С чего бы сейчас фаворитке поднимать руку на принцессу?
― Зачем? ― сорвался с губ совершенно бессмысленный вопрос. Серсея посмотрела на Нострадамуса, который аккуратно поглаживал её по волосам, будто действительно ожидая, что он ей ответит.
― Потому что Вы будете женой, ― внезапно объяснил Нострадамус. ― Она всего лишь фаворитка, и насколько влиятельна не была бы ― всего лишь любовница, и её судьба в будущем будет зависеть от решения Франциска. Её власть мимолетна и зависит от постели короля. А Вы ― будете моей законной женой, счастливой и свободной женщиной. Вы будете женщиной, чья власть зависит от семьи Валуа, а не от Генриха. Вы так молоды, и уже обладаете всем, чего Диана не получит никогда.
― Никогда не думала об этом в таком ключе. Мне казалось, Диана просто поняла, какой бонус упустила, когда отказалась от меня.
Но Диана, разумеется, имела меньше, чем кто-либо при дворе. Да, король любил её, Генрих был к ней привязан, но Екатерина теперь была у власти больше, чем в самом начале своего брака с королем Франции, и теперь у неё был не один сын, а несколько ― будущее династии Валуа. Её дочь ― та, которую Диана ненавидела всем сердцем ― стала сильной и властной девушкой, которую безумно обожали и Генрих, и Екатерина, и вся семья Валуа.
А самое главное ― сама Диана теряла былое влияние и поддержку. Генрих уже отослал её из-за девчонки-фрейлины, но вернул, хоть и под предлогом строительства дома. Скоро Диана должна была потерять всё.
― И это тоже, ― согласился Нострадамус. Он уложил Серсею на сгиб локтя и запрокинул ей голову, чтобы протереть какими-то пахучими веществами её шею. Девушка всегда поражалась тому, как Нострадамус мгновенно доставал необходимые отвары и мази, но, вероятно, в этот раз его привело к Серсее очередное видение. ― Она Вас потеряла, и теперь Ваша судьба обещает быть куда ярче и счастливее её собственной.
Серсея улыбнулась. Она понадеялась, что мазь Нострадамуса действительно поможет, и синяков не останется. Закончив, мужчина внимательно посмотрел на лежащую в руках невесту. Нострадамус отёр пальцы о салфетку и провел кончиками пальцев по девичьей щеке. Серсея почувствовала, как всё тело покрылось мурашками.
— Я вижу это, ― тихо сказал Нострадамус. ― Такую красоту. Красоту, что подарили мне. Я буду ждать Вас у алтаря.
― Теперь это не преступление, ― внезапно сказала Серсея и потянулась к нему. От неё пахло травой и вином, и обняла она так, как только умела. Принцесса нежно коснулась его, оставляя лёгкие поцелуи на лице, порхая по щекам, уголкам губ, скулам. Нострадамус вздохнул, опуская голову, подставляя шею под её невесомые касания. Серсея поцеловала его. Нострадамус сжал плечи девушки, прижимая к себе, стиснув на миг в стальных объятиях.
***
После обеда она пережила ещё один разговор с Екатериной. Королева злилась и на неё и на Франциска, потому что вчерашняя попойка наследников Валуа не осталась для неё секретом. Но, судя по всему, принц, как и принцесса, мучался похмельем, поэтому нравоучения матери мало на них повлияли. Серсея смогла убедить королеву, что свадьба с Нострадамусом для неё не проблема, даже не беда. Она вполне может полюбить своего мужа и быть счастливой, поэтому не стоит вмешиваться в это. Екатерина была удивлена, если не сказать больше ― шокирована, но на увещания дочери лишь кивнула.
Довольная собой, Серсея возвращалась в свою комнату. Ещё два дня двор погудит об этой новости, а потом можно и к свадьбе начать готовиться. Королевские свадьбы всегда были красивым зрелищем, но в то же время не таким формализованным, как коронации. Детали церемонии могли меняться и менялись, неизменным же оставалось, в сущности, самое важное — венчание и торжественный обед.
― Что это? — она застыла на пороге, поражённая видом десятка тяжелых сундуков, невесть откуда взявшихся в покоях, и суетливо снующих вокруг них фрейлин.
― Подарки короля, Ваше Величество, — ответила одна из них и приподняла крышку. Остальные последовали её примеру и приоткрыли другие сундуки. Глазам Серсеи предстали дорогие ткани, драгоценности, какие-то бумаги и даже постельное белье из тончайшего восточного шёлка.
― Но зачем? ― растерявшись, спросила Серсея. Как принцесса и наследница богатств Медичи она уже давно ни в чём не нуждалась и не получала такого количества подарков… никогда. Конечно, отец-король был щедр, но столько много…
― В честь твоей свадьбы! ― только помяни короля, вот и он сам. Генрих широким шагом зашёл в комнату и выглядел слишком уж счастливым. Но вся его улыбка погасла, когда он увидел синяк на шее Серсее. ― Что с тобой случилось?
Серсея открыла была рот, чтобы выдать заготовленную заранее отговорку, но тут же передумала. Диана раздражала её одним своим видом, каждый взгляд на фаворитку будил в ней такую ярость, как не будили даже те наемники, что её похитили. Им хотя бы платили за это деньги, у них были причины это делать, а Диана… Проклятая старая ведьма просто портила ей кровь. И с этим надо было кончать. Быстрее, чем она планировала раньше.
― Диана не рада моей свадьбе, ― медленно ответила Серсея. Генрих помрачнел. Он подошёл ближе, приподнял голову Серсеи за подбородок и покрутил в разные стороны, рассматривая мерзкие следы. Мазь Нострадамуса подействовала ― синяки налились цветом, и к вечеру спали бы, но Генрих пришёл именно сейчас. Он аккуратно коснулся кончиком большого пальца самого маленького синяка, и Серсея дрогнула.
Генрих поджал губы, кивнул каким-то своим мыслям и вышел, поджав губы. Принцесса торжествовала.
Король был в ярости. Он направлялся в комнату своей фаворитки, с одним намерением ― сделать так, чтобы эта женщина больше не приближалась к Серсее. Не любовь Дианы к дочери была хороша известна всем, но она ещё никогда не пыталась причинить Серсее физический вред. Или просто дочь решала такие проблемы сама, и Генрих о ней не знал.
Он летел в комнату фаворитки, прекрасно осознавая, что невменяем.
― Диана, ― прорычал Генрих, распахивая дверь. Диана и их сын сидели за столом и что-то обсуждали.
― Отец, ― испуганно и непонимающе сказал Баш, выпрямляясь, привлекая к себе внимание. Он явно ничего не понимал, но Генрих сейчас не был заинтересован в том, чтобы что-то объяснять сыну.
― Генрих, ― поприветствовала Диана. Лицо Генриха скривилось на мгновение, пропустив эмоции, спрятанные за ледяной маской. Разочарование — и его разочарование, и своё собственное, не менее мощное, ударило Диану оглушающе. Она обессилено опустила руки, понимая, зачем он пришел. Но всё равно продолжала играть непонимание, надеясь, что причина могла быть другой. Сейчас бы она многое отдала, чтобы его настроение было связано с Кенной. ― Что-то произошло?
― Собирай вещи, ― выплюнул Генрих. ― Ты уезжаешь.
― Что? ― переспросил Себастьян.
― Почему? ― спросила Диана, поднимаясь, и делая знак сыну, чтобы тот не вмешивался. Она прожила с Генрихом достаточного, чтобы знать, как действовать в таких ситуациях. ― Генрих! ― требовательно повторила она. Диана подавила горечь, сковавшую горло. Она не хотела, действительно не хотела. Он хотел, чтобы она уехала, и уже принял решение, ответить на которое Диане было нечем.
― Никто! ― зарычал Генрих, рванувшись к фаворитке, будто желая прибить Диану прямо на месте. Женщина дёрнулась, её глаза округлились от страха. На лице неожиданно легко читались эмоции и непонимание, почему ей приходится проходить ещё и такое испытание. ― Никто не смеет нападать на моих детей, особенно на Серсею. Она моя дочь. И ты должна помнить, что отказалась от неё, ― Генри подошёл близко, намного ближе, чем стоило, и его искрившиеся настоящей яростью глаза впились в лицо фаворитки. У короля руки тряслись от желания ударить её, стоило только вспомнить, как была изуродована шея Серсеи. ― Она не твоей крови, она моей крови. А ты напала на неё, избила. Не удивлюсь, если завтра ты не проснёшься, ведь Екатерина попытается тебя убить, когда узнает. И её будущий зять ей поможет, ― Генрих круто развернулся и напоследок бросил только одну фразу. ― Я не буду мешать.
