Она улыбнулась, соскользнула с кресла, в котором сидела, и приблизилась к супругу. Её мягкие губы коснулись его щеки, как вдруг прорицатель рванулся в сторону, как-то неловко, словно в горячке. Перехватив его взгляд, Серсея заметила, как быстро сжимались и расширялись его зрачки.

― Нострадамус? ― удивлённо позвала она, глядя на то, как муж тяжело дышит, опираясь на стол. ― Что с тобой? ― спрятав поглубже обиду, спросила принцесса. Прорицатель никогда не пренебрегал её прикосновениями, всегда с ответной нежностью отвечал на ласку жены, а тут прям отшатнулся. Очевидно, что не по своему желанию.

― Прости, ― прохрипел Нострадамус, с трудом пытаясь справиться с жаром и болью, охватившими тело. ― Прикоснувшись к тебе, внутри будто всё вспыхнуло…

― Да, я думала, по этой причине у нас есть ребенок… ― попыталась пошутить Серсея, и к её облегчению на лице мужа и вправду промелькнула измученная улыбка. Нострадамус протянул к ней руку, и она неуверенно прижалась в ответ. В конце концов кажется, что дело было в очередном видении ― Серсея два или три раза за всю жизнь видела, что иногда видения рождаются из-за прикосновения к чему-то или кому-то, и тогда прорицатель отскакивал от этого, словно предмет был раскалён до красна, а человек ― чумным.

Видимо, в этот раз всё произошло частично из-за неё.

― Я не про это, ― вздохнул он. ― Вспыхнуло как… как мой дар, внезапно, неожиданно. Как волна.

― Твой дар… связан со мной? ― непонимающе переспросила принцесса, доверчиво прижимаясь к боку супруга. Волнение всколыхнулось в груди ― такой реакции на себя она вовсе не хотела, да и с каких пор дар Нострадамуса связан с ней и её касаниями? Нострадамус говорил, что дар его был связан со смертью, родился, когда будущий прорицатель изнемогал от чумы, а потом ― сквозь болезненную лихорадку ― услышал глас, как он считал, глас Божий, который спрашивал: хочет ли он умереть сейчас и прийти в царствие небесное, или же остаться на земле, но нести бремя в виде дара провидения. Нострадамус выбрал второе ― он был молод и не хотел умирать.

Но причем тут Серсея, тем более только сейчас?

― Он крепчает рядом с тобой, ― наконец ответил мужчина.

Собственно, для самого прорицателя это было только вопросом времени, когда его дар завяжется на его супруге. Серсея была важной частью его жизни, его жена, его любимая ― она была самой жизнью. Он был невероятно счастлив сейчас, просто стоя рядом с ней, вдыхая знакомый аромат светлых волос, заскользив ладонями по её спине. При одном только взгляде на Серсею, Нострадамус немедленно вспомнил, как всего несколько часов назад она извивалась в его руках, как вскидывала бедра навстречу его требовательным ласкам, какой мягкой и полной была её грудь, какими душистыми волосы и каким горячим рот. Помимо того, что Нострадамус любил её, так же сильно он её желал, и это желание часто заглушало множество других чувств. Вполне естественно, что, почувствовав такую сильную привязанность, его дар связался именно с этими чувствами.

Серсея вздрогнула. Нострадамус как-то действительно упоминал, что во многом частота и сила видений зависят от его эмоционального состояния ― чем он слабее, подавленнее, то тем более уничижительнее виденья. То самое, о Франциске, он узрел после почти недельной лихорадки, когда королева Екатерина всерьёз опасалась, что мужчина умрет вот так вот, от болезни. А вот видения, связанные с Серсеей ― как он признался во время медового месяца ― связаны в основном со светлыми моментами его жизни. Это льстило.

Муж сетовал на то, что чаще всего видения бессистемны, хаотичны, весьма болезненные, но вдруг рядом с Серсеей это можно будет изменить? Холодная, прагматичная натура Медичи внутри Серсее порадовалась этому, но девушка затолкнула это куда подальше, обещая разобраться позже, и аккуратно прикоснулась к волосам мужа.

― И что ты видел? ― ненавязчиво спросила она, касаясь мягкими губами колючей щеки, давая понять, что в случае нежелания, Нострадамус может не отвечать. Она ― не Екатерина, не ради поддержки и дара она вышла замуж на прорицателя. Она его любила, и Нострадамус имел право ответить ей «нет», если посчитал бы это уместным. А он бы многое хотел скрыть от неё ― чтобы меньше волновалась, и Серсея почти осознано давала ему такую возможность. Конечно, она хотела знать так много, как только можно было, но если это что-то плохое, то пусть Нострадамус скажет это Екатерине или ― если это связано с самой Серсеей ― разберётся сам, если посчитает, что помочь принцессе можно и без её вмешательства.

Но Нострадамус напротив посмотрел на неё и вдруг уверенно произнёс:

― Ты нашла лазейку. В моём пророчестве, ты смогла найти какую-то лазейку, единственный выход, который угодит всем нам.

Серсея не сразу поняла, про какое конкретно пророчество и какую лазейку идёт речь, но потом картинка сложилась, и она аккуратно произнесла, не веря открывшемуся счастью:

― Я нашла способ избежать гибели Франциска от союза с Марией?

Её мягкие губы коснулись шеи, и Нострадамусу показалось, что она считает удары его сердца, отчетливо колотящегося в горле.

― И при этом сделать так, чтобы этот союз состоялся, ― твёрдо закончил прорицатель и, судя по тому, как довольно он усмехнулся, это действительно был хороший вариант. Мрачные исходы будущего были ему не по душе, а он увидел нечто, что ― судя по его словам ― устроит и королевскую семью, и спасёт Франциска.

***

Серсея продумала весь день о том, что сказал супруг. После обеда ей стало немного плохо, как и всегда, поэтому она легла в кровать. Нострадамус сделал ей чай с мятой и лимоном, но сам был вынужден уйти ― дела всё-таки не терпели отлагательств. Впрочем, сегодня Серсея была расстроена этим меньше, чем раньше: ей надо было спокойно всё обдумать, прийти к какому-то решению… Нострадамус сказал, что она нашла способ угодить и Екатерине, и Генриху ― то есть и спасти Франциска, и получить английский престол по средствам брака с шотландской королевой.

Мария, если подумать, была не в выгодном положении ― Баша могли убить в любой момент, не обязательно Екатерина или Серсея, аристократы, которые искали расположения королевы ― граф Гуга, например. Конечно, вряд ли убийство получилось таким же изящным, как у королевы или леди Нострдам, но дело было сделано бы, и тогда Марии пришлось бы вернуться к Франциску. А зная своего отца, Серсея была уверенна, что за подобную выходку он потребует компенсацию с Шотландии. Поэтому теперь Марии придется идти до конца. Но и Серсея не собиралась уступать.

Время двигалось уже к ужину, Серсея с лёгким сердцем приняла мысль о том, что не сегодня-завтра бастард-братец умрёт.

― Серсея! ― Франциск влетел в комнату, громко хлопнув дверью. Серсея подскочила в кровати и практически сразу увидела, как шок на лице Франциска сменяется сожалением. Опустив глаза, она поняла, почему ― её уже выросший живот был хорошо виден под этим платьем.

― Что такое, брат? ― твёрдо спросила она, накрывая живот, чтобы отвлечь внимание дофина.

― Мама.

Этого хватило. С помощью Франциска выпутавшись из кокона, принцесса первая понеслась к двери. Она шла широким шагом, Франциск за ней, и если бы внутри не клокотал страх от всего происходящего, Серсея наверняка расслышала бы его тихие бормотания о том, что в ее положение так бегать не стоит. Но она не слышала, полностью погружённая в свои размышления, и Франциск решил, что это к добру ― не стоило ещё и так портить Серсее настроение.

Стража у дверей главного зала послушно распахнула двери, и брат с сестрой решительно переступили

― Что это значит, отец?! ― яростно поинтересовались они оба, практически синхронно входя в главный зал.

Франциску и Серсее было по шесть лет, когда умер их дедушка, король Франциск I. Они мало его помнили ― большой, светловолосой мужчина, но кое-что оба они вынесли из общения с ним. Наверное, потому что родители часто напоминали об этом. Дедушка называл своих внуков маленькими львятами ― за пышные золотистые волосы, которые искрились на свету, за неугомонный характер и желание действовать вместе. Для него существовали только они ― маленькие львята, и совершенно точно не было бастарда. Он был бы разочарован тем, что сейчас происходит.