– Три головы! Горыныч, – Серж хмыкнул. – Эх, Данюш, пошли в кухню греть новый чайник воды, – отрешенно добавил он и взял ребенка на руки.

Когда Жанна вышла из ванной, Серж протянул ей брюки, те самые, в клетку.

– Что? – Жанна дернула плечами, вытирая волосы полотенцем.

– Скрои, как предлагала.

Жанна закатила глаза, игнорируя протянутые Сержем брюки, и прошла мимо, нарочито отмахнувшись от них.

– Блин, ходила полгода по дому, ныла, мол, че хранить как реликвию? А теперь ломаешься не по делу.

– То есть ты сейчас серьезно решил? – Жанна резко повернулась и встала как вкопанная.

– Я тебя умоляю, только без сцен! Брюки как брюки. Просто лень было дать. А потом и совсем забыл.

Жанна сменила скептический тон, вдохнула полной грудью и пошла на брюки.

– Смотри, сумка получится незаменимая: вот здесь я могу выкроить три узких кармана – это для отверток и плоскогубцев. А тут, – и Жанна по привычке бережно развернула брюки, но вскоре движения ее стали более цепкими, деловитыми, – да, вот именно здесь я пройдусь оверлоком. Шов будет прочный и надежный, поверь. Ничего не выпадет.

Серж смотрел на нее с тоской. И даже как-то с любовью. Жанна готовилась убить священного оленя. Ей это было важно. Она верила, что все непременно изменится. Жанна любила символы и знаки, частично придуманные ею самой. «Боевое крещение» – так называла она это событие, в ажиотаже перебегая из комнаты в комнату в поисках ножниц и ниток.

Первый выход на дело, только уже с новым мешком для инструментов, чем-то походил на инаугурацию, некое посвящение. Жанна выгладила Сержу всю одежду, даже трусы. Уже у порога она причесала его, слегка смочив расческу. Кудри, как всегда, не особо слушались. А Серж продолжал смотреть на Жанну как тогда, когда протянул ей брюки, будто и не отводил с тех пор глаз.

– Ну все, готов. Иди, – подогнала она мужа, неумело скрывая волнение. – Только не опаздывай, я готовлю суп. И купи на обратном пути хлеба. Надеюсь, найдешь.

Серж с перекинутым через плечо клетчатым мешком медленно спускался по ступенькам, но вскоре набрал скорость и вниз почти летел. Вырвавшись из подъезда, он вдохнул воздух, едва не захлебнувшись им, и на секунду приостановился, но взял себя в руки и пошел мимо выбоин и сколов в асфальте вперед.

– Говорю же, дайте мне двадцать тысяч рублей, и я вернусь через два часа с новым клапаном, – предложил Серж, выглядывая из шкафчика под мойкой.

– Знаю я вас! – грубо бросил высокий лысый хозяин квартиры в белоснежном халате и сплюнул в раковину. – Половину прикарманиваете. Я сам поеду и привезу. А ты пока дальше разбирайся.

– Так поехали вместе. Я же посоветую хороший. А то купите китайское говно.

– Нет уж, спасибо! – Хозяин резко вытянул огромную ладонь перед привставшим с пола Сержем. – К своим потащишь, втридорога продадут мне свою харахуру, а ты потом у них долю заберешь. Дорогой мой, – с отвращением добавил он, – знаю я ваши трюки!

Когда хозяин уехал, Серж повозился с краном, потом с трубой и вскоре понял, что без нового клапана дальше в починке не продвинуться. Оставалось ждать.

Перед глазами юлила нервная жена хозяина, и двое мальчишек дрались прямо над головой присевшего на холодном и жестком кухонном кафеле Сержа.

Снова подошла жена и схватила единственную табуретку. Серж было вытянул вперед руку и хотел вежливо отказаться, как она, не глядя на него, унесла табуретку на лоджию и поставила на нее швейную машинку. Закатные лучи влетели во все комнаты, когда женщина отодвинула занавески.

А потом в тусклое помещение вбежали друзья Сержа и без колебаний исполнили маховое сальто, и вдруг – бац! – коронный номер исполняет Серж на пару с Вадиком. Помощники выкатывают огромное, тяжелое «колесо смерти», а нарядные Серж и Вадик взбираются на разные концы конструкции, которая постоянно вращается. Во время очередного вращения Серж едва удерживается в колесе и чуть не срывается с огромной высоты. А потом он засыпает, но продолжает вращаться.

Серж проспал так часа два, пока не услышал тихий женский голос прямо над собой:

– Да не знаю я, может, он вообще умер. Я сидела себе, шила.

– Ты б ему хоть стул предложила. Обозлится же. Скажет сейчас: платите больше.

Вернувшийся хозяин квартиры никакого клапана так и не нашел. Он выложил Сержу двадцать тысяч рублей на новый клапан и велел, чтобы Серж приехал на следующий день.

Через месяц полило как из ведра. Две недели не прекращались дожди. И вызовы не прекращались тоже. Ну и слава богу, вторила Жанна: не хватало еще, чтобы вызовы прекратились.

Так однажды Серж вышел в дождь чинить сантехнику на районе, и клетчатый мешок намок, а старые инструменты оставили на нем несмываемые пятна ржавчины. Стоя на холоде, промокший до нитки, Серж потеребил мешок, пытаясь разбудить в себе старые воспоминания. Воспоминания не то чтобы стерлись. Но исчезли сопровождавшие их запахи и голоса. Исчез тот магический свет, как в диафильмах из детства, когда мир будто слегка подсвечен. Все исчезло. Только голые воспоминания и остались.

Возвращаясь в кромешной темноте домой, Серж остановился у захламленной мусорки, выпотрошил содержимое мешка на асфальт, переложил инструменты по карманам куртки и брюк, достал сигарету, закурил. Потом он замахнулся, выкинул непотребный мешок за мусорную горку, сплюнул в лужу и пошел себе прочь. А на следующий день он дал Жанне перешить что-то другое, черное и неприметное, чтобы очередных пятен не было видно.

Жанна вышла на балкон и закурила.

– Смотри. Опять. Дважды уже за сегодня, – небрежно бросила она и указала подбородком вниз, в сторону длинного темного пятна, медленно ползущего по улице.

Серж вышел на балкон, прикурил от Жанниной сигареты, и вместе они затянулись, довольно щурясь.

– Вчера заняла гречку у нас в магазине. Еле дала, представляешь?! Дико так посмотрела и грубо бросила пачку под нос.

– Кто? Натела, что ли?

– Ну вот представь себе.

Черное пятно окончательно выползло из-за угла и полностью растянулось под балконом.

– Стыда нет. Сколько мы ее выручали! – фыркнул Серж и стряхнул пепел.

– Да. Жаловалась еще, мол, болеет и постоянно деньги нужны на лекарства. Но она та еще живучая дрянь, – заключила Жанна, ткнув пальцем в сторону воображенной Нателы где-то между балконом пятого этажа и черным пятном на асфальте.

Тем временем пятно сгустилось, завыло, закачалось. Но вскоре снова двинулось дальше.

– Ну что, сварить гречку эту злосчастную? Сука! Отбила желание ее готовить.

– Ну свари. Мне все равно. Полезет.

– Не поняла? – Жанна нарочито мягко положила ладонь на перила балкона и с деланным любопытством уставилась на Сержа.

– Свари, говорю. Валяй.

Жанна вскипела и выкинула недокуренную сигарету за бортик, прямо на черное пятно.

– Дура, не в толпу же! – Серж с вызовом посмотрел на жену, но быстро сдулся.

– Прежде чем на что-то намекать, иди и начни что-то делать сам. И будет тебе мясное рагу на стол, – бросила Жанна, грубо оттолкнула Сержа и зашла обратно в комнату.

Серж облокотился о перила и уставился на второе за день черное пятно, изучая каждое лицо по отдельности и оставив напоследок самое интересное – лицо в центре пятна. Оно было покрыто мертвой белизной и слегка покачивалось от неуклюжих движений мужчин, несущих гроб.

– Мам, а почему острова не уплывают? Их же ничего не держит.

Услышав свою фамилию, произнесенную бархатным голосом и с американским акцентом, Жанна встрепенулась.

– Данечка, ты посиди спокойно. Я мигом. Моя очередь.

– Но ты не ответила!

– Я сейчас, солнце! Никуда не уходи! – Она подбежала к окошку, где ее приветствовал молодой, красивый, холеный мужчина. Жанна ему бесконечно улыбалась, даже тогда, когда он с прилежанием гимназиста погрузился в штудирование фиктивных документов, протянутых ею, и единственного подлинного приглашения от подруги. На золотое колье Жанны он не посмотрел ни разу, хотя именно на эту фишку она и ставила. Еще у Жанны была шубка с отчаянно распахнутым меховым воротником на груди и экспресс-курс английского за спиной. Шубка была в годах и ушита, но, высланная подругой из недосягаемой Америки, она все еще могла «задать жару». В ней Жанна чувствовала себя сошедшей с экрана. Просто в Тбилиси такой второй больше ни у кого не было, а значит, и сама Жанна в ней обретала альтер эго: у женщины в такой шубе дома никогда не сыпется штукатурка, а по щелям не рыскают тараканы.