика с резными ставнями.
Калитка не была закрыта на задвижку, но на двери дома висел старенький замок. Рука Егора привычно потянулась к потайному месту на знакомом до последнего гвоздика крыльце, где всегда лежал ключ. Он оказался на месте. В доме царил полумрак. Быстров поторопился открыть ставни, и поток солнечного света залил две небольшие комнаты и кухню с настоящей русской печью, на которой когда-то так хорошо спалось. Все было прибрано, полы вымыты, казалось, что дом еще не осознал смерти хозяина, поэтому спокойно ждал его шаркающих шагов и тихого покашливания заядлого курильщика.
Быстров умылся холодной колодезной водой, переоделся, прилег на диван, и снова мысли о скоротечности жизни забродили в его голове. Казалось бы, совсем недавно вот в этой самой комнате он принял первое трудное решение. Мать Егора, дочь деда, всегда была женщиной болезненной, и когда врачи порекомендовали ей сменить климат, то на семейном совете было решено, что так тому и быть. Однако Егор ехать наотрез отказался, заявив, что без него родителям на первых порах будет легче, да и деда оставлять одного было негоже. А через год-два, если матери станет лучше на новом месте, то они с дедом продадут дом и приедут.
После долгого обсуждения все согласились с доводами Егора, однако судьба распорядилась иначе. Мать на новом месте прожила чуть больше года, а отец после ее смерти возвращаться в Городок не захотел. Поначалу Егор раз в месяц получал от него письма, в которых родитель обещал в скором времени забрать их к себе, но потом письма стали приходить все реже и реже, да и о переезде в них уже не было ни строчки. Об этом как-то и решился Егор поговорить с дедом.
Старик, не прерывая, внимательно выслушал внука и задумался.
- Ты вот что, не суди его, я ведь не сужу, - наконец заговорил он, усаживаясь у печи и потирая ладонями постоянно ноющие колени. - Жизнь - она штука серьезная, иной раз сразу и не поймешь, что в ней хорошо, а что плохо.
- Добрый ты, дед! Всех норовишь оправдать! Вот и сейчас будто не понимаешь, что он и тебя, и меня бросил, - рассердился Егор.
- Так сразу и бросил! - ворчливо ответил дед. - Я есть у тебя, а ты - у меня, да и не на улице чай живем, угол свой имеем.
- Прибился, наверно, там к какой-нибудь, а написать боится, - предположил Егор.
- А если и так, то что? Он на доченьке моей по любви женился, знал, что больная, а все одно женился. И до последнего часа за ней ухаживал. Слова худого я о нем не скажу.
- Дед! - едва не сорвался на крик внук. - Как ты не понимаешь? Он же маме о любви говорил, чего ж так быстро другую нашел?
И как надо было ответить на этот вопрос? Где найти слова, чтобы объяснить почти ребенку хоть что-то о жизни, любви, цене слов и обещаний? Старик этого не знал. Он все ниже и ниже опускал голову, чтобы не было видно глаз, блестевших от непролитых слез, но Егор терпеливо ждал, и ему пришлось ответить:
- Устал он, внучек, устал. Вот и захотел новой жизни. Без боли, без страданий, спокойной...
Старик и сам понимал, что не такого ответа ждал Егор, но подсластить пилюлю не захотел, ведь только так можно было хоть что-то объяснить.
- А мы, значит, в эту новую жизнь не вписываемся, потому что отец устал? - произнес каким-то неживым голосом внук и вышел из кухни.
Дед знал, куда он пошел. На огороде, за сарайчиком, стояла скамейка, где Егор мог сидеть долго, зная, что старик его не потревожит. Своих слез они старались друг другу не показывать.
В тот вечер Егор до темноты не возвращался домой, раздумывая над словами деда. Много из услышанного он понять так и не смог. Что это за любовь такая, если сегодня человек любит, а завтра о том и не вспоминает? А сам Егор? Разве он не дорог отцу? Почему же он с сыном не захотел обо всем поговорить, все объяснить? И как ему, Егору, жить дальше, чувствуя себя ненужной вещью, которую за ненадобностью и выбросить не жалко?
Время подходило к обеду, пора было отправляться на кладбище. Быстрову не надо было ни у кого спрашивать, где находилась могила деда, потому что он мог лежать только в одном месте: возле своей любимой Машеньки. Бабушку Егор никогда не видел, она умерла задолго до его рождения. Врачи сказали, что у нее внезапно остановилось сердце, что так изредка случается и с молодыми людьми.
