Однако сейчас, глядя на ту, что спокойно устроилась в его руках и с интересом оглядывалась, он понимал, что это не важно. Если нужно, он готов быть терпеливым. Он уже предвкушал, как будет медленно, шаг за шагом, открывать ей все прелести близости, как сделает из неё прекрасную женщину, лучшую в мире любовницу. Которая будет принадлежать только ему. Он даже ощущал себя скульптором, эдаким Пигмалионом, у которого в руках сейчас была его Галатея. Остался один маленький штрих, и она станет совершенством.

Однако, заметив её плотно сжатые кулачки, и почти надрывное молчание, он понял, что действовать надо было иначе. Он взял её кулачки в ладони и нежно коснулся поцелуями побелевших от напряжения костяшек.

― Выпей вина, ― предложил мужчина, обходя жену и подходя к небольшому столику. ― Расслабься.

― Зачем? ― сорвался с сухих губ вопрос.

― Я не хочу причинить тебе боль, ― пояснил он. — Это поможет расслабиться.

На столике красовался хрустальный графин и пара стаканов. Вино. Что же, алкоголь ― хорошее средство для снятия напряжения. Усевшись поближе к мужу на кушетку, Серсея взяла предложенный ей стакан и отпила внушительный глоток, приложив все силы, чтобы не закашляться. Подождав, когда вино начнет действовать, Серсея подобрала под себя ноги и, слегка потянувшись, сделала ещё один глоток, полностью осушив стакан.

Нострадамус, поняв, чего добивается Серсея, забрал её стакан. Она была ещё трезвой, но глаза уже слегка помутнели. То, что надо. Повернув её лицо к себе, он припал к её губам в нежном, но таком жадном поцелуе. Серсея же, в свою очередь, подалась ближе. Её рука скользнула по щеке и обвила шею.

― Нет, ― внезапно возразила девушка, отстраняясь. Она поднялась, встала напротив Нострадамуса и посмотрела на него сверху-вниз. Со светлыми пушистыми волосами, в этой прекрасной белой ночной рубашке, символизирующую её невинность, с очаровательным лицом молодой женщины, она выглядела как дорогая фарфоровая кукла, как украшение, слишком дорогое и недосягаемое.

Даже теперь.

― Нет? ― сипло проговорил Нострадамус.

― Не здесь, ― сказала она и протянула ему руку, за которую мужчина сразу ухватился, поднимаясь, и снова становясь выше неё. ― На кровати, ― шепотом сказала Серсея и сделала шаг назад, потянув за собой мужа.

Нострадамус снова поцеловал её раньше, чем они оказались в постели, и в этот раз Серсея ответила со всей страстью, на которую была способна влюбленная женщина.

Его руки уже вовсю исследовали тело жены, и он не переставал удивляться, какая красавица ему досталась. Упругая грудь, тонкая талия, соблазнительная попка и длинные стройные ноги… Всё это принадлежит только ему. Он больше никому не позволит подойти к ней, коснуться её, поцеловать… Невольно начала закипать кровь, и он крепче сжал девушку в объятиях. Та лишь сильнее прильнула к нему, запустив руки в каштановые волосы и перебирая их пальцами.

Нострадамус толкнул жену на перину. Серсея тихо коротко рассмеялась, удобнее устраиваясь на незнакомой постели. Нострадамус ответил ей быстрой смазанной улыбкой. Ухватив подол юбки, он потянул его вверх и провёл кончиками пальцев по напряжённым белоснежным ногам. Прогнувшись в пояснице, она прижалась ближе к нему и забралась ладонями под его рубашку.

Запах мужа окончательно лишил Серсею рассудка, и она, сама толком не понимая, что делает, начала исследовать сперва его шею, потом проникла за воротник и принялась гладить и слегка царапать его плечи. Ей стало нестерпимо жарко. Внутри всё кипело, требуя ещё. Больше, ещё больше. Тело требовало всего, что Нострадамус мог дать ей, всего и даже больше. Поразившись силе своей страсти, Серсея слегка отстранилась и посмотрела в карие глаза мужа. В них плясал такой пожар, что на секунду ей показалось, что если она не отведет взгляд, то сгорит в нём без остатка.

Нострадамус потянулся стянуть с неё сорочку, Серсея, недолго думая, потянулась к пуговицам на его рубашке. Белоснежная узорчатая ткань платья плавно соскользнула с плеч, и Серсея привстала на локтях, чтобы окончательно избавиться от уже ненужного предмета собственного гардероба.

Нострадамус принялся покрывать поцелуями и лёгкими укусами её лицо, шею и плечи, незаметно развязывая тонкие завязки на нижнем платье, понемногу стягивая и его. Он знал, что Серсея не должна заметить того, что осталась практически обнаженной, иначе даже алкоголь не поможет ей справиться со смущением. Несмотря на то, что она больше не боялась и даже пыталась действовать самостоятельно, оставался риск, что она закроется от него, и он боялся сделать хоть одно неверное движение. Он умело ласкал её руками и губами, стирая последние границы и ограничения.

Серсея же, уже не в силах терпеть такие пытки, обняла Нострадамуса, притянув его к себе. Пальцы снова зарылись в волосы, и она перевернулась так, что оказалась лежащей на его груди. Руки прорицателя нетерпеливо путешествовали по её телу, но он понимал, что нужно дать ей освоиться и привыкнуть. Нижняя сорочка уже давно лежала на полу, и Серсея осталась только в нижнем белье. Белые кружева лишили мужчину остатков самообладания, и он, не слушая протестующих возгласов, перевернул Серсею на спину, оказавшись сверху.

Девушка, осознав, что он всё ещё одет, принялась стягивать с него рубашку, желая поскорее добраться до его тела. Алкоголь сделал своё дело, и она отбросила стыдливость и сомнения, делая всё, что подсказывало ей сердце. Рубашка не поддавалась, и это начало раздражать её. Поняв, что не так, Нострадамус сам быстро стянул верхнюю одежду, вызывая у Серсеи ещё один тихий, переливчатый смех. Жена же, в свою очередь, уже давно занималась его брюками. Здесь ей удалось справиться намного лучше, так что они с прорицателем сравняли счет.

Мужчина, заведя руки ей за спину, расшнуровал её бельё, и оно отправилось к остальным вещам на пол, однако их это уже не волновало. Нострадамус, лаская рукой одну грудь, припал к другой, дразня и доводя королевскую кобру до безумия. Она, не сдерживая стонов, выгибалась ему навстречу, неосознанно заводя мужа ещё больше. Он проложил дорожку поцелуев от груди к животу, лаская руками её плоть через тонкое кружево. Почувствовав, что дальше медлить не стоит, он без жалости сорвал с неё последний предмет одежды и избавился от того, что осталось на нем. Устроившись между её ног поудобнее, он заглянул в затуманенные страстью и алкоголем зеленые глаза.

― Сейчас будет немного больно. Потерпи, миледи.

Серсея кивнула и подалась навстречу. Нострадамус, сдерживаясь, как только мог, вошел в её тело, чувствуя, как её мышцы невольно сокращаются от незнакомых и неприятных ощущений. Лицо Серсеи исказила гримаса боли, и он остановился, давая ей передышку, чувствуя, как она понемногу расслабляется. Для верности подождав ещё пару секунд, он начал двигаться, осторожно и нежно, стараясь не причинять ещё больше неудобств.

Понемногу боль исчезла, и Серсея начала двигаться вместе с ним, подаваясь вперед. Страсть вернулась с ещё большей силой, заставляя обоих ускорять темп. Девушка чувствовала, как дышать становится труднее, жар становился всё более нестерпимым, собираясь где-то внизу живота. Ногти вцепились в спину мужчины, оставляя глубокие царапины. Из горла вырывались стоны, и Серсея закрыла глаза, предчувствуя приближение к развязке. Нострадамус, любуясь наслаждением на лице Серсеи, двигался всё быстрее и жестче, помогая ей вознестись на вершину блаженства.

Королевскую кобру захватил фейерверк эмоций и ощущений, и она, в экстазе выкрикнув имя прорицателя, выгнулась, отдавая себя до капли в руки любимого мужчины. Нострадамус, ещё на пару секунд задержавший её на пике, содрогнулся и излился прямо в содрогающееся от оргазма лоно. Руки дрожали, и он перекатился на спину, пытаясь отдышаться.

Серсея, повернувшись на бок, устроилась на плече мужа и прикрыла глаза, наслаждаясь спокойствием, охватившим тело и разум. Почувствовав поцелуй в висок, она счастливо улыбнулась и, открыв один глаз, посмотрела на мужчину. Глаза прикрыты, волосы в беспорядке ― такой Нострадамус ей нравился даже больше, чем сдержанный, спокойный и далекий прорицатель. Этот мужчина принадлежал только ей.