― Ваша Светлость? ― в комнату постучала Камила. Конечно, верная фрейлина была оповещена о самочувствии своей госпожи. ― У вас всё хорошо? Быть может, вы чего-то хотите?
Серсея не хотела ничего. Лишь тишины и спокойствия. Подумать.
― Принеси мне одежду, ― приказала она, чтобы отослать фрейлину подальше и при этом быть уверенной, что позже она не придёт. Камила принесла платье, но Серсея отослала её, сказав, что оденется сама. У неё тут такой момент! Наверное, величайший в жизни.
Совершенно внезапно всё её тело вздрогнуло и девушка, закрыв лицо руками, расплакалась. Серсея не могла сказать, чем были вызваны слёзы, они просто катились из её глаз и катились, не прекращаясь, а сама принцесса попросту не могла справиться с собой.
Дурой Серсея не была, и отрицать очевидное не стала. Известие не стало удивительным, учитывая, насколько редко Нострадамус позволял ей уснуть без исполнения супружеского долга. Для неё не было секретом его обожание, его любовь к ней. Она была его женой, они проводила каждую ночь вместе, и каждую ночь он любил её так страстно, что стоило голове Серсеи коснуться подушки, она мгновенно отключалась.
Через час девушка успокоилась. Умылась, переоделась в светлое, голубое платье, расчесала волосы, убедилась, что лицо выглядит не слишком опухшим ― для полной уверенности она ещё полчаса посидела в комнате, уже не плача ― и вышла из комнаты. Отказавшись от помощи служанок, Серсея сама направилась на поиски своего мужа. Впрочем, где искать Нострадамуса, она знала лучше всех.
Конечно, он был там же, где и всегда, в лазарете, сосредоточенно что-то взвешивал и записывал. Серсея коротко постучалась и вошла, быстро оглянувшись по сторонам. К большому облегчению, супруг был один.
― Можно? ― с кокетливой улыбкой спросила принцесса. Лицо прорицателя привычно просветлело, улыбка украсила мужские губы, когда он увидел её.
― Конечно.
Серсея с удобством устроилась на стуле напротив мужа ― в тысячу раз осторожнее, чем обычно, следя за каждым движением.
― Мне не здоровилось сегодня, ― без предисловий начала она. ― Я упала в обморок на прогулке с Франциском.
Нострадамус закрыл глаза и шумно выдохнул через нос. От былой радости не осталось и следа, теперь он был хмур и сосредоточен.
― Как ты чувствуешь себя сейчас? Почему не сказала? ― голос его был чётким и собранным. Серсея поняла, что он злится, но ей было всё равно — это было лишь небольшой игрой, и вскоре Нострадамус испытает только одно чувство.
― Не хотела тебя тревожить. Но всё не так просто, ― Серсея задумчиво пропустила мягкую прядь своих волос между пальцами. ― Мне снятся сны. Реалистичные до жути. И очень выматывающие. Разные, и одновременно похожие. Потому что цветные. Очень яркие, совсем как в жизни. Обычно во сне я чувствую, что сплю. А здесь нет. И еще…. Я много сплю, у меня нет ни на что сил. Я думала это простое утомление и потрясение случившимся, но… Нет, ― она встала и приблизилась к мужу, внимательно взглянула в его глаза, и, хотя он наверняка понял, всё равно сказал это вслух. ― Я беременна, Нострадамус. Я жду нашего ребенка.
И замерла, даже дыхание затаила. Один удар сердца, другой…Нострадамус сгрёб её в объятия, одним движением притягивая вплотную, впечатывая в себя. Зарываясь лицом в её волосы и шумно втягивая носом воздух. Поёжившись от щекочущего ухо горячего дыхания, пустившего по телу сотню крохотных знакомых искр зарождающегося возбуждения, Серсея облегченно выдохнула, когда её муж произнес:
― Ты сказала, что я подарил тебе ветер, и предложила что-то взамен, а я отказался. Но ты, видимо, меня не послушала и решила наградить снова. Самым дорогим, что ты могла подарить мне.
Он бережно отстранил Серсею и, обвив руками, прижал к груди. И впервые за то время, что она знала о своем деликатном положении, Серсея улыбнулась. Широко и искренне. Нострадамус не выдержал ― подавшись вперёд, коснулся губами её губ. Жаркий поцелуй, даже немного настойчивый.
Серсея слышала его дыхание и своё сердце, что вот-вот было готово пробить грудную клетку.
Серсея снова плакала. Но в этот раз могла сказать почему ― от бесконечного счастья.
Мир перевернулся. Раньше на свете существовал только один человек, без которого Серсея не могла жить. Теперь их двое. Это не значит, что её любовь раскололась пополам и поделилась между ними, нет. Наоборот, сердце как будто стало вдвое больше, выросло, чтобы вместить и ту любовь, и эту. Наполнилось любовью до краев. Даже голова слегка закружилась.
Серсея никогда не представляла себя матерью, не ощущала материнских чувств. Дети Екатерины и Генриха вызывали в ней добрые, тёплые чувства, она их любила, но быть старшей сестрой и быть матерью самой ― разные вещи. Этот ребенок, её с Нострадамусом, совсем другое дело.
Он нужен Серсее как воздух. Это не выбор, это необходимость.
Наверное, у неё никудышное воображение. Она и представить не могла, как ей понравится замужем, пока не вышла замуж на самом деле. Так и с ребенком. Не могла представить, что захочет собственных детей, пока не оказалась перед фактом…
Рука её медленно скользнула по груди вверх, Серсея прикрыла глаза и, когда ладонь достигла щеки прорицателя, принцесса мягко поцеловала мужа в губы. Неспешно и очень невинно. Удивленный не меньше, чем она, Нострадамус не мог поверить в собственное счастье. Всю нежность она вложила в поцелуй, и он ответил тем же. Прижав рукой за талию ближе к себе, чтобы она никуда от него не делась, второй рукой провёл по спине между лопаток вверх, запуская её в шелковые пряди волос. Обычный невинный поцелуй стал более чувственным, когда она попыталась вдохнуть, приоткрыв ротик, а он аккуратно запустил язык внутрь.
Серсея повторяла за мужем все ласки. Её сердце буквально замирало от чувств, что расцветали внутри неё. Мягкий и нежный язык с лёгкостью сплетался с её. Нежность и трепет, с которым они целовались, парила невидимой дымкой, такой важной и неотъемлемой, как и любовь к ещё не рождённому ребенку Серсея прижималась к нему, потому что так подсказывало ей тело, ей хотелось быть как можно ближе к нему.
Настолько чувственным был поцелуй, что королю вскружило голову. Между ними проходил ток, пробуждающий желание.
― Я люблю тебя, ― сказал прорицатель, и Серсея улыбнулась, уткнувшись лицом ему в грудь. Она и не подозревала, что можно быть такой счастливой.
Сообщить родителям она смогла только утром, потому что весь вчерашний день провела с Нострадамусом. Муж не пожелал отпускать свою жену, и поскольку прорицатель пока был никому не нужен, то Серсея позволила себе запереться с ним наедине. Слуги ― пусть думают, что хотят, девушке было всё равно. Она была счастлива.
Окрылённая хорошими новостями, Серсея пребывала в хорошем настроении. Поэтому на вечер у неё были совершенно определённые планы. Она была счастлива и хотела поделиться этим счастьем, когда его тело аккуратно впечатывалось в её собственное. То, как его пальцы судорожно сжимались на её бедрах, словно навсегда оставляя на них следы, то, как его горячее дыхание на её шее вызывало в ней безудержное желание, и на несколько секунд у Серсеи мелькнула невероятная мысль ― этот ребенок определённо должен был быть сильным и счастливым, ведь был зачат в любви, настоящей любви.
Утром после завтрака она нашла короля и королеву в тронном зале. Судя по напряженным лицам, они опять сошлись в очередной словесной перепалке. В последнее время и так не самые лучшие отношений Генриха и Екатерины пошатнулись ещё сильнее. Стоящая перед Генрихом Екатерина, освещённая мягким светом, смело смотрела в сторону короля. Тишина стала осязаемой; казалось, сам воздух дрожит от напряжения.
― Ругаетесь? ― буднично спросила принцесса, подходя к родителям. Генрих метнул в неё гневный взгляд, и огонь его немного поутих. Он медленно повернулся к дочери, сложив руки в замок за спиной.
― Иди к себе, Серсея, ― строго произнёс он. Серсея с неким беспокойством посмотрела на своего отца-короля, отмечая, как чернеют от усталости его глаза, а меж бровей давно залегла и не хочет расправляться упрямая морщинка. ― Тебя это не касается, ― обманчиво-мягкий голос плавно обволакивал мрамор колонн, отражаясь от стен.
