Серсее не то, чтобы это понравилось, но она решила, что мать права. Кроме того, у неё наконец-то было несколько дней спокойной жизни ― двор притих в ожидание новой грозы, Екатерина планировала свои темные дела в обустроенных покоях-темнице, Баш и Мария занимались чем-то своим, очевидно, готовясь к тому, что Генрих поручил им, а именно ― Себастьян должен был принимать крестьян с прощениями и решать их ссоры. Франциск же оставался в замке, но странно притих, и граф Гуга через Камилу передал принцессе Серсее, что все решения бастарда так или иначе контролируются дофином.
Граф Гуга был самым верным сподвижником королевской семьи, и в его интересах было, чтобы трон занял законный сын короля Генриха, а не какой-то бастард. Серсея ему не очень доверяла, её пугала его фанатичная религиозность, чем она и поделилась с Франциском. Брат отреагировал неоднозначно ― он был задумчив и как-то тих в последний раз, когда навещал её, на вопросы отвечал невпопад, только как-то сильно тревожился за неё. Под середину их разговора Серсея не выдержала и потребовала сказать ей правду. Франциск не стал долго ломаться, и, приблизившись к ней максимально близко, в нескольких словах сообщил, что нашел какую-то связь между Башем и еретиками из леса, и что это может помочь.
Больше Серсея ничего не спрашивала, лишь попросила брата быть осторожнее. Через пару дней дофин куда-то уехал, бегло попрощавшись с сестрой, но в этот раз Серсея не стала его удерживать. Конечно, Франциск должен был и сам бороться за свой трон, а не только полагаться на коварных мать и сестру.
Но на этом неожиданные повороты судьбы не заканчивались. Спустя неделю после отъезда Генриха в Рим, на пороге комнаты принцессы очутился тот, кого она меньше всего ожидала увидеть.
― Миледи, ― Камила склонилась в легком поклоне. ― К вам Габриель.
Судя по слегка скривившемуся лицу, фрейлине не нравилось, что в личные покои её госпожи приходят люди вроде него ― Габриель Монморанси, который, казалось, только вчера помог украсть принцессу. Но Серсее до мнения фрейлины не было дело. Она бегло осмотрела себя ― белое платье с широкими, развивающимися рукавами, и тёмно-голубым узором. Волосы были собраны на затылке в косы, спускаясь вниз волнистым хвостом.
Однако принимать его здесь не было ни малейшего желания. Ей рекомендовали больше отдыхать, но не могла же она лежать вечно, верно.
― Отведи его в мою старую комнату, ― наконец приказала принцесса. Её она теперь использовала как рабочий кабинет. Да, это был хороший выбор.
Когда она пришла туда, Габриель уже был на месте, рассматривая гобелены на стенах. На её появление он изящно поклонился.
―Здравствуй, Габриель, ― спокойно произнесла принцесса. Взгляд юноши зацепился за её слегка выпирающий живот, но он не позволил себе задержать внимание на нем больше, чем положено.
― Ваша Светлость, ― вежливо ответил Габриель. ― У меня для Вас… неоднозначные вести, ― он как-то запнулся, заставляя Серсею напрячься.
― Я слушаю.
― Диана де Пуатье… ― Серсея скривилась; вспоминать про стерву-мать она совсем не хотела, но не то, чтобы у неё был выбор теперь. В последний раз она слышала о ней, когда Габриель докладывал о том, что бывшая королевская фаворитка изуродована и изрезана, и с тех пор старая стерва сидела в своём замке, никуда не высовываясь, зализывая раны. ― Её раны загноились и воспалились. Её быстро подкосило заражение крови. Она скончалась вчера ночью, ― ошарашил наёмник.
Серсея прислушалась к себе, стараясь найти хоть нечто, похожее на жалость в своём сердце, но… но ничего не было. Внутри шевельнулась мстительная радость, но теперь смерть Дианы де Пуатье не было тем, чего она желала больше всего. Конечно, чувство сведения старых счетов было приятным, но если бы Серсея знала, то хотя бы передала фаворитке короля письмо ― чтобы та знала, кто на самом деле принёс ей смерть.
— Значит, старая ведьма отошла. Королю об этом известно?
― Гонцы только приехали, ― сообщил он. ― Новость о том, что король в Риме до них не дошла, ― губы юноши украсила змеиная усмешка, и Серсея усмехнулась тоже.
С другой стороны ― и приятный бонус к нынешнему положению дел тоже был. Диана, в отличие от Себастьяна, была более подкованной в дворовых делах, теперь же, без поддержки умной ― Серсея не покривила душой, называя так Диану, не будь эта сука хитрой, умной и изворотливой, не продержалась бы так долго при дворе ― матери, без её наставлений и её людей, долго ли проживет бастард?
И её смерть так же увеличивает влияние королевы Екатерины Медичи. Диана была умна и искренне заинтересована в политике. После смерти мужа самостоятельно вела огромное хозяйство, разбиралась в финансах. Знала, как приободрить и поддержать мужчину. Важные вопросы король без неё не решал.
Никогда в мировой истории любовница короля не имела такого контроля над делами государства, как Диана де Пуатье. Её статус признавали иностранные монархи и Папа Римский, вступившие в дипломатическую переписку с фавориткой. Она снимала и назначала министров, членов королевского совета, канцлера и премьер-министра.
А теперь все были обязаны прийти к единственной супруге короля Генриха, которой Екатерина до сих пор оставалась, несмотря на заточение. Помимо Екатерины, только Диана была с королём долгое время, только она могла рассчитывать на новый статус его жены, а теперь этого не было. И ответ Ватикана может измениться в связи с этим ― влияние Баша будет сильно уменьшено из-за отсутствия влиятельной матери.
Время Дианы закончилось самым жалким образом, и Серсея не жалела об этом. В памяти всплыли воспоминания событий, которые произошли, казалось, целую вечность назад ― казнь Франсуа де Монморанси и его людей. Она пришла на казнь в ярко-красном платье, в золоте, как символ того, что она не станет скорбеть по этим ублюдкам. Когда новость о смерти ведьмы де Пуатье облетит двор, не стоит ли выбрать яркое платье, которое подчеркивало её положение будущей матери, и корону, что она надевала в торжественные моменты? Пусть весь двор говорит о том, что королевская кобра убила свою мать, Серсея не станет скрывать своё торжество.
― Мои люди беспокоятся, ― неожиданно хмуро заявил Габриель. Серсея, мысленно ушедшая в расчет пользы и вреда смерти Дианы, отвлеклась, и недоуменно моргнула в ответ на реплику наёмника.
― Вы выполняли мой приказ. Если Генрих захочет ― пусть спросит с меня, ― обнадежила она.
― Они волнуются, что нечисто выполнили приказ, ― поправил он, и Серсея, недоуменно моргнув, громко рассмеялась. Это было поразительно ― бояться не того, что человек умер, не гнева короля, а только разочаровать её, Серсею. Поразительная верность.
― Кто же знал, что раны загноятся? Так даже лучше, ― кровожадная усмешка скользнула по её губам. ― Она больше не будет портить мне кровь.
― Если Вы довольны, то я откланяюсь. Хороших вам и быстрых родов.
― Ещё четыре с половиной месяца, ― растерянно поправила Серсея. Как всегда, упоминание её положения, слегка взволнованно будущую мать.
― И всё-таки, ― пожал плечами Габриель, поклонился и бесшумно покинул комнату.
Возвращаться в свои покои не хотелось. Спросив у слуг о местонахождение своего супруга, Серсея приказала фрейлинам привести комнату в порядок ― проветрить её хорошенько, сменить постельное белье, потому что принцессу уже жутко раздражало всё в комнате, ей казалось, будто вечная духота её убьет быстрее всего остального.
Сама же она наконец отправилась в то место, которое давно хотела посетить. Никто не посмел её остановить. Но Серсею снова ждал сюрприз ― в этот раз, не слишком приятный.
Надменный и визгливый голос Марии, королевы Шотландии, Серсея услышала уже на подходе к темнице. Королева Шотландии отдавала приказы, которые явно противоречили желаниям королевы Екатерины, и это внезапно всколыхнуло в Серсее волну азарта и тёмной радости. Наконец-то она могла хоть на ком-то оторваться за всё долгое время бездействия, и за всю ту ситуацию, в которой они оказались. И отыграться на той, кто всё это затеял, а теперь смела делать вид, что остаётся тут хозяйкой.