Хельга Генриховна, так же пожелала всем приятного аппетита, но прежде чем начать чаепитие, отсчитала шесть штучек миндальных орешков и положила их себе на блюдце. И лишь затем, выполнив эту, по всей видимости, такую привычную для нее манипуляцию, она отпила глоточек чая из кружки. Заметив на себе любопытный взгляд сотрудницы уголовного розыска, старушка все-таки решила проявить благосклонность и пояснительно произнесла вслух.

– Миндаль очень полезен. Особенно в моем возрасте… Он служит хорошим средством профилактики онкологических заболеваний. А Вам, если не секрет, сколько уже лет? – задала она прямой вопрос Киряк.

– Тридцать два, – ответила капитан милиции, хотя ей вот-вот уже должно было исполниться тридцать три.

– Детей нет?

– Нет, – уже несколько удивленно произнесла молодая женщина.

– Ну, тогда угощайтесь. И Вам уже пора начинать, – категорично заявила Петерсон и съела еще один миндальный орешек.

Не зная, что и сказать в ответ, Киряк послушно взяла из вазочки небольшой орешек и положила его в рот, а затем, осторожно разжевав, запила свежезаваренным чаем.

Чай оказался просто восхитительным.

Олеся Сергеевна пила этот вкуснейший чай вприкуску с пирогом и так увлеклась, настолько вкусным было предложенное угощение, что никак не могла начать служебный разговор на интересующую тему.

Неожиданно, впервой начала беседу молодая девушка.

– Олеся Сергеевна? Я правильно запомнила Ваше имя? – уточнила она у Киряк и, получив утвердительный ответ, продолжила. – Я догадываюсь, о чем Вы сейчас наверняка думаете. Предполагаете, кто бы мог убить Никитина. И вероятнее всего считаете, что это из ревности мог сделать мой жених Егоров. Но это не так. Артем учится вместе со мной в медицинском институте на четвертом курсе, и он в жизни не может никого обидеть. Он избрал себе самую гуманную в мире профессию – врач. Если бы Вы его хорошо знали, то никогда бы не смогли на него подумать. Он очень добрый и хороший человек, – закончила свое вступление девушка, но не получив от милиционера обратной связи, продолжила.

– Как Вы уже знаете, убитый Никитин чуть больше месяца тому назад жестоко избил Артема, после чего стал угрожать и мне. Геннадий говорил, что если я вновь стану встречаться с Егоровым, то в таком случае он его убьет, а труп моего жениха никто и никогда не сможет найти. Только Артем его не испугался, и мы все равно продолжаем встречаться. А еще, мы собираемся вскоре пожениться… Дело в том, что у нас будет ребенок, – произнеся эти слова, Лена смутилась и, покосив глаза в сторону бабушки, с немного виноватым выражением лица замолчала.

Олеся Сергеевна, выслушав рассказ девушки, на этом моменте со всей очевидностью поняла, что пора и ей вступать в беседу.

– Елена, на самом деле, я пока что еще никого не подозреваю. Мы с Вашим местным участковым лишь только проводили поквартирный обход и не более того, но раз мы уже коснулись этой темы, то тогда, позвольте, я начну задавать Вам интересующие меня вопросы. Первое, что мне хотелось бы узнать – это то, приходил ли к Вам вчера вечером домой Артем или может быть кто-то еще из Ваших родственников или знакомых?

– Олеся Сергеевна, я сразу хочу обратить Ваше внимание на то, что Артем вчера к нам в гости не приходил. Да он и не мог это сделать, чисто, физически. Один раз в неделю Егоров подрабатывает медбратом на скорой помощи, а вчера у него как раз было плановое дежурство, – поспешно заявила Елена. – А что касается других вчерашних гостей, могу сказать следующее… Вчера вечером к нам приходил папа Артема, Егоров Сергей Николаевич и его родной дед, Рудольф Яковлевич Ланге. Они хотели собраться все вместе и поговорить с бабушкой о нашем с Артемом будущем, а заодно и обсудить будущую свадьбу. Отец Артема ушел довольно рано – он куда-то спешил, а вот дед побыл в гостях намного дольше, попил чайку и ушел уже после девяти часов вечера. Да… я совсем забыла, вчера вечером к нам в гости заходил еще один старинный знакомый моей бабушки, ее бывший коллега по кафедре, а ныне заведующий кафедрой нормальной физиологии, Дмитрий Иванович Разин. Он сейчас как раз пишет очередную статью в медицинский журнал и довольно часто к ней приходит консультироваться по разным вопросам. Но именно вчера он заходил поздравить ее с Днем рождения. Ой, извините, я совсем забыла, как следует представить мою бабушку… Это сейчас она на пенсии и живет вместе со мной, а в прошлом – она бывший доцент кафедры нормальной физиологии нашего местного медицинского института, кандидат медицинских наук. У бабушки десятки научных статей и есть даже две написанные монографии по нейрофизиологии. В свое время она была довольно известна в определенных узких медицинских кругах… Благодаря ее примеру я также поступила в медицинский институт, – гордо объявила всем Елена.

Судя по всему, слова внучки не произвели на Хельгу Генриховну никакого большого впечатления. Она лишь слегка улыбнулась, словно считая этот факт как само собой разумеющийся и, молча, продолжила пить чай.

Тогда к старушке решила обратиться Олеся Сергеевна.

– А может быть Вы, Хельга Генриховна, видели или слышали что-либо подозрительное вчера вечером?

Петерсон оторвала взгляд от чашки с чаем и, уперев свой волевой, при этом вовсе не старческий взгляд в молодую женщину, внимательно «просканировала», сидящую напротив сотрудницу уголовного розыска. Видимо, получив от осмотра какую-то ценную для себя информацию, Хельга Генриховна неожиданно доброжелательным и мягким голосом произнесла:

– К сожалению, я ничем не могу Вам помочь, – после чего добавила. – Наверняка, будет лучше у дружков этого бандита спросить. Они Вам скорее подскажут, кто и за что, мог убить, эту сволочь.

Получив столь неожиданный ответ, однако, не желая прерывать беседу и все еще надеясь подробнее узнать об отношениях убитого и ее внучки, Киряк решила задать пожилому медику вопрос на более близкую той, медицинскую тему.

– Хельга Генриховна, а как давно Вы употребляете миндаль? – поинтересовалась Киряк.

Петерсон вновь «просканировала» капитана милиции и с едва заметной ноткой раздражением в голосе произнесла.

– Уже полгода… по шесть штучек три раза в день.

После чего, демонстративно поднявшись из-за стола и поблагодарив внучку за вкусный чай, старуха неспешно вышла из кухни, по всей видимости, направившись отдыхать к себе в комнату.

Едва Петерсон вышла за дверь, Елена с волнением в голосе обратилась к капитану Киряк.

– Вы, если что не, обижайтесь на бабушку… она очень хороший и добрый человек – характер вот только у нее слишком твердый. Она у меня родом из Риги, родилась прямо накануне революции, буквально за день до нее. Ей уже стукнуло семьдесят шесть лет, а вчера у нее был День рождения. Но она его праздновать не любит, говорит, что он ей напоминает о революции… Но, давайте я Вам все расскажу по порядку. Так вот, ее отец, а мой прадед, был довольно известным в Риге врачом, а после революции, когда в 1919 году был основан Латвийский университет, то он там довольно долгое время возглавлял кафедру нормальной анатомии. Да что там говорить… даже мой прапрадед по бабушкиной линии Вильгельм, так и тот был известным, правда, уже в Германии медицинским научным деятелем. В моей родословной со стороны бабушки практически одни врачи. Сейчас я Вам покажу… – произнесла девушка, вскочила из-за стола и, быстро сбегав куда-то, через минуту вернулась назад со старым журналом в руках.

Это был старейший советский медицинский журнал «Советская медицина», второй номер за 1937 год. Раскрыв его на нужной странице, Елена показала статью, под которой стояло авторство – Генрих Янисович Петерсонс.

– Так вот, мой прадед Генрих Янисович был очень деятельным человеком, – продолжила она свой рассказ, – но при этом он абсолютно не разделял националистических взглядов среди латышей. И когда в 1934 году в Латвии произошел государственный переворот, а власть в свои руки захватил прогерманский диктатор Карлис Ульманис, то прадед с прабабкой в знак протеста, ровно через два года после этого, не выдержав принципов навязываемых новой властью, вместе с детьми навсегда покинули Ригу. Молодой Хельге тогда шел только девятнадцатый год, и она училась на втором курсе медицинского факультета. Однако в Советском Союзе, куда они переехали жить на постоянной основе, судьба им не благоволила. Буквально через год прадеда оговорили и репрессировали, а затем расстреляли как врага народа, а прабабку как вражескую пособницу сослали в лагеря на десять лет без права переписки. Там она и умерла. Младшие дети оказались в детдоме, а Хельгу как дочь врага народа исключили с третьего курса медицинского института, лишили московской прописки и выслали из столицы. Войну бабушка встретила уже в нашей области, где в одном из районных центров она работала простой рабочей на кирпичном заводе. Перед самой оккупацией ей чудом удалось эвакуироваться в глубокий тыл. Потому как если бы она оказалась в немецкой оккупации, то наверняка бы погибла, так как незадолго до прихода немцев в их поселок, она получила серьезнейший перелом правой ноги со смещением. Этот старый и неправильно сросшийся перелом после мучил всю жизнь… Вы же видели, что она ходит с костылем? Так вот, сколько я себя помню, она никогда с ним не расставалась. После того, как осложненный перелом все-таки сросся, бабушка много раз просилась на фронт, но ее так и не взяли, лишь разрешив работать медсестрой в местной оренбургской больнице, где она на тот момент проживала в эвакуации. А когда война закончилась, то ей каким-то чудом удалось повторно поступить в медицинский институт, и уже после того, как она его окончила и отработала много лет участковым терапевтом, ей удалось попасть на должность ассистента кафедры нормальной физиологии, где собственно она и проработала всю свою жизнь. Вот такая была непростая судьба у бабушки.