— Мне кажется эта кровь, что ты принес мне, самая вкусная за все века моего существования!

— Это потому, что ты долго не ел, — снисходительно усмехнулся Луи. — Кожа восстанавливается, тебе и правда лучше.

— Да, только… — Лестат облизнул окровавленные губы, но Луи досказал за него:

— Только мало? Понимаю, эта доза только раззадорила! Я оставил тебе еще, так как не голоден. Думаю, почувствую его к следующей ночи.

— Ты ел сегодня?

— Нет. Уже второй день.

— Ты всегда отличался сдержанным аппетитом.

— Вообще-то это только в последние недели…

Лестат впился в лицо пристальным взглядом, в котором читался вопрос, он хотел спросить, почему, но не стал.

— Ты хоть не перешел на крыс и голубей снова? — Что удивительно, в тоне не тени иронии или сарказма.

— Нет. Я давненько уже не хлипкий вампир.

Маркиз тут же вспомнил свои слова, брошенные в лицо другу, когда тот только съел пуделей старой графини, вместо того, чтобы съесть ее, и тихо сказал:

— А я давненько не считаю тебя хлипким вампиром. Что ты делаешь?

— Я хочу вымыть тебе голову. Твои золотистые кудри превратились в черт знает что.

— Я вроде это сделал, — вампир взял одну из мокрых прядей и нахмурился. — Я мыл…

— Что-то не видно, — Луи незаметно улыбнулся, пока Лестат рассматривал свои волосы.

— Ну ладно, сейчас еще раз…

— Ты собрался помыть этой пеной?

— Да, а что?

— Она не совсем подходит. — Луи достал из шкафчика бутылочку. — Вот это подойдет гораздо лучше.

— Хорошо, давай сюда, я сам смогу!

— Сиди ты уже…

— Луи, не носись сейчас со мной как с дитем! — протестовал Лестат, но как-то не очень яро. — Мне стало гораздо лучше.

— Мне уйти? — Решительно спросил Луи.

— Н-нет…

— Ну вот тогда сиди и не чирикай, — строгим тоном, но Лестат чувствовал в голосе улыбку. Луи уже присел на корточки за его спиной и открыл бутылку шампуня.

— Тоже мне, раскомандовался, — скорее для вида буркнул Лестат и блаженно улыбнулся, когда пальцы коснулись его волос. Он начинал чувствовать не просто довольство, ему не просто было хорошо. Лестат начинал ощущать чувство, похожее на счастье, которое робко и несмело стало заползать под кожу.

У него появилась надежда.

***

Он готов был заурчать как гигантская кошка от прикосновений — пальцы нежно втирали шампунь и массировали голову. Лестат сжимал краешек ванны, стараясь и правда не заурчать в голос. Он даже закусил губу…

— Расслабляет, по-моему, не пена, а твои пальцы, — выронил он.

— Хм…

И вновь Лестат даже спиной уловил, как дьявольски притягательные губы чуток растянуты в полуулыбке.

— Теперь сполоснуть и готово.

Когда все было закончено, Луи протянул ему халат.

— Вставай, — он распахнул его, — я не смотрю.

— Кто-то обещал отвернуться…

— Ах, да! — Луи комически стал таращиться в потолок.

Лестат всунул руки в рукава и запахнулся. Развернулся, и их лица оказались в паре сантиметров друг от друга. Подумав, Луи коснулся влажных прядей, так приятно теперь пахнущих лавандой. Уголки губ лишь слегка приподняты, но глаза смотрят серьезно и с долей нежности.

Лестат прочел ее, эту нежность в самых глубинах ярких вампирских глаз и решился коснуться его щеки — робко, несмело. И вновь внутри Луи стало расти это желание — подчинить, завладеть… Ему словно стало мало, что он уже итак давно владел сердцем Лестата.

— Идем, — почти шепотом, — кровь в бокале еще не совсем остыла.

— Я сейчас выпью какую угодно, — заверил его вампир с благодарностью, и они вышли из ванны. Луи придерживал его за локоть. — Ммм… девушка… молода и привлекательна. Была.

— Я заметил, что она обычно в это время возвращается из клуба, поэтому и пошел, пока ты был в ванной, чтобы перехватить ее в коридоре.

Лестат взял еще один бокал, который был наполнен из надкушенного запястья и борясь с желанием сразу опрокинуть его в саднящее от жажды горло, стал медленно делать глоток за глотком, дабы растянуть удовольствие. Выйти на охоту он пока не мог — слишком слаб, даже после крови Луи и этой смертной, одетой в неприлично-короткую юбчонку. Лестат опустился в кресло и стал смотреть на мертвое тело, не выпуская бокал из рук. Луи сел напротив него, положил ногу за ногу и скрестив руки на груди, принял весьма расслабленную позу.

— Ведь ты хотел бы поговорить, я полагаю, — прозвучал уже менее глухой и хриплый тон Лестата.

— О чем поговорить?

— О нас.

— Да. А тебе нет?

— Я не против.

— И к чему может привезти этот разговор?

— Понятия не имею, — прошептал Лестат. — Признаюсь, мне страшно его начинать.

Луи молчал с минуту, затем проговорил:

— Мне тоже. Но его нужно начать, Лестат. Только я хочу отдохнуть. Перед рассветом глаза слипаются…

— Да, ты выглядишь уставшим…

— Да? Может быть…

— Почему? — еле слышно, Лестат опустил глаза в полупустой бокал, длинные ресницы подрагивали. — Из-за чего или кого?

— Не знаю, — протяжным тоном, — может как раз из-за того, кто сидит передо мной.

Губы маркиза дрогнули в млеющей улыбке.

— Я быстро вынесу труп и будем ложиться спать. Вот-вот начнется светать.

— Я помогу, — Лестат встал, но сделав несколько шагов, пошатнулся. — Сейчас, — осушив бокал, он облокотился о столик, — сейчас я приду в себя…

Луи наблюдал, как замедлены реакции вампира, вид стал гораздо лучше, кожа ровнее и светлее, но до идеального состояния ему еще было далеко. Луи вспомнил, как они с Клодией услышали звуки рояля в гостиной и пришли в ужас. За колыхающейся занавеской сидел тот, с которым, как они думали, покончили навсегда, и которого Луи вспоминал каждый день.

Каждый проклятый день его жизни.

И вот сейчас он уже выглядел лучше, чем тогда за роялем, но был слабее. Луи чувствовал — он не притворялся, не играл. Он действительно колоссально ослаб, сейчас бы Луи легко справился с ним, но даже задуматься не мог об этом. Сама мысль приводила его в ужас.

— Что тут помогать? Три минуты и я уже тут, а ты меня лишь задержишь. Отдыхай.

Когда Луи вернулся, первый вопрос, что встретил его, звучал так:

— А где гробы?

— Я не сплю более в гробах.

— Как это? А где?

— Постель, Лестат, — с насмешкой смотря на озадаченного вампира. — О, твои волосы гораздо лучше выглядят!

— А как же солнечный свет? Вон уже небо светлеет!

— Да, и пора ложиться.

— Так, а как же…

Луи подошел к окнам и плотно зашторил длинные тяжелые шторы. Затем прошел в другую комнату и сделал тоже самое со словами:

— Ну что, так пойдет? Я не сгорел, и ты не должен, — усмешка. — Вообще, если честно, не понимал этой странноватой традиции насчет гробов, если можно найти плотные шторы или помещение, не пропускающее свет. Да и неудобно в них.

Маркиз молча слушал его с озадаченным выражением.

— Ну что, где будешь?

— Что где буду? — эхом повторил Лестат, все еще переваривая, что не обязательно, оказывается, спать днем в гробах.

— Спать, Лестат!

— А где бы ты хотел, чтобы я спал?

— Можешь со мной. Можешь в той комнате. Как тебе удобней.

Луи пришлось слушать нерешительное молчание Лестата.

— Я лягу в другой. Нам, я думаю, так будет комфортней.

Де Пон дю Лак кивнул в сторону комнаты и собирался уже поддержать Лестата, но услышал:

— Не надо. Я уже сам могу, — и слегка пошатываясь, пошел за Луи.

— Свежие простыни. Смотри, современная мужская пижама, — улыбаясь самыми уголками губ, Луи выудил ее из шкафа и бросил на кровать. — Накинь.

— Слишком по-человечески… кровать… одеяло… пижама… шторы!

— Ну можешь спать голым, как хочешь, — повел плечами мужчина. — Спокойных снов, Лестат, — с этими словами Луи закрыл за ним дверь, оставив маркиза одного.

***

Мужчина, раздеваясь, слушал с улыбкой на губах звуки за дверью. Острым слухом он уловил, что Лестат через некоторое время переоделся, потом, видимо, взирал на себя в зеркало и Луи мог отдать руку на отсечение, что тому сильно не нравился его внешний вид в пижаме, затем послышалось недовольное ворчание. Еле слышно скрипнули пружины кровати. Луи был уверен, что мужчина в соседней комнате лег головой к окну и смотрел на темно-коричневые шторы, словно боясь, что они вот-вот распахнутся и его сожжет утреннее солнце. Он был уверен в этом, но не был уверен, что скоро дверь в его спальню откроется.