Первые два года я занималась только шпионажем и воровством. За это время я кем только не была. Раз десять я перевоплощалась в итальянок, раз пятнадцать в немок, раз двадцать в американок… У меня было такое количество личностей и имен, что я все даже и не вспомню.

На третий год пребывания в разведке я получила звание лейтенанта и первое задание убить. Шанцуев вызвал меня к себе, как он всегда обычно вызывал перед каждым заданием.

— Поздравляю с повышением, Ксюша, — он улыбнулся уголками.

— Спасибо, Иосиф Валерьянович.

— Ты молодец, Ксюшенька. Отлично справляешься. Если и дальше так пойдет, до высокого звания дослужишься.

— Еще раз спасибо, — я улыбнулась ему в ответ.

Шанц снял очки и потер глаза. Они у него почти бесцветные.

— Твое новое задание очень ответственное. Очень.

— Хорошо. В чем оно заключается?

— Ты должна убить человека, который убил твоих родителей. — И он пристально посмотрел мне в глаза, а у меня, кажется, перехватило дыхание. Даже не знаю, от чего именно: от того, что я должна буду первый раз убить, или от того, что я должна убить ликвидатора моих родителей.

— Кто он? — Сухо бросаю Шанцуеву.

— Как я тебе уже однажды говорил, агент ЦРУ.

— Я это помню. Но мне нужно больше информации.

— Конечно. Его зовут Брэд Роджерс. Он в последнее время стал сильно нам мешать. Недавно он убил еще несколько наших. Было принято решение избавиться от него. И я поручаю это задание именно тебе. — Шанц снова просканировал меня взглядом. — Ты ведь справишься?

— Сделаю для этого все возможное.

Он кивнул.

— У него есть одна слабость — красивые девочки. Он периодически снимает номера в гостиницах и вызывает себе проституток. Тебе нужно стать одной из них. Но есть проблема — у него натренирован глаз, и он сразу выцепит, если ты будешь с искусственной внешностью. Тебе придется идти на задание собой. Говоришь ты по-английски без акцента, но тем не менее лучше все-таки помалкивать. Мало ли проскочит словечко с акцентом. Обычный человек это не заметит, а он заметит.

— Но ведь если я пойду собой, то засвечусь на всех камерах… — Я запротестовала.

— Тут нам кое-что играет на руку. Он в гостиницах снимает для себя целый этаж, и для него там отключают все камеры. Ты зайдешь в отель с другой внешностью, поднимешься на этаж, вернешь себе свой облик, а потом снова переоденешься. К тому же мы снимем тебе квартиру в неблагополучном районе, в которых обычно не бывает камер. Ну и в туалетах «Макдоналдса» их тоже нет, сможешь, если что, и там переодеться. — Он отхлебнул воды из стакана. — В общем, Ксюша, с этим ты сама разберешься, не маленькая. Главное, не появиться перед Роджерсом в парике или в линзах, тогда он сразу тебя раскусит.

— Ладно, придумаю что-нибудь. Где и когда?

— В Америке, в Бостоне, через неделю.

Я прилетаю в США, как всегда, с поддельным паспортом. Еще один важный момент — под каждое новое задание, под каждую новую личность ты получаешь новый паспорт. И вот я голубоглазая блондинка Борисова Яна Николаевна выхожу из аэропорта Джона Кеннеди в Нью-Йорке, беру такси и еду в Бостон. Там я поселяюсь в самом мрачном и неблагополучном районе, где совершенно точно не будет видеокамер. Сутки я отсыпаюсь и перестраиваюсь на американское время, а затем отправляюсь на задание.

Я в предвкушении. Я хочу отомстить за смерть родителей. Я хочу пустить в него пули, глядя ему в глаза. Я хочу насладиться его смертью.

Брэд Роджерс снял для себя целый этаж в самой крутой гостинице Бостона. Он заказал для себя пять проституток. Одну из них — Дженнифер — я заранее выцепила и усыпила на сутки. Я пойду вместо нее. Я захожу в гостиницу кареглазой шатенкой в черном плаще, под которым лишь чулки и белье. Поднимаюсь на нужный этаж, снимаю с себя парик и линзы и стучу в номер.

Он открывает мне почти сразу. Уже подвыпивший, в банном халате и с бокалом шампанского в руке. Ему лет 45, коротко стриженные волосы уже прилично тронуты сединой. Под халатом легко угадывается очень сильное накаченное тело.

— Проходи, детка, это для тебя, — он секунду сканирует меня своим профессиональным взглядом разведчика и протягивает бокал шампанского.

Я улыбаюсь ему голливудской улыбкой, беру бокал и тут же спешу сделать глоток. Прохожу в номер, где четыре другие проститутки уже оголили некоторые части своего тела и так же, как я, пьют шампанское. Мне нужно их усыпить.

Роджерс берет стакан виски, снимает с себя халат, ложится на живот и приказывает одной из девочек делать ему массаж. Пока она натирает ему спину, я незаметно подсыпаю остальным снотворное. Я добавляю его и в бокал к массажистке, пока она тянется к уху мужчины что-то ему нашептать.

Через 10 минут они все засыпают. Массажистка так вовсе сваливается на Роджерса. Когда он резко оборачивается, заправляя халат, я уже навела на него пистолет с глушителем. Он пристально смотрит мне в глаза, а затем начинает тихо смеяться.

— У тебя глаза твоей матери, — говорит мне, делая медленный глоток виски. — И подбородок твоего отца.

Я хмыкаю. Узнал во мне дочь людей, которых он убил, только когда я навела на него оружие.

— Вот только я не убивал Сергея и Татьяну. Тебя обманули.

— Лжешь.

Он снова тихо смеется и делает еще глоток. Странно, он совсем мне не сопротивляется. Зачем я вообще его слушаю? Нужно поскорее пускать в него пулю и убираться отсюда.

Но отчего-то я не могу сделать это так быстро. И не потому, что я боюсь убить. Нет, я не боюсь лишить кого-то жизни. Все дело в том, что он — убийца моих родителей. И я хочу насладиться этим моментом.

— Не лгу. Я всегда уважал Сергея, хоть и конкурировал с ним. И я не убивал его.

Теперь уже моя очередь смеяться.

— И кто же тогда убил моих родителей? Раскроешь секрет?

— Ваши. — Он говорит это как что-то само собой разумеющееся. — Ты разве не знала, что иногда свои убивают своих? Твой отец слишком много знал и в какой-то момент стал слишком опасен для вышестоящего начальства. Вот его и убрали. А вместе с ним и твою мать, потому что она тоже слишком много знала. Они ведь были полковниками. А в российской разведке выше майора подниматься нельзя, если хочешь пожить подольше. Иначе свои же тебя и уберут.

— Я не верю ни единому твоему слову, — цежу ему сквозь зубы и нажимаю на курок.

Я делаю три выстрела и, когда в Роджерса попадает последняя пуля, по его взгляду я понимаю: он не врал.

Но мне сейчас некогда с этим разбираться. Нужно срочно уносить отсюда ноги. Через восемь часов у меня самолет в Москву, а через сутки очнутся проститутки и поднимут тревогу. Я быстро возвращаю на голову парик, а в глаза засовываю линзы. Делаю на пальцах порезы лезвием, чтобы изменить свои отпечатки, и тут же заклеиваю их пластырями, чтобы не оставить свою кровь. Бросаю в сумку пистолет и бокал, из которого я пила шампанское, запахиваю плащ и как ни в чем не бывало выхожу из отеля.

Я иду по центру Бостона спокойным шагом, абсолютно никак не привлекая к себе внимания. Но проходя мимо одного из баров, я резко останавливаюсь. Потому что вижу через огромное окно его.

Илья пьет пиво, ест картошку фри и разговаривает с какой-то девушкой. Но я на нее даже не смотрю. Я прикипела глазами к нему.

Пиво в его стакане уже подходит к концу, и он порядком захмелел. Он что-то увлеченно говорит своей собеседнице и смеется. Я умею читать по губам, но сейчас я этого не делаю. Я просто смотрю на него в упор и даже не двигаюсь.

У него все хорошо. Он невозмутим. Он счастлив. У него жизнь удалась.

Я наблюдаю эту картину будто в замедленном действии. Вот он делает еще глоток и снова смеется. Девушка начинает что-то рассказывать, он ее внимательно слушает и снова тянется к картошке фри. Макает ее в кетчуп и закидывает в рот. Делает из кружки еще глоток и подзывает официанта, чтобы ему принесли еще пива.

Он сидит весь такой веселый и радостный и даже не подозревает, что сломал мою жизнь, что сподвиг меня стать беспощадной машиной. Я только что убила человека и, я уверена, это мое не последнее убийство. Я буду убивать еще, а он будет продолжать счастливо жить. Как и сейчас, будет ходить в бары, пить пиво и смеяться.