Ева ещё заметила, как парень, сидевший рядом, как-то по-особому посмотрел на эту спину. Нет, он её не раздел глазами, не подсказал, мол, поправь. Его фантазии шли в другом направлении — просто лежащая на спине лямка вдруг начинала вдавливаться, врезаться в кожу, выдавливая из неё с обеих сторон жировые валики. Потом она удлинялась, выступая поверх платья — и вот уже девушка, пусть и не нагая, но плотно скрученная этими белыми прорезиненными ремешками, лежит перед тобой, уставшая биться и плакать, отдавшаяся бессилию. Делай с ней, что хочешь.

     Если бы так на самом деле! Он грустно вздохнул, поправил брюки и вернулся к тесту.

     Так потом объяснила Кира этот хищный мужской взгляд со вздохом, а тогда Ева просто не поняла. Девушка в скромном платьице склонилась над партой, а квадратный вырез сзади осложнён элементом нижнего белья. Ну и что? Шепнула бы на ушко, мол, поправь, подруга, да этот парень смущал. Ну да ничего, по нынешним временам это целомудренно, а комфорту девичьему не мешает.

     А вот самой Еве комфорта этого явно не доставало. Напомнил о себе мочевой пузырь. Она вздрогнула и стала припоминать путь в туалет.

     Вроде сюда они шли. И сюда вот сворачивали. Спросить особо некого — в коридорах пусто. Из-за дверей, впрочем, шум доносится, парятся бедные абиты. Иногда навстречу попадались деловые дяденьки в костюмах не по жаре с галстуками, но к ним по деликатному вопросу ведь не обратишься.

     Нашла! Вот он, туалет "Ж". Ева дёрнула ручку, вбежала. Пусто почти. Ура! Только между зеркалом и окном стоит, куря, моложавая женщина. Юбка плотная, ниже колен, славно опелёнывает ноги, снизу узкая. Сзади, прямо на попе, красовалась дырочная площадочка, как у плащей для вентиляции, трусы большие, под дырочками всё белое. А выше талии вся одёжка состоит из широких полос, вертикальных и горизонтальных, какой-то сарафанный вид. Бюст формой не гордился, отдельных чашек не требовал, всё закатано в какую-то поперечную выпуклость и прикрывалось полосками сверху и снизу. Не сразу бросалось в глаза, что нижняя "полоса" состоит из собственной кожи, как у молоденьких и легкомысленных.

     Лицо вроде знакомое. А-а, это же она выглядывала из-за двери. И ещё… Да, с неделю назад это она сидела в мандатной комиссии где-то сбоку, порой рыча на теряющихся от непривычности абитуриентов. Значит, вот кто помогает поступить!

     Надо бы поблагодарить, но нужда неумолимо тянула к ближайшей кабинке. И женщина поставила вопрос сама.

     — Принесла? — сделала она шаг к вошедшей, протянула руку, выбросив окурок в ведро.

     — Что принесла? — Ева машинально сделала ещё один шаг к кабинке и чуть не наткнулась на оппонентшу.

     Та замолчала. Из соседней кабинки вышла женщина, по виду — малоответственный работник приёмной комиссии. Юбка ещё более или менее, только широкая и проветриваемая, а вот топик по-девичьи (не по-женски) маленький, ярко-жёлтый, с трапецией небольшой на спине — номинальное отличие от лифчика. Главное, все жировые складки и свиски наружу, всё так и ходит, так и болтается при каждом движении, так и извивается. Впечатление не только пляжное, но, пожалуй, даже и банное. И в таком виде она выходит из туалета. А что, всё прикрыто, что положено, а у абитурок столько всего насмотришься, что молодеешь и хочется применить, невзирая на возраст. А что, жарко же! Кто ещё согласится в такую жару здесь обретаться, да ещё какую-то работу выполнять, когда все нормальные люди на пляже?

     Дверь закрылась.

     — Как что? — заговорила оставшаяся. — Бабки, конечно. Вас же двое было, и два комплекта у меня ушло. Джинсовая заплатила за один, ты обещала принести после теста. Долго что-то списывала, упаришься тебя тут ждать. По коридорам начальники ходят, торчать мало весёлого. Ну, давай же!

     Ева вконец растерялась.

     — Я… а разве… почему… а сколько нужно?

     Женщина ухмыльнулась.

     — Сама знаешь. Напомнить? — Она назвала цифру, и у Евы сердце ушло в пятки. Даже муки живота на минуту отступили.

     — Но это… это… — Бедная девушка не находила слов. Потом нашла — неудачные. — Но это очень дорого!

     — Дорого? — Ещё более наглая ухмылка. — Ничем не могу помочь. Спрос большой, предложение — наоборот. Пойми, не могу я по-крупному мухлевать. Ваш брат трусит уничтожать лишние тесты, кладёт оба прямо в стопку, а в комиссии считают. Один-два лишних ещё пролетят, ошибиться всякий может, а по-крупному нельзя. Заподозрят, начнут сверять, присматриваться. Ксерокопия от типографского текста отличается, сама проверяла. Аннулируют весь тест, и что — деньги возвращать? Да ещё следствие заведут. Сегодня два комплекта дала, это максимум. Давай деньги, не томи.

     — Но мне ничего не сказали! Дорого очень! Да и денег у меня нет. — Но ничего не помогало.

     Напомнил о себе переполненный пузырь.

     — Тётя, позвольте мне пописать! — попросила Ева, морщась. — А потом, — её прямо-таки подпирало на хитрость, — я заплачУ.

     Видимо, хитрить наша простушка не умела, и прозвучало её обещание неубедительно. Тётка прищурилась:

     — Заплати сначала, потом и лейся, песня, — грубо сказала она, преграждая путь в вожделённую кабинку.

     — Но я… не успею. Очень по-маленькому хочу. Пустите, я по-быстрому.

     — Вот и хорошо, что сильно хочешь. Значит, быстро расплатишься, может, и сдачу не возьмёшь даже. Гони монету!

     — Я описаюсь, — пролепетала Ева, вся дрожа. Душой она не кривила.

     — Давай кошелёк и дуй себе, я сама отсчитаю. А вообще-то страх не даст облиться. В чём домой-то пойдёшь?

     Ева похолодела. Между ней и насущно потребным стояла стена, и ничего не помогало. Моча давила, изобретать новые доводы не получалось.

     — Пустите, а! — Девушка аж прослезилась. Нет, мотают головой.

     Что делать? Ева быстро шагнула к соседней кабинке, но туда же переместилась и "стена", положила руку на ручку дверки.

     — Без шуток! Плати и фонтань себе.

     Здесь глухо. Сколько ей удастся протерпеть? Минуты две сдюжу? Придётся отбросить стыдливость и спрашивать дорогу в женский рай пусть и у строгих дяденек при галстуках.

     Морщась и зажимаясь, даже пританцовывая, Ева развернулась к двери, но внезапно услышала в спину:

     — Ладно уж. Хлещи себе, а после потолкуем.

     Ура! Девушка повернулась, прямо-таки влетела в кабинку, стала задом к унитазу. И вдруг увидела, что тётка тоже втискивается сюда.

     — Пусти-ка, — бок почувствовал толчок. — Тут сиденье хитро опускается, сейчас помогу тебе.

     Она протиснулась мимо посторонившейся Евы, но не стала возиться с сиденьем, а сзади захватила девичьи запястья и быстро, с хрустом выворачиваемых плеч, рванула вверх.