― Нет, ― Серсея даже не дрогнула. ― Но я бы всё равно так сказала.

Дофин тяжело вздохнул. Только сейчас Франциск с раскаянием подумал о том, как, должно быть, тяжело ей пришлось в это время, в эти дни вынужденного, почти полного одиночества. Он совсем забыл о ней, холя и лелея свою ярость на Себастьяна и Марию. А Серсея всё это время молчаливой тенью следовала за ним, не говоря ни слова упрека, не требуя внимания. Он крепче обнял её, зарываясь в волосы, шумно вдыхая их запах. Серсея уютно свернулась калачиком, прикрыв глаза. Он нежно гладил её спину, оставляя лёгкие, почти невесомые поцелуи на волосах. Серсея блаженно зажмурилась, отдаваясь этой ласке, столь редкой от всегда по странному собранного брата.

― Серсея, я… я никому так не доверял, как тебе, ― внезапно сказал он. ― Мы родились вместе. Я всегда считал нас едва ли не единым целым, двумя частями одного. Не хочу верить, что ты бы сделала что-то, что навредило бы мне.

― Да, брат, ― без всяких сомнений согласилась она. Девушка погладила Франциска по волосам и по лицу, как маленького. ― Среди всех наших братьев и сестры, тебя я любила больше всего. Но Екатерину я любила больше всех. Ты никогда не окажешься на моём месте, потому что от тебя мать не отказывалась. Екатерина спасла меня. И я готова на всё ради неё. А она ― ради тебя. Я не могу навредить тебе, но спроси себя, скольким многим я готова перейти дорогу, чтобы спасти тебя.

Франциск ушёл от очередного прикосновения и теперь смотрел на сестру с неприкрытым ужасом в глазах. Серсея поджала губы и опустила голову. Двоякий подтекст в её словах он уловил ― если Серсея готова перегрызать глотки ради него, на что способна мать?

На многое, очевидно.

Франциск вздохнул, поднялся и, задорно улыбнувшись, протянул принцессе руку.

― Я сегодня, пожалуй, отдохну. Не составишь мне компанию?

Серсея улыбнулась и, элегантно вложив в руку дофина свою, поднялась на ноги. Она сделал было шаг вперед, чтобы пойти с братом, как вдруг внутри всё сжалось. Принцесса побледнела и не моргая уставилась на всё больше расплывающегося перед глазами Франциска.

― Серсея? ― озабоченно позвал брат.

Принцесса потрясла головой, стряхивая морок и отгоняя страх. Но вдруг она резко замерла, сражённая слабостью. Ей уже давно не здоровилось, слабость, раздражительность и сонливость стали её постоянными спутниками с тех пор, как она вернулась во дворец, и сейчас организм не выдержал нагрузки, и, лихорадочно втягивая носом воздух, Серсея плавно опустилась на землю, пока Франциск кинулся к ней на помощь, подхватывая под руки.

***

Принцесса очнулась в своих покоях и удивлённо осмотрелась по сторонам. Серсея не понимала, как оказалась там. Последним, что она помнила, была её прогулка по саду. Она разговаривала с Франциском, а потом они пошли гулять, но вместо сада, Серсея оказалась в своей спальне и совершенно не имела понятия, как это произошло.

Со стороны вежливо прокашлялись. Серсея приподнялась в постели, посмотрев на брата ― Франциск сидел в кресле рядом.

― Голова болит, ― пожаловалась она. ― Что произошло?

― Ты упала в обморок, но лекарь сказал, что с тобой всё хорошо, ― сообщил дофин. Он был как-то странно бледен, глаза его поблескивали, но его сестра решительно ничего не осознавала.

― Что со мной произошло? ― Серсея моргнула, не понимая, что имел в виду брат. Приступ тошноты снова подступил к горлу, и Серсея наклонилась вперед, надеясь избавиться от противного ощущения.

― Сначала подумали, что это простое переутомление. И неудивительно, ― Франциск замер, и ей показалось, что в его глазах мелькнула жалость и нечто похожее на сожаление.

― Понятно, ― пробормотала девушка, а потом вдруг вздрогнула. ― Подожди ― «сначала»? Это не так? Что со мной, Франциск?

― Догадайся сама, ― сказал дофин, отводя взгляд. Серсея по голосу слышала, что он еле-еле сдерживал смех и улыбку, но чем они могли быть вызваны девушка даже не подозревала, а потому только злилась.

― Я не собираюсь играть в загадки, братец, ― процедила она сквозь зубы. Девушка снова осмотрелась, в этот раз взглянув и на свои руки, как если бы они могли подсказать ей объяснение непонятного перемещения.

― Не злись, ― Франциск опустился на кровать и провёл ладонью по щеке сестры. ― Тебе вредно.

― Почему?.. ― только это слово она смогла выдавить из себя. В голове крутились десятки вопросов, миллионы сомнений, но все они так и не сорвались с её губ.

Но тут Серсея замолчала, замерла, раздумывая над его словами. Потом начала подсчитывать. Один раз. Другой. Заново. И застыла, поражённая. С ошарашенным лицом сидела на кровати, пока прохладная рука Франциска не легла ей на лоб. Серсея принялась пересчитывать. Подняв палец, чтобы Франциск не перебивал, принцесса шевелила губами, называя цифры. Потом попыталась сглотнуть. Не помогло.

— Яркие сны… — пресным голосом внезапно пробормотала Серсея. — Постоянная усталость. Вечное оцепенение. Еда как не в себя. Всё сходится. Я в положение. О, Боже, я беременна! ― вскрикнула она и тут же испуганно прикрыла рот ладонью. Как будто если сказать об этом слишком громко, то это окажется неправдой, миражом, иллюзией.

― Я поздравляю тебя, сестра, ― торжественно произнес Франциск и прикоснулся губами к её костяшкам. ― Я ещё никому не сказал, понимаю, что ты захочешь сама сообщить. Мужу. Родителям, ― Франциск встал и подал ей чашку. ― Чай с мёдом. Восстановить силы.

Он посидел рядом, поминутно целуя её в макушку, пока принцесса пила чай, а потом, ещё раз высказав поздравления, вышел. Серсея отослала служанок и молча сидела на кровати, согревая руки о тёплую чашку. Ребёнок. Она беременна.

Серсея приложила руки к животу. Франциск сказал, что повитуха определила почти три месяца ― немного больше или меньше. Девушка внезапно вспоминал, что когда приехала из медового месяца, обнаружила, что некоторые платья с трудом сходятся в талии. Она никому ничего не сказала, но Камила беззлобно подшучивала про то, что надо бы принцессе меньше есть любимые сладости, ведь «медовый» месяц уже прошёл.

Потом ― задержка. До сих пор всю жизнь всё было чётко, день в день. Серсея следила за этим и точно помнила, что Екатерина озаботилась этим вопросом перед свадьбой ― чтобы во время медового месяца дочь подольше не беспокоили женские дела. Так же Серсея хорошо помнила, что где-то за неделю до свадьбы мучалась от небольшой боли. Эти были особенно болезненными ― принцесса почти не вставала с постели, её мучили сильные боли, которые не утоляли никакие лекарства.

И во время первого месяца регулы были. Не сильные, без боли, но несколько дней она просидела в комнате, а Нострадамус отпаивал её чаем и кормил конфетами. А потом… Второй и третий месяц женские недомогания Серсею не мучали, но она на это благополучно не обратила внимание.

Потом ― усталость. Недостаток сна, утреннее недомогание — эти поводы как раз и могут быть причиной постоянного чувства усталости, вялости и разбитости, а вовсе не кипевший страстями французский двор.

Серсея аккуратно встала с кровати и, не почувствовав головокружение, подошла к зеркалу. Сняв одежду, она молча рассматривала себя в зеркало. Конечно, изменения были, и Серсея не понимала, как не заметила их раньше ― грудь стала немного больше, бедра мягче, волосы ярче… Даже небольшой выпирающий животик не испортил общей картины. Он был небольшим, но, когда Серсея приложила к нему руку, ощутила, какой он плотный. Принцесса никогда не отличалась особенной худобой, была стройной, но тощей ― никогда. Екатерина часто говорила, какая у неё прекрасная фигура, поэтому небольшой животик не так сильно выделялся.

Серсея повернулась туда-сюда, разглядывая живот под разными углами… Как будто, если найти правильный ракурс, он исчезнет. Провела по нему ладонью. Сердце заколотилось у самого горла, куда немедленно поднялась и тошнота. Губы приоткрылись, судорожно хватая воздух.

Лицо в зеркале уже не казалось ошеломленным, скорее, прислушивающимся. Серсея накинула халат, дошла до кровати и медленно опустилась на неё. Зажмурилась, пытаясь отвлечься от происходящего, но у неё всё никак не получалось.