Аудитория была велика, и экзаменаторов дежурило трое. Один, возраста старше среднего, с полосой лысины ото лба до затылка, с видом бывалого сразу же сел на стул и стал спокойно разглядывать разношёрстную толпу абитуриентов. Второй, высокий и худой, нервно расхаживал у бокового окна, а третий, самый молодой, но и самый главный, возвышался над каким-то покатым ящичком ("Кафедра", — узнает потом Ева) и нудно зачитывал правила поведения на тестировании.

     — Всем всё понятно? — наконец спросил он.

     Собравшиеся загудели, задакали.

     — Всё! — задорно крикнула Евина соседка по имени Кира, с которой та познакомилась в охваченной нервозностью толпе перед входом в корпус. Кира ничуть не волновалась, казалось, что всё происходящее её забавляет. Бывают же такие!

     — Тогда, пока мы ещё не раздали тесты, — он помялся, — может, кто хочет… э-э… в туалет? — его взгляд нашёл группку парней и застыл на ней. — Так сходите сейчас, вас проводят.

     Снова гудение. Ряды зашевелились, по лестницам застучали отдельные шаги.

     — Пойдём, прогуляемся! — повернулась Кира к Еве. Как она раскованна на людях! Нипочём и признаться при всех, что хочет вот.

     — Да ты что, я не могу так, смотрят же, — забормотала наша героиня, чувствуя, что краснеет. Ой, кажется, все парни на меня пялятся! — Я не хочу. — Прикрыла живот руками. — Правда, не хочу! Ты одна иди. Я тебе место займу.

     — Пойдём-пойдём! — не унималась Кира. — Узнаешь хотя бы, где это. Мы же поступим, правда? И корпус нам этот родным станет. О-бя-за-тель-но! А с чего начинается родина, знаешь? Пошли, — она схватила стесняшку за руку и потащила вниз. — Тут хорошие туалеты, сама щас увидишь.

     Пока они препирались, группа страждущих уже скрылась за дверью аудитории, сопровождаемая дежурными из мандатной комиссии. Экзаменаторы тактично не вмешивались, раскладывали какие-то оранжевые бумажки.

     В коридоре вышедших не оказалось.

     — Куда же идти? — растерянно спросила Ева. — Может, вернёмся?

     — Да ты что? Я хочу-у! Мало, но жгуче. Шпарь за мной, я тут все ходы знаю. — И джинсовые ноги решительно замахали по коридору.

     Ближайшие две минуты Ева только и делала, что поспешала за ведущей, боясь выпустить из виду крепкую джинсовую попку. Сверху на Кире, несмотря на летнюю жару, была куртка из "варёнки", охватывающая роскошные формы. Да, она тянула на звание настоящей девушки, даже — девахи, а вот Ева смотрелась и чувствовала себя только лишь девочкой.

     Она покорно шла за Кирой и думала, что же она здесь так трусит, так теряется? Первый раз в городе, да, но ведь сначала обрадовалась, как приехала, тётка её радушно встретила. Если бы просто погостить — живи да радуйся, но — нужно поступать.

     Торкнулась в приёмную комиссию. А там встретили неласково. Там вообще всех встречают неласково, будто не работу себе в учебном году обеспечивают. Нет, думают о том только, что лето у них пропадает, сиди тут в жаре да духоте, и всего хуже тем, кто на нижних ролях. Доценты с профессорами за хороший оклад парятся, часто чай уходят пить в комнату с кондиционером, а низкооплачиваемые? Нет причин особо любезничать с абитурой, никуда не денется, поступать-то всё равно надо, Как ни груби, а двери всё равно от напора трещат. Поступать хотят все.

     Другое дело, что на неласковость не стоит остро реагировать, даже не зная, чем она вызвана. Но Ева такой уж человек, что всё близко к сердцу принимает, и это её ещё больше робит и стеснявит.

     Особенно нехорошо отозвалось в её сердечке то, что высокомерная девица, восседающая за столом, будто невесть она кто, выглядела ничуть не старше её, хотя и пыталась. Вряд ли это настоящая сотрудница, максимум — аспирантка, а скорее всего, студенток мобилизовали на канцелярщину.

     Но как чванится-то, всем тыкает, а ты её по имени-отчеству называй, вон и бейджик на лацкане, на нём словно водяными знаками "ВЫ" пропечатано. А лацкан на рубашечке, чуть приотворённой, мол, маечки и топики — это для населения, а я при исполнении. Хорошо н"ещё, что не милицейская та рубашка и без погон. И джинсы не синие, а какого-то стального цвета, посерьёзнее.

     Но когда Ева собиралась уже уходить, она вдруг заметила, что воротник в "важной" расстёгнут гораздо сильнее, чем в начале, вплоть до чёрного лифчика. То он просто просвечивал чуток, теперь вот проглянул. Понятно, жарко, но когда же она успела? При мне руки не поднимала, несолидно.

     А-а, наверное, когда выходила из-за стола и подходила к сейфу. Ева ещё подумала, что, может, для того только, чтобы засветиться на фоне этого стального символа власти, дать почуять свою значимость, погреметь замком, постукать дверцей, отрепетированные такие жесты. Ничего особенного из сейфа не взяла, такие бумажки у неё на столе кипой лежали. Тогда, небось, и расстегнулась пошире, для того и отворачивалась к сейфу.

     Вот только нагибаться не стоило, даже таким привычно-заученным движением тела. Я, мол, наперёд знаю, где что лежит, не роюсь, как новичок, сначала на уровне роста, приседаю сразу. Заодно и покажу, что рубашка на мне длинная, солидная и приталена. Ладно, в общем, сидит на мне одежда — ответственный и полезный член приёмной комиссии я.

     Да, подол приталенной рубашки доходил почти до широты таза и верхушек ягодиц. Но, как удивлённо заметила Ева, не покрывал джинсы, щель там оставалась. Вовсе не по пояс они были, как положено бы ответственной и подтянутой сотруднице, а по то же самое широкое место, и без ремня вдобавок. Без нужды тут ремень. С подола рубашки свисали подтяжечные замочки-"крокодильчики", они и придерживали джинсы, которые, как мы помним, были оч-чень солидного, не синего цвета.

     Похоже, кто-то славно поработал ножницами. Верхний край джинсов явно самострочно замётан, сельчанке это сразу видно.

     Впрочем, Еву беспокоило, не завернуть ли документы, так что и хихикнуть не посмела, просто отметила машинально. Раз так несерьёзно одетые важничают, то что говорить о по всем правилам облачённых взрослых.

     Наконец дошли до двери "Ж".

     — Ты иди, — тихо сказала Ева, — иди, а я здесь тебя подожду. Не хочу почти что я. Правда!

     Это действительно было так. Если чуть-чуть и беспокоил внизу живот, то только потому лишь, что девочка перетрусила перед тестированием, а ещё с детства её в таких случаях тянуло на горшок. Дома она бы сходила для вящего комфорта, вялой короткой струйкой, а здесь… Как бы Кира не ушла, не дождавшись её. Вполне можно потерпеть час, за который она надеялась заполнить тест. К тому же она теперь знает, где туалет, и сходит потом сама, в одиночку, а не как сейчас — почти что строем.

     Кира отпустила Евину руку.

     — Ладно, стой здесь. Всё обстряпаю сама. — И скрылась за дверью.

     Что бы это значило? Ева отошла к противоположной стене, прислонилась. Ой, в школе же так не велят! Отступила на шаг. А так загораживаю проход, и за это в школе ругают. Встала почти вплотную к стене, но не касаясь её. Чуть-чуть покачивается, руки за спиной.