Моя нервная система основательно расшаталась, появились головные боли, чувство вины перед Коршуновым, перед покойной мамой – важно было убедить её пройти обследование на ранней стадии болезни, а я этого не сделала. Здоровье отца тоже пришло в упадок, у него диагностировали запущенный цирроз печени, необходимо было соблюдать диету и полностью отказаться от алкоголя – но куда там!

Отец всё чаще заговаривал со мной о смысле своего нынешнего существования, о скорой кончине, говорил, что лучше умереть в здравом уме и твёрдой памяти, а не ждать прихода герра Альцгеймера и мистера Паркинсона. А я не знала, как его переубедить, как вызвать интерес к жизни, как заставить забыть о спиртном. И это постоянное осознание собственного бессилия что-либо исправить грозило перерасти в депрессию.

Необходимо было что-то предпринять, и я решила посетить психотерапевта. В старинном особняке, в центре города, располагался коммерческий медицинский центр, пользующийся доверием пациентов. Внутри него было тихо и малолюдно, у нужного мне кабинета сидел мужчина средних лет, задумчивый и отрешённый. Его вызвали минут через пять и пробыл он у врача больше получаса. А потом наступила моя очередь.

Психотерапевт Валерий Данилович Левицкий, пожилой седеющий брюнет с умным и печальным лицом, вежливо выслушал мой рассказ о возникших проблемах, ни разу не перебив и не задав ни одного вопроса, а потом сказал доверительно:

– Вы правильно поступили, Вероника, что обратились ко мне. Такие деликатные вопросы можно обсуждать только со священником, с адвокатом или с врачом, не так ли?

Я молча кивнула, а он продолжил:

– Многие люди склонны слишком сильно рефлексировать и каяться в несуществующих грехах, так легко довести себя до невроза. Что касается ваших родителей, то вы сделали для них всё, что должно, остальное – в руках Господа Бога. Впрочем, попробуйте уговорить отца прийти ко мне на приём, попробую пробудить его волю к жизни, помочь найти смысл бытия на её заключительном участке. Что же до вашего молодого человека…Поймите – вы никому ничего не должны, вам не в чем себя винить, порой невесты убегают из ЗАГСа за пару минут до обмена кольцами. Если есть хоть капля сомнения, лучше сделать это сейчас, а не в последний момент. Лучше и для вас, и для него.

– Но мне не хочется причинить ему боль, я люблю и уважаю Ивана, просто не готова пока стать его женой.

Левицкий кивнул с пониманием и после некоторой паузы медленно проговорил:

– Вот и объяснитесь с женихом, попросите вас простить и дать время ещё раз всё обдумать. Через какое-то время все ваши сомнения исчезнуть или…Или станут сильнее, тут уж ничего не поделаешь, сердцу не прикажешь.

Потом он сказал, что разумный эгоизм – это естественное для человека свойство, его не следует стесняться. Все люди эгоисты в душе, только большинство скрывает этот непреложный факт. Даже от самих себя.

Я вышла из кабинета более спокойная и уверенная в себе, чем зашла в него. Но вcё-таки полной убеждённости в услышанных истинах (истинах ли?) у меня не возникло. И отец, и покойная мама с детства воспитывали меня на совсем других принципах. Но может быть они чего-то не понимали или время и люди просто изменились?..

На следующий день я встретилась с Коршуновым в том самом кафе, в котором он впервые признался мне в любви. Иван выслушал меня с бесстрастным лицом, допил кофе, аккуратно вытер губы салфеткой, а потом сказал всего два слова:

– Прощай, Ника!

И быстро вышел на улицу.

Через месяц он уехал в Москву, получив вызов из военкомата. Аня даже не стала расспрашивать, что послужило причиной нашего расставания. Вообще дружба моя с Фроловой не то, чтобы совсем прекратилась, но стала медленно увядать, мы всё больше становились просто знакомыми.

Что Аня думала обо мне и моих поступках, приходилось только догадываться. Отец действительно основал для неё туристическое агентство, но Фролова меня больше туда не приглашала, да я бы не приняла её предложение. Как не принял его, судя по всему, и Коршунов.

Незадолго до получения диплома ко мне подошла в коридоре факультетского здания заведующая кафедрой французского и итальянского языков Елена Андреевна Климова. Энергичная, миловидная, всегда элегантно и стильно одетая, со спортивной фигурой и тонкой талией, она выглядела много моложе своих сорока восьми лет. Елена Андреевна не просто превосходно знала пять западноевропейских языков, но обладала талантом передавать эти знания студентам и студенткам, интересно рассказывать о культурном наследии, национальных чертах характера, истории соответствующих стран и народов.

– Вероника, хочу предложить вам место в заочной аспирантуре и должность преподавателя на нашей кафедре, – сказала она, – этот вопрос уже согласован с ректоратом.

Признаться, такое неожиданное предложение не могло ни удивить. Никогда ранее Климова ничего подобного со мной не обсуждала, хотя несколько раз я отвечала ей по билетам на экзаменах и всегда получала «отлично».

– Так как, вы согласны? – нетерпеливо спросила Елена Андреевна.

Я поблагодарила и попросила день на обдумывание.

– Хорошо, жду вас у себя завтра, – улыбнулась она.

Во время поездки в автобусах я обдумала услышанное и пришла к предварительному выводу, что возможность стать кандидатом филологических наук и работать на инязе не следует игнорировать. Наш факультет активно сотрудничал с зарубежными языковыми образовательными центрами, принимал у себя и отправлял к ним на стажировку аспирантов и преподавателей. Кроме того, я могла продолжить репетиторство, что в совокупности с зарплатой в универе обеспечило бы мне финансовую стабильность.

Но уж так получилось, что дома меня встретила тётя Галя, зашедшая проведать отца. Стоило мне поделиться с ней своими планами, как близкая родственница снова приняла их в штыки.

– Эх, Ника, сколько же мне ещё учить тебя, милая моя? – скорбным голосом спросила она.

– Но что вам не нравится, тётя? – ответила я вопросом на вопрос, причём несколько раздражённым тоном.

– А вот скажи, какая твоя главная задача на сегодня?

– Определиться с работой после получения диплома?

– Нет, дорогая, выгодно выйти замуж! – патетически заявила тётя.

– А при чём здесь преподавание и аспирантура?

– Да при том, что в вашем женском монастыре ты никогда не найдёшь достойного кандидата на роль своего мужа, так и останешься одинокой, вот как я! Ну, скажи ей, Саша!

Отец только махнул рукой:

– Оставь меня в покое, Галя, пусть сама решает, она уже взрослая.

Он закашлялся и ушёл в свою спальню, а тётя продолжила:

– Ника, поверь, я желаю тебе только добра, ведь у меня нет никого на свете, кроме тебя и Саши. Ищи вакансии в коммерческих компаниях, там обеспеченные мужики и водятся, как бизоны в прериях!

Я рассмеялась:

– Так ты предлагаешь мне стать охотницей за мужчинами?

– А хоть бы и так!

После такого безапелляционного ответа тётя Галя попрощалась и ушла, а через минуту в комнату вернулся отец и сказал с усмешкой:

– Шума от Галки, как от авиационной турбины на взлёте, да и энергии в ней не меньше, её бы ещё в мирных целях использовать.

– Она всё меня жизни учит, – сказала я.

– Сама-то больно хорошо её прожила. Ладно, поступай, как знаешь.

Отец снова хотел уйти, но я попросила его задержаться и сказала:

– Тебе обязательно нужно побеседовать с одним опытным доктором.

Отец подозрительно поглядел мне в глаза и спросил:

– Это с каким же?

– С психотерапевтом.

Он криво улыбнулся:

– Хочешь меня в психушку отправить?

– Тебе нужно бросить пить и найти себе какое-нибудь дело по душе.

Отец ничего не ответил и подошёл к открытому окну. Он несколько минут смотрел на густые кроны деревьев, а потом сказал тихо:

– Меня скоро не будет на этом свете, Ника. Я был вчера у своего врача в поликлинике, анализы – хуже некуда. Завтра ложусь в больницу. И вот что – если мне оттуда уже не выйти, похороны организуйте с Галкой самые скромные. И памятник потом не ставьте, не надо на это тратиться. Главное – вспоминай обо мне и маме хоть иногда.