Тогда-то и произошёл сильный взмах руками, отталкивание яростное. Не ожидавший сопротивления, десятиклассник аж выпустил девочку из рук и поймал её уже вниз головой, букет безнадёжно рассыпался. Все захохотали, но ведь она не нарочно! Инстинкт схваченной жертвы. Попробуй-ка схвати чужую кошку или даже мышку-вегетарианку! Кто не тяпнет за руку (или хотя бы не попытается), тот не жилец, ещё Дарвин говорил.
Вот и сейчас сработал тот же инстинкт, да ещё на фоне знания, что парень нехорошего может сделать с девушкой. Только Ева уже не крохотулечка, а взрослая, хоть и невысокая, девушка, к тому же с точкой опоры, её ведь не пытались поднять в воздух. Ну, и эффект оказался хлеще. Парень гакнул горлом и опрокинулся на пол, а Ева бросилась к двери.
В спокойной ситуации отодвинуть задвижку — дело секунды одной. Но как только наша героиня решилась сбежать, время пошло по особому графику. Взбудораженность, спешка, никакого спокойствия. Дрожащими руками засов дёрг-дёрг, а его заело.
Андрей мгновенно подскочил с пола, будто мячик. Схватил беглянку сзади, покрепче первого раза, не вырвешься теперь. Можно только кричать.
Она и заорала:
— Мама!
Впрочем, она и сама не помнила, что закричала, помнила только, что пронзительно, звук пробивал дверь. Не учла только, что ни к чему аудиореклама дурным голосом аудитории, подготовленной к садистским забавам. Андрей с Виктором здесь чужие, не знают, кто там может идти по коридору, кого вопли привлекут и чем это закончится. Так что перестраховаться естественно для них.
Крупная мужская рука закрыла Еве рот. Но остановиться она уже не могла и… укусила за палец.
— Блин!
Ладонь чуть отодвинулась от зубастого рта, и прозвучала команда:
— Глушитель! Быстро!
Несколько торопливых шагов за спиной — это на помощь поспешил Виктор. Что ещё за глушитель? Её собираются оглушить? Ева затрепыхалась с удвоенной силой, попыталась куснуть проклятую ладонь ещё раз, но только зубы клацнули в воздухе.
Где-то сверху хлопнула шлем-маска, и через секунду Евину голову плотно окутала резина.
Такое впечатление, что Виктор не растягивал, не натягивал, не ориентировал, а просто накинул, словно колпак. Одно движение, р-раз, и всё, готово, получайте упакованную. Профессионал!
Девушка мигом перестала рыпаться и даже приобмякла в руках схватившего. Кто знает, как в этой оплётке дышится, может, закупорено всё, надо поэкономить воздух. Тяжело дышащему в противогазе ой как худо!
Она знала об этом не понаслышке. В школе пацаны брали у военрука списанные противогазы, чтобы якобы потренироваться, а на самом деле затаивались ближе к финишу стайерской трассы и подлавливали сходящих с неё.
А кто сходит с дистанции? Обессилевший, запыхавшийся, почти падающий, ноги подгибаются, руки не слушаются. Такого бери голыми руками, не отобьётся. Ну, подбегали, натягивали противогаз, за руки придерживали. Потом догадались за спиной руки связывать. Наблюдали, смакуя, как бьётся человек, задыхается…
Обычно жертвами становились слабенькие мальчики, но когда по трассе бежали девочки, засадчики не брезговали и ими. Ева тоже раз попалась и белого свету не взвидела. С тех пор в противогазе старается не двигаться, да и вообще пореже чтоб на морде оказывался.
Но то, что сейчас окутало её голову, не было обычным противогазом, это был именно глушитель. Умельцы переставили клапаны в коробке, и теперь входной забирал воздух прямо из атмосферы, безо всяких препятствий, так что дышалось нетрудно. А вот выходной клапан, сквозь который делался выдох и проходил крик, открывался в гофрированную трубку, переоборудованную для полного глушения. Так что выдыхать, особенно с криком, было труднее, чем вдыхать. На то и расчёт.
Почуяв это, Ева возобновила активность — затрепыхалась с новой силой. Если бы это был обычный, тугодышащий противогаз, всё бы утряслось, не зашло слишком далеко. Но пытка вакуумом не предусматривалась условиями пари.
У глушителя была ещё одна особенность. На стёкла очков снаружи напылялось серебро, кроме узкой полоски по периметру. Через эту полоску к голове проникал тусклый свет, и человек видел отражение своих глаз. Мазохисты почему-то обожали любоваться на своё "зеркало души" — страдающей.
Но через зеркальца, разумеется, ничего не было видно, и Ева брыкалась вслепую. И, видать, попала в одно из слабых мужских мест. Чего греха таить, есть даже у крупных сильных мужчин такие места, выпирающие из тугих джинсов.
Впрочем, может быть, она целомудренно заехала ему в глаз.
Андрей охнул так, что у Евы душа ушла в пятки. После такого "оха" пощады не жди. Но, может, девочку-то пощадит?
Раздался яростный голос:
— Хватай её! На стол!
Схватили за кисти рук и лодыжки, развели пошире. Ева не успела подумать, что неприлично же с такими ногами, ещё джинсы затрещат. Не успела, как почувствовала, что висит в воздухе.
Никогда ещё так не пугалась! Из-за проклятых стёкол ничего не видно, кроме своих расширенных от ужаса глаз, и оттого ужас нарастает. На какой высоте она подвисла? С какой грохнется, если что? Не друзья ведь держат.
Вестибулярный аппарат подсказывал, что парит она вниз лицом, и не похоже, чтобы шланг глушителя касался пола. Ужас!
Долго пугаться ей не дали, хоть и получили заранее заверения, что в туалет она ходила. Уссаться тут запросто! Быстро понесли к готовому уже ложу-распятию.
Какое счастье ощутить под собой твёрдую опору! Тем более — с вырезами для тела. Конусы для бюста были великоваты, не ощущала она их дна, но здесь главное, чтоб малы не оказались. То же с вырезом для шеи, таза, ног. В общем, вписалась Евина фигурка в рельефное ложе, приготовленное совсем для другой особы.
Виктор быстро и профессионально вдел девичьи ручонки в ременные петли и затянул, а вот Андрей с ногами замешкался. То ли туфельки скидывал, то ли любовался на женскую джинсовую промежность с ягодицами, то ли просто ноги (да ещё в джинсах) жёстче рук, пока-то их вгонишь в петли. Но факт — замешкался.
Дёрнув руками и почуяв, что тут глухо, но опора есть, Ева с удвоенной силой забрыкалась ногами. Безо всякой цели, просто протестуя против такого с ней обращения. И снова попала в незащищённое место — вероятно, пяткой в грудь.
Хотя туфелек на ногах уже не ощущалось, девичьи пятки представляли собой грозное оружие. Особенно если хозяйка взбудоражена и обозлена.
— Бли-и-и-н! Ах, раз ты так!
Что он сделает? Сердце сжалось прямо.
Её ноги поднялись высоко в воздух, живот оторвался от ложа, и даже бюст приготовился выскочить из конусов. Шалишь, дружок, не напугаешь, руки-то прикованы уже, их не оторвёшь. Не создашь уже впечатления, что подвешена на неведомой, и потому страшной высоте.
