Яркая вспышка там, в темноте ночи. Сбил, сбил, да что толку, сбил, там еще таких же штук двести, они по-одному не летают, нет…

Так и есть. Ураганный огонь со всех сторон, ближе, ближе, не видно всполохов, ничего не видно, Он только догадывается, что снаряды терзают ноздреватое лиуцо Луны…

Была первая Луна.

Была вторая Луна.

И третья Луна была.

И четвертая.

А четвертой луны уже нет.

Почти нет.

Была две секунды назад до того как – тревога, до того, как дрогнула лунная поверхность там, внизу, до того, как…

Он хочет связаться с Биннори.

Не связывается.

Уже понимает, Биннори не ответит, Биннори больше нет. И никого нет, кто отправился туда, где был заложен снаряд, не успели обезвредить, не успели…

Он командует рулевому:

Полный вперед.

Рулевой не слышит, рулевой лежит мертвый у пульта управления, они все лежат мертвые, они все были другие. Он встает к штурвалу, сам себе говорит – полный вперед. Значит, умерла Луна, раз все они умерли, говорит себе он. Если бы Аглая жива была, она бы плакала. Только Аглаи нет, вон она лежит мертвая, а когда оживет, уже Луна будет, будет Луна, снова соберут её, по крупицам, по крохам, по песчинкам, не век же радоваться этим, которые простые, которые взорвали Луну, заложили снаряд…

Луны больше нет.

Это четвертая луна была.

Ничего.

Ему не привыкать.

Будет и пятая луна. И шестая. И какая угодно.

Аглая боится.

Эйкин видит – Аглая боится. Ничем не покажет своего волнения, все так же вежливо разливает гостям чай, прислуге это дело ответственное не доверит, все так же вежливо улыбается – и боится.

Боится.

А завтра полнолуние, думает Эйкин. А завтра полнолуние, думает Аглая. Эйкин знает, что Аглая так думает. Смотрит на большие часы с календарем на стене, и так думает.

Тетя Фрог спрашивает Эйкина, как ему тут, в Кимберли. Эйкин говорит, что хорошо. Эйкин всегда так говорит, где бы он ни был. Тетя Фрог говорит, что это Эйкин еще весной тут не был, когда все цветет. Эйкин вежливо обещает, что как-нибудь весной сюда непременно наведается, когда все цветет.

Вечереет, гости расходятся, тетя Фрог жалеет Аглаю, бедное дитя, совсем одна осталась. Аглая вымученно улыбается, Эйкин ждет – сейчас заплачет, нет, не плачет. Тетя Фрог садится в карету, дядя Мэджик садится в экипаж вместе с викарием, у викария своей повозки сегодня нет. А тетя Фрог с тетей Мэг едет, так-то она её на дух не переносит, только сегодня одной ехать сильно страшно, полнолуние все-таки близится.

Завтра полнолуние, думает Эйкин.

Завтра полнолуние, думает Аглая.

Аглая показывает Эйкину семейные портреты, это вот батюшка покойный, он месяц назад умер, это вот матушка покойная, два месяца назад умерла, это вот Марти, он хотел в Оксфорд поступать, умер полгода назад, а это вот младшенький, Дэнни, он… Эйкин хочет спросить, когда Дэнни умер, не спрашивает, видит, что Аглая всхлипывает.

Темнеет.

А завтра полнолуние.

Аглая предлагает Эйкину какую-то замысловатую карточную игру, перемешивает карты, роняет подсвечник, свеча гаснет. Аглая хочет все поправить, не может, трясется в беззвучных рыданиях.

На ночь закрывают окна, на каждую раму вешают оберег, и еще один оберег на дверь, Аглая теребит крестик на шее.

Ночью Эйкину слышится завывание там, на улице, на опушке леса. Дом-то на самом краю леса стоит, слышно, как кричат совы, как шумят сосны, как… а это непонятно что такое, таких звуков Эйкин не слышал раньше. Эйкину не по себе, Эйкин уже сам жалеет, что приехал сюда, – вспоминает про Аглаю, перестает жалеть.

Утром Эйкин пьет кофе, читает про хищников, что нашел в библиотеке. Жуткие легенды, мрачные легенды, кровь стынет в жилах, когда читаешь. И что земля эта изначально принадлежала лесу, вернее, не лесу, а каким-то… каким-то… которые в лесу жили. А потом люди пришли, лес вырубили, а эти какие-то людей прокляли, и существо какое-то послали, которое каждое полнолуние выходит на охоту. И вроде не на всех охотится, а на древнейший род, на Фергюссонов, с которых этот городок начался.

Аглае нездоровится, Аглая к завтраку не выходит. Кухарка подает на стол, приговаривает, дом-то большой, а хозяина нет, вот бы в дом да хозяина, и Аглая вон какая, загляденье, девушка на выданье. Эйкин соглашается, загляденье.

Солнца нет, то есть, где-то оно есть, но там, там, за туманом, его и не видно, не верится, что оно есть. Черные деревья на фоне осеннего неба. Корр, корр, корр где-то вдалеке. Эйкин ни в какие темные силы не верит, Эйкин седлает черного Дьябло, едет в Норич. Болтает с лавочниками, кокетничает с торговками, пытается что-то выведать, не может. Мимо едет мистер Бейнс, одергивает пару вороных, окликает Эйкина, приглашает на чашечку кофе, а Эйкин и рад-радехонек, вот сейчас все и разведает. У мистера Бейнса дом большой, и сараюшка, а в сараюшке рычит кто-то. Эйкин осторожно спрашивает, а вот если вдруг не дай-то Боже с Аглаей случится что-то, кому Фергюссон-холл отойдет. Мистер Бейнс думает, хмурится, наконец, кивает – а-а-а, так тете Фрог все отойдет, она же фергюссонова родственница получается. Гость пробует пирог, обжигает горло, мда-а-а, что-то переборщили с перцем…

Эйкин думает наведаться к тете Фрог, заодно осторожно спрашивает, можно ли посмотреть, кто там рычит в сараюшке. А, да конечно, это Сатан рычит. Эйкин смотрит, здоровенный Сатан, ростом с теленка, с цепи рвется, рычит басом. А цепочка р-раз – и треснула, была, и нету, вот уже Сатан на Эйкина несется, на землю валит, вылизывает, и мистер Бейнс хлопочет, фу, Сатан, фу, вы извините, он у нас первый день, вот, сегодня на ярмарке купил, я уж и не знаю, чего с ним делать… Мистер Бейнс бросает Сатану целого курчонка, Сатан за курчонком бежит, вот так, уже пятого за утро слопал. Хозяин провожает гостя, осторожно спрашивает, а вы, Эйкин, откуда такой будете, из столицы? С луны, отвечает Эйкин. А если серьезно? А серьезно с луны. Так говорит Эйкин. И идет дальше, к дому тети Фрог, насвистывает – жил человечек на Луне, на Луне, на Луне, жил человечек на Луне, его звали Эйкин Драм…

А у дома тети Фрог полиция стоит, а тетю Фрог сегодня ночью зверюга какая-то насмерть загрызла. Вот так вот вышла тетя Фрог ночью во двор, а зверюга на неё и набросилась. Не-ет, что вы, Сатан-то тут при чем, его утром уже в городок на ярмарку привезли… Эйкин спохватывается, спрашивает, а чего это тетя Фрог во двор ночью выходила. Так ей же молодой викарий свидание назначил, вы что, не знаете? Эйкин хочет поговорить с викарием, его тут же одергивают, так викарию тоже досталось, в госпитале лежит, бредит, говорит, сам дьявол ворвался во двор…

Вечереет. Эйкин спешит домой, надо спешить, надо успеть до темноты, нельзя оставлять Аглаю одну. Аглае страшно, Эйкин это знает – Аглае страшно, даром, что она виду не подает, сидит за чайным столиком, спрашивает Эйкина, а он откуда, Эйкин, такой будет? С Луны, отвечает Эйкин. А если серьезно, спрашивает Аглая. И я серьезно, отвечает Эйкин, и берет себе еще булочек с шоколадом, вот такой Эйкин, кожа да кости, а берет себе еще булочек с шоколадом. Это вчера было, а сегодня Эйкин спешит домой сквозь длинные тени от деревьев, тени все длиннее и тусклее, солнце уходит, вот уже луна выплыла из пустоты, большая, круглая, смотрит единственным глазом.

Эйкин подгоняет Дьябло, Дьябло фыркает, грызет уздечку, боится. Что-то завывает там, в темноте, ближе, ближе, ближе, вот черт… нет, черта лучше не поминать. Вот так, сколько жил Эйкин, столько во всякую чертовщину не верил, а тут нате вам, уже и черта поминать боится. Эйкин спешит, Эйкин торопится, нахлестывает коня, конь не слушается, конь встает на дыбы, визжит – отчаянно, жалобно. Что-то темное вырывается из кустов, валится на Эйкина, впивается клыками в горло коня, кольт, кольт, где он, этот кольт, нет его, потерял, бежать, бежать, бежать, огни Фергюссон-холла совсем рядом, видна лампа в окне, что-то огромное, горячее, смрадное наваливается из темноты, Эйкин отбивается…