Девочки не сдерживались, охали, ойками. В ответ звучало: "Не ой, а вот так вот стой. Поняла?" Как не кивнуть, даже со слезами на глазах, если не хочешь "повторенья — матери ученья".

     Кира постаралась выпрямиться, когда очередь дошла до неё, но от "рубки" это не уберегло. Эффект, действительно, потрясающий. По неожиданности, резкости можно сравнить с колкой пальца перед забором крови, и жгучая теплота по заднице расползается, словно тёплая кровушка.

     Даже и не поймёшь, какой ещё боли уподобить. Главное, дыхание перехватило, будто её в живот ткнули. Осторожно, оглядываясь, оправила купальник, по кантам прошлась пальчиками, но попка горит — не прикоснёшься.

     Между прочим, в классах постарше, когда началась физика, мальчишки спросили о "рубящем" ударе учителя. Даже потёрли друг другу штанишки, вспоминая те ощущения. Девчонки молчали, но по лицам было видно, что это их не меньше интересует. Параллельно с физикой пришла к ним пора новых телесных ощущений, первые объятья и поцелуи, но о них с учителем не поговоришь, а вот об ударах — можно.

     Тем более, что и удар, если от любящего человека и по уже разгорячённому, возбуждённому телу, может высечь кайф.

     Учитель нарисовал на доске попку в разрезе и стал объяснять. При шлепке плашмя сила распределяется по большой площади. Чтобы сделать побольнее, нужно ладонь напрячь потвёрже и постараться уменьшить площадь соприкосновения. До логического завершения в этом направлении идут розги и шпицрутены.

     А вот рубящий удар затрагивает только самую верхушку, очень малой площади, и уже одно это даёт сильную концентрацию энергии и силы. Если провести по попке так же, но медленно, она успеет уйти из-под ладони, вожмётся, а потом восстановится, проявит упругость. А быстро — не успеет проявить. Рубок сдвинет кожу вниз, сдёрнет буквально, глубокие слои не успеют сместиться вслед за кожей, и что-то порвётся, лопнет, во всяком случае, засигналят нервные окончания изнутри, а не на поверхности кожи, как при шлепке. А самая вершинка каждой ягодицы будет втолкнута, всажена в толщу мяса, пусть на чуть-чуть, зато со скоростью пули(учитель задал, а один ученик подсчитал), и снова что-то порвётся, что-то лопнет, раздавится или кровоизлийнёт. Попа мясистая, может и не проявится вовне поломка, только жжение, боль и не сядешь.

     Верхние слои мяса не успевают деформироваться, срелаксировать и ведут себя как твёрдые, передавая импульс удара вглубь практически без ослабления. А глубь-то такой подлянки не ожидает, считает, что защищена толстым слоем, там всё нежно и уязвимо. Лопаются мелкие сосуды, вопят от боли рецепторы, всплывает и разливается по всем ягодицам нервное возбуждение, иррадиирует, как говорят медики. Синяков не видно, глубоко кровоизлияние, тем-то и хороша попа, если к ней правильно подойти. И для жизни не опасно, так что можно рубить сплеча, как угодно резко, особенно если хочется отвести душу, даже отрабатывать такой, почти что каратистский ударец.

     Но это будет позже, а тогда младшеклассница Кирочка могла только сравнить рубок ладонью по боли со стежком ремнём.

     Только не подумайте, её не пороли дома, нет! Девочек вообще в деревне не трогали, да и мальчиков только самых отъявленных, и тех по случаю, а то попа задубеет. Просто она по наивности своей попала, почти что напросилась, под ремень чьего-то отца.

     Дело было так. Мать вернулась из школы, с родительского собрания, и строго спросила дочь, какие у неё отношения с одним одноклассником, Стяпой (Стёпа+растяпа). Кира простодушно призналась, что неплохие, что недавно он взял у неё тетрадь списать. А что, нельзя? И большие наивные глаза.

     Мама сказала, что этого самого Стяпу в пух и прах разругали на собрании, всем он плох, у всех накопились и прорвались теперь претензии, и отец аж обещал его примерно выпороть. Так что или и забери свою тетрадь, пока порка не состоялась и никто не узнает, что она водится с плохим мальчиком.

     Но она опоздала. Ещё во дворе стали слышны Стяпины крики и плач. Испугалась девочка, но отступать некуда, постучала и вошла. Её встретил его отец с ремнём в руках и гневом в глазах, а сам поротый лежал на лавке в глубине горницы, наспех накрытый большим полотенцем.

     — Я за тетрадкой… неужели вы его бьёте? — любопытство возобладало.

     — И ещё как! Или, ищи сама свою тетрадку, он там он встать не может. Слышала бы ты, дочка, что о нём учителя говорили!

     — Но ведь это больно — ремнём по попе. Меня никогда не били.

     — Зато полезно. Урок ему будет.

     Кирочка нашла свою тетрадь, но уходить не спешила. Это почти как бросить друга в беде, хотя как выручить — непонятно. Растяпистый, слабовольный мальчик, наверняка, поддавался влиянию хулиганистых, но умеющих скрывать друзей-приятелей.

     Вдруг блеснула мысль. Девочка поколебалась, но любопытство с солидарностью победили.

     — Если полезно, то ударьте меня. Стегните по попе. Я выдержу.

     — За что же тебя стегать? — растерянно спросил Стяпин отец. — Его я за дело, а тебя?

     — Я сама знаю, за что, и буду от этом думать, когда стегнёте. Никому не скажу, никто не узнает, вот честно. Стегните, а!

     Мужчина нерешительно мял в руках ремень.

     — Ну, не знаю… Легонько разве.

     — Нет, вы меня, как его ударьте, как собственную дочь непутёвую, за серьёзную провинность словно, вы же меня дочкой вот только что назвали. Как его, друга моего, ну что вам стОит?

     — Он меня сильно был! — крикнул с лавки Стяпа и замычал, словно от боли.

     Кира подумала, что это он ей, что предупреждает её, мол, откажись, пока не поздно. И не поняла, что слова-то были адресованы отцу.

     Дело в том, что никакой порки не было, одна инсценировка и имитация. Отец наобещал в школе учинить над сыном расправу, а домой пришёл — и рука не поднимается. А любопытствующие соседи, небось, уже стоят у заборов, ждут, сволочи, криков и стонов. Тишина подозрительная, сообщат ещё в школу, снова вызовы и разборки. А то и из школы, хоть и отговаривали его, придут проверить…

     Когда отворилась дверь, впуская одноклассницу, оба мужчины подумали, как предусмотрительно они поступили, не ограничиваясь одними криками-стонами, а задействовав лавку, ремень и как бы наспех наброшенное полотенце.

     Не очень понятно, пришла ли девочка сама или заслана разведать под благовидным предлогом. А тут ещё эта просьба… Не призвана ли она узнать, умеет ли вообще Стяпа-старший пороть детей? Но как ударить девочку?

     Вот сын и подсказал нерешительному отцу — мол, вдарь её покрепче, а то разнесёт ещё, что в их доме порют кое-как. Порядочность её гарантирую, не наябедничает, стерпит. А если заслана, то так ей и надо!

     — Ну, это… нагнись вперёд. Так. Теперь задери юбку. Нет, нет, не так, просто прижми её к ногам, выпяти попу. Нет, так по рукам хлестну.