Иногда поздним вечером, думая, что внук уже спит, дед, стоя в своей комнате перед портретом жены, вполголоса разговаривал с ней. Услышав это в первый раз, Егор был поражен тем, что старый уже человек говорит о любви. Он-то думал, что любовь - это удел молодых, что только они говорят разные глупости, когда зачем-то хотят друг другу понравиться.

   Подслушивать было нехорошо, подслушивать было стыдно, но Егор ничего не мог с собой поделать, потому что дедовы горькие слова завораживали его. В кино, где Егор ни один раз слышал любовные признания и клятвы героев, он понимал, что это была лишь игра, а здесь перед ним открывалось нечто иное: настоящее и очень-очень личное.

   - Машенька, - говорил дед, тяжело вздыхая, - как же тяжко без тебя! Столько лет уж прошло, а я все о тебе, любви моей единственной, думаю. Вспоминаю, как счастлив был. Сосед вон машину купил, говорит, что счастлив. А жена его на базаре в воскресенье две тысячи нашла. Тоже, видать, обсчастливилась. Да разве ж это счастье?

   Не понимаю я нынешних людей с их счастьем. Вот помню, как на первом свидании у тебя руки замерзли, зима тогда холодная была, а я их на груди своей отогревал. Помню, как любил тебе косу расплетать, волосы расчесывать, как утром просыпался и твое дыхание слушал. Вот это и было счастье, а другого у меня в жизни не случилось. Да и не надобно мне было больше ничего. Спасибо, Машенька, что во сне ко мне часто приходишь. Ты да внук - вот две мои радости. А я хоть сейчас готов к тебе пойти, только вот Егорку негоже сиротой оставлять, мал он еще, несмышленыш совсем.

   До конца речей деда Егор никогда выдержать не мог. Он укрывался одеялом с головой и нередко плакал от жалости к себе, деду, незнакомой ему бабушке. Да что ж это за любовь такая, вокруг которой все крутится? Нет, не надо ему никакой любви. Ни такой, как у отца, ни такой, как у деда. И от той, и от другой ничего не остается кроме душевной боли. Ему же хотелось лишь спокойствия, и он был уверен, что в его жизни оно будет.

   Хоть лето и подошло к концу, но солнце палило нещадно. Егор, вернувшись с кладбища домой и еле передвигая ноги от усталости, вошел в калитку. Все-таки тяжелое это дело - прощание с близким человеком. На кладбище Егор сел возле родных могил на скамеечку, которую они соорудили еще не так, казалось бы, давно вместе с дедом, и долго рассказывал ему о своем житье-бытье. Правда, рассказывать особо было и нечего, но Егор старался не упускать даже самых малых подробностей: дед всегда любил долгие обстоятельные разговоры с внуком.

   Гостей Егор не ждал, зато они, как оказалось, его ждали. На крылечке сидела соседка. Все ее звали теткой Аришей, была она значительно моложе деда, но с годами, в отличие от него, почти не менялась, оставаясь по-прежнему деятельной и говорливой. Рядом с ней сидел белобрысый мальчик лет семи и внимательно смотрел на Егора.

   - Ну, здравствуй, касатик, - заговорила тетка, вставая, - чего ж ты к деду один пошел? Мог бы и меня покликать, вместе бы сходили. Я ведь вам не чужая, всю жизнь рядом прожили.

   - Извини, тетка Ариша, - легко повинился Егор, - как-то не подумал. Дорога длинная была, устал очень. Еще сходим.

   Он подошел к старушке и обнял ее. Сделать это было нетрудно, потому что не так часто встречаешь в жизни людей, которые любят тебя только за то, что ты есть на этом свете. А тетка Ариша, он знал это наверняка, именно так его и любила.

   - Как только вижу тебя, - отстраняясь и внимательно осматривая Егора, проговорила старушка, - так мне и кажется, что еще немного подрос. А может, это уж я от старости вниз расту? Это ты в прадеда своего такой уродился. Вот был мужик так мужик, чистый гренадер! Сейчас таких редко встретишь. Все девки от него глаз отвести не могли.

   Егор грустно улыбнулся: эти самые слова от тетки Ариши он слышал при каждой встрече, поэтому и подыграл.

   - И ты тоже?

   - А как же, и я! Как родилась - так и влюбилась, - невеселым голосом закончила тетка свою часть их своеобразного ритуала. - Да не о том, Егорка, сегодня речь: такая беда пришла! Не стало деда твоего, а моего дорогого соседа.

   - Да, беда так беда, - уныло ответил Егор, - не ожидал я этого.

  Соседка вытерла уголком платка глаза. Оба надолго замолчали.

   - Что ж мы стоим? - спохватился, наконец, Егор. - Заходите в дом, правда, угостить нечем: до магазина еще не дошел.

   - Так мы же и пришли на обед позвать. Внука вот мне на лето дочь прислала, вдвоем и приглашаем. Приходи, дедушку помянем, посидим, поговорим.

  Егор согласно кивнул головой.

   - Через час ждите.

   Когда он появился на пороге дома соседки, то увидел, что стол уже накрыт. Егор протянул пакет с продуктами хозяйке, но она замахала руками.

   - Ишь, чего выдумал! Домой все заберешь. Садись уж, стынет все.

  Он не стал спорить и положил пакет на край стола, взяв из него лишь бутылку водки.

   - Наливай, тетка Ариша, помянем деда. Сама знаешь, был он для меня роднее всех родных.

   Хозяйка налила ему полную рюмку, а себе лишь плеснула на донышко. Выпили молча, и так же молча старушка подвинула ему тарелку с борщом. Егор принялся было есть, но тут же отложил ложку: аппетита не было.

   - Я так понимаю, что похоронами занималась ты? Спасибо тебе большое. Об этом завтра подробнее поговорим.

   - Я, - тетка согласно закивала и ласково погладила мальчика по голове, - да внук еще. Он и дом в порядок привел, и полы вымыл. Ему скажи спасибо. Он деда твоего любил. Свой-то отец семью бросил, вот Павлуша как летом приезжал, так к деду все и льнул.

  Егор серьезно посмотрел на мальчика и, как большому, протянул ему руку.

   - Спасибо, Паша!

  Потом тетка рассказала, как заволновалась, когда поняла, что дед второй день не выходит из дома. Врачи сказали, что старик умер легко, во сне. Лето, жара... Вот поэтому и похоронили, не дождавшись внука.