― Кажется, моя грудь… изменилась, ― рассеяно ответила Серсея. В любой другой ситуации подобные слова прозвучали бы пошло и вульгарно, но она произнесла их так, словно сообщала о своём самочувствии врачу во время традиционного осмотра.
Нострадамус бегло оглядел её. Конечно, для него не было удивлением такие изменения в теле жены, ведь девушка всё-таки была в положении ― он сам пользовался любой возможностью напомнить об этом самому себе, постоянно опуская руку на живот, в котором билась новая жизнь. Серсея так любила его мягкие поглаживания и моменты, наполненные теплом и лаской.
― Ты беременна, любовь моя, ― Нострадамус поцеловал её в макушку. Из-за её беременности ему приходилось быть максимально нежным и аккуратным, максимально чутким, чтобы не испортить ей настроение. ― Нет ничего страшного в том, что твоё тело меняется.
― Я не расстроена, ― усмехнулась Серсея. Принцессе нравилось, как он ведёт себя с ней. Его чрезмерная нежность воодушевляла, дарила крылья и желание летать. ― Я остаюсь такой же стройной, лишь мой живот растёт, излишне толстой себя не ощущаю. Просто это… странно, ― она погладила небольшой живот руками. ― До сих пор не могу принять это.
Нострадамус обнял её за талию, и Серсея довольно прикрыла глаза, ощущая себя как никогда на своём месте. Ей всегда нравилось, когда мужчина обнимал её так ― крепко, сильно, но при этом неизменно нежнее и бережно, помятуя о том, что в жене вовсю развивается новая жизнь. Их общая жизнь.
Было раннее утро. Нострадамус погладил жену по щеке, и Серсея довольно прикрыла глаза. Из-под приоткрытых глаз она заметила знакомое, не проходящее желание во взгляде Нострадамуса ― он смотрел на неё так всегда, и не важно, была она больна или здорова, стройна или отягощена своим интересным положением. Иногда Серсее казалось, что тот факт, что внутри неё находится их ребенок, только больше раззадоривает мужа.
Серсея схватила его за руки, прижимаясь ближе, потёрлась щекой о грудь мужа. Она прекрасно представила себе лёгкое замешательство на лице мужчины ― обычно большая часть соблазна в их семье оставалась на его совести. И он пользуется этим совершенно бессовестно. Кто бы мог подумать, что он даже такое невинное занятие, как перебор её платьев может превратить в прелюдию?
Она положила руку Нострадамуса себе на живот, снова привлекая внимание к самому главному.
― Совсем скоро я рожу тебе сына. Наследника, которого ты так ждал, ― она любила его, знала ― эту любовь не убить ничем.
Мягко, без напора, Нострадамус привлёк девушку к себе и осторожно накрыл её губы своими. Она ответила на поцелуй, знакомо обвила его шею руками, а оторвавшись на пару секунд, чуть слышно шепнула:
― Я хочу тебя.
В близости ей до сих пор нравились в основном ласки. Правда теперь к этому добавилось ещё приятное ощущение от незнакомой раньше наполненности. Как будто они с Нострадамусом действительно были двумя частями одного целого и, наконец, нашли способ воссоединиться.
Наверное, в такой ситуации устоял бы только святой. А Нострадамус был всего лишь простым смертным.
Оставшаяся одежда быстро отправилась на пол, в голове помутилось, и несколько минут спустя Серсея обнаружила, что они с Нострадамусом успели переместиться в кровать, а она сама буквально ползает по нему, водя губами по всему, до чего могла дотянуться. Плечи, грудь и живот прорицателя влажно блестели от поцелуев. Мужчина выглядел вполне довольным проснувшимся в ней вожделением и мягко придерживал волосы на её затылке, а потом вдруг резко усадил на себя, проявляя власть, которую так любила она. Серсея вскрикнула, принимая его в своё разгорячённое тело, замирая, но затем её накрыло волной невозможного удовольствия, заставив захлебнуться привычно громкими стонами.
Она поднималась вверх и вниз, двигая упругими и сильными бедрами так, как нравилось им обоим. Нострадамус под ней двигался навстречу, удовлетворенно закатывая глаза и крепко впиваясь пальцами в её бока. Серсея чувствовала, что в этот раз им потребуется совсем немного времени ―мышцы её живота уже сокращались в предвкушении, а плоть мужчины окончательно напряглась, оставалось лишь несколько движений. Руки мужа знакомо и привычно стиснули грудь жены, как часто бывало в похожие моменты.
― Серсея, ― прошептал Нострадамус и снова устроился между её ног.
― Тебе так нравится произносить моё имя? ― он толкался в неё снова и снова, а она никак не могла поверить в происходящее, инстинктивно двигая бедрами и выгибаясь. Этого просто не могло происходить. Дикое, животное удовлетворение захлестывало Серсею снова и снова.
― Теперь, когда я могу делать это свободно? Да.
Серсея давно уже не ощущала себя такой счастливой. Ей хватало от мужа драгоценностей и прочих дорогих подарков, они не слишком трогали её сердце – его трогало внимание к мыслям и чувствам, которые она давным-давно запрятала в себе.
***
После утреннего действия, настроение принцессы ощутимо потянулось вверх. В последнее время редко что могло радовать её, кроме общества супруга или братьев и сестер. Возможно, материнский инстинкт всё же был в ней, ведь во время беременности она стала тянуться к младшим детям королевской семьи больше, чем когда-либо.
Кроме того, сегодняшний день был ещё и хорош тем, что Нострадамус не ушёл в лазарет, как это происходило всегда, а остался с ней. Он сверял какие-то списки и счета, а Серсея сидела в кресле, не думая ни о чем конкретном, наслаждаясь редкой тишиной и обманчивым спокойствием.
― Ты хочешь мальчика или девочку? ― бездумно глядя в потолок, внезапно спросила она и погладила живот. На секунду принцесса почувствовала ту самую нежность, которой так не хватало в беременность ― как же приятно было любить своё дитя и как же трудно это ей давалось.
Нострадамус оторвал взгляд от исписанных его широким, но аккуратными, каллиграфическим почерком листов, и с мягкой улыбкой глянул на жену.
― Главное, чтобы был здоровым. И чтобы один из наших детей был светловолосым, как мама.
― Правда? ― рассмеялась Серсея. Волосы утром она собрала в аккуратные косы, переходящие в кудрявый хвост, поэтому золотые локоны, так обожаемые Нострадамусом, рассыпались по плечам. Это было безумно приятно слышать ― Генрих, к примеру, всегда ревностно относился к тому, что дети напоминают больше мать, нежели отца. Даже Серсею он ревновал к Екатерине, потому что принцесса-бастард была вылитой королевой, и вот гадай почему так.
Серсея с Нострадамусом были похожи, как день и ночь ― светловолосая и зеленоглазая принцесса, и темноволосый темноглазый прорицатель. В свою очередь, девушка почему-то свято верила в то, что первый ребенок ― какого бы пола он не был, хотя сама она почему-то всё больше думала о том, что родит сына ― будет похож на отца. Тёмные волосы, с такими же тёмными, почти гипнотизирующими глазами, а если действительно мальчик ― то, возможно, и ширину плеч возьмёт отцовскую. Возможно, как-нибудь потом у них будет девочка, похожая на мать, или даже сын ― стройный и худой, как она, но ловкий и быстрый, смертоносный, точно кинжал, а пока она явно видела мальчика, похожего на своего отца.
Нострадамус на её замечание несколько снисходительно улыбнулся. В самом наилучшем смысле ― ему вправду было всё равно, кто родится и как он будет выглядеть. Мальчик или девочка, светловолосый, точно солнце, или тёмный, как земная твердь ― здоровье ребенка и его матери было на первом месте. Серсея должна доносить ребенка в спокойствие, уюте и заботе весь оставшийся срок, а сам ребенок должен родиться здоровым и сильным. Конечно, последнее зависело от Нострадамуса не полностью, но пока он мог только уповать на то, что если мать будет счастлива и здорова, то и с ребенком всё будет хорошо. Пока, однако, всё шло совсем не так, как ему хотелось.
― Ты ангел, Серсея. Я хочу, чтобы наши дети были похожи на тебя.
Серсея всегда млела, когда Нострадамус ― в отличие от неё, никогда не стесняясь ― говорил о том, как она дорога для него. Прорицатель постоянно вторил, какова она в его глазах ― прекрасная и умная девушка, и как велика его любовь к ней. Серсея в свою очередь не всегда могла ему ответить тем же ― мужа она, без сомнения, любила, и хотела надеяться, что он знает об этом. Годами созданная выправка никуда не ушла, даже спустя почти пять месяцев брака ― Серсея всегда была скупа на эмоции, её родителей в детстве это задевало в абсолютно равной степени.
