К тротуару медленно-медленно-медленно приближалась машина…

***

Уловив боковым зрением свернувший из второго ряда к обочине автомобиль, Роман встрепенулся, освобождаясь от тяжелых мыслей, и оглянулся через плечо на дорогу.

Резко затормозив, кирпично-красные «Жигули» приткнулись к тротуару как раз напротив одинокой скамейки, у которой звонившая женщина назначила встречу. Боковое стекло, в котором отразилась вечерняя заря, выплеснувшаяся из-за изломанного высотками горизонта, поползло вниз, показались лицо и рука, сжимающая пистолет. Роман отшатнулся назад, разворачиваясь, бросил руку под полу пиджака и понял, что не успевает.

Загрохотали выстрелы. Пули ударили в бок и в спину. Так и не закончив разворот, Роман царапнул ногтями по рукоятке «Макарова» и осел на колени. Потом черная заря взметнулась в зенит, он прижался щекой к теплому пыльному асфальту и увидел Джульетту. Она бежала прямо на него, чуть приоткрыв пасть, из которой вместе с воздухом вырывались еле слышные тонкие всхлипы.

«Джульетта, назад! Назад! Нельзя!» – прошептал он. Или не прошептал, только подумал.

И она, как всегда, поняла его без слов, подошла и послушно легла рядом. Он обнял ее одной рукой и прижал к груди. Но ей почему-то было неудобно, она пыталась вырваться, а он не хотел ее отпускать…

***

Я мчалась, неслась, летела и судорожно всхлипывала на бегу от ужаса, понимая, что не успеваю. А Ромка медленно, очень медленно разворачивался, тянулся рукой к пистолету под пиджаком и медленно падал на пыльный асфальт, и пули продолжали терзать его тело.

Словно огромная гибкая палка хлестнула меня по ногам. Я споткнулась, кубарем покатилась по траве, по асфальту и уткнулась носом Ромке в бок. Я попыталась вскочить и перепрыгнуть через него, но он обхватил меня за шею и крепко прижал к себе. Я хрипела и извивалась, стараясь вырваться. Я чувствовала знакомый запах крови – на этот раз Ромкиной крови, я чувствовала, как слабеет его рука. Я знала, что причиняю ему боль, но мне нужно было перебраться через Ромку, чтобы оказаться между ним и стреляющей машиной.

От машины дохнуло противным запахом разогретого масла и человеческого пота. Что-то больно ударило в голову, в глазах вспыхнули и погасли яркие круги, сразу ослабли ноги и мысли. Я перестала сопротивляться. Да и зачем сопротивляться, если мы снова, как и три с половиной года назад, вместе лежим в постели, и Ромка прижимает меня к себе, согревая теплом своего тела. Большой, сильный мужчина и маленький, глупый, перепуганный щенок…

Я благодарно лизнула его в губы и закрыла глаза.

«Мы крепко обнимемся и будем спать, Ромка. Целую ночь, пока не вернется Супруга и не закатит нам очередной скандал…»

Уже проваливаясь в вязкую черную пустоту, я вдруг почувствовала, что Ромка уходит. Совсем непонятно: я лежу на его руке, я знаю, что он рядом, и в то же время он встает и уходит куда-то, молча, не говоря ни слова. А мой поводок так и валяется на земле…

«Разве ты не берешь меня с собой, Ромка? Тогда возвращайся скорее…»

Смутно, издалека я услышала знакомый голос и вынырнула из тяжелой дремоты. Открыла глаза. Открывать глаза было почему-то больно, но необходимо. Меня окружали другие запахи и другие звуки, совсем не такие, среди которых я привыкла просыпаться.

Я осторожно повела головой по сторонам. Я лежала на деревянном полу в пустой комнатке, рядом миска с водой, но не моя миска. Дверь закрыта, из-за нее раздаются голоса. Очень хочется пить, а о еде даже вспоминать противно. И еще очень хочется спать и ни о чем не думать. Но думать надо. Где Ромка? И где я? Я, у которой даже во сне все под контролем! Почему я не знаю, как здесь оказалась?

Заскрипела, открываясь, деревянная дверь. Невыносимый, протяжный скрип, от которого голова втягивается в плечи, и хвост подгибается под брюхо. Визгливый, как будто большим резиновым колесом быстро проводят по асфальту.

Шерсть встала дыбом на спине, и ледяные челюсти ужаса вонзились в сердце.

ГДЕ РОМКА?!

Я вскочила на ноги. Комната поехала ходуном. Острая боль пронзила переднюю ногу, ударила под лопатку и в голову. Я качнулась и медленно завалилась набок.

По вибрирующему деревянному полу затопали шаги.

– Джульетка! Джульетка! Лежи, не вставай, милая.

Это – Боря. Ромкин друг и наш сослуживец. Боря, который после каждого выезда повторял, что меня нужно сделать начальником над всеми экспертами-криминалистами. Ему почему-то казалось, что это очень смешно.

Рядом с ним человек, который пахнет, как Доктор. Он наклоняется, заглядывает мне в глаза, осторожно прикасается к голове и щупает лапу. Он думает, что у меня все будет хорошо.

– Надо же, какая вымахала! Вы бы видели ее одномесячную. Маленькая, худая, к мамке пробиться не может, ползает по полу и пищит. Как мышка-норушка.

Доктор подмигнул мне и снова повернулся к Боре.

– Все будет хорошо. Восстановится собачка. Ранения касательные, кости целы. Много крови потеряла, много снотворного пришлось ей влить, но это – вопрос нескольких дней. А потом…

Он осекся и замолчал. Он не знал, что – потом.

И Боря не знал, поэтому виновато отвел глаза, опустился на корточки, погладил меня по плечу, и пододвинул миску.

– Попей, Джульетка.

Я ткнулась носом в воду. Вода была теплая и невкусная, но я пила долго и медленно, чувствуя, как постепенно светлеет в глазах, и проясняются мысли. Потом, осторожно опираясь на здоровую лапу, села. Потом встала и, ковыляя, направилась к двери.

– Наверное, она гулять хочет? – Боря вопросительно посмотрел на Доктора.

– Вот и замечательно! Пройдитесь по территории, погуляйте. Свежий воздух еще никому не повредил. И разомнется немного, а то два дня уже лежит без движения.

От дома в обе стороны тянулись обнесенные проволочной сеткой загоны. Справа, метрах в тридцати они упирались в деревянные ворота. Боря, придерживая меня за ошейник, помог спуститься с крыльца.

– Мы не долго, – пообещал он Доктору.

Я наступала на раненую ногу все сильнее и сильнее, чтобы свыкнуться с болью. Возможно, мне придется бежать, а бегать на трех лапах я еще не научилась.

Мы дошли до ворот, и Боря повернул обратно.

– Ну, что же ты? Так ничего и не сделала?

Сейчас сделаю. Только с духом соберусь.

Я не повернула и продолжала двигаться вперед, направляясь к открытым створкам.

– Джульетта, ты куда? Стой! Ко мне, Джульетта!

Я побежала. Боря кинулся следом. Он на удивление быстро меня догнал, и я, громко и визгливо охая, припустила, что было сил, не обращая внимания на резкую боль в ноге и выскакивающее наружу сердце.

– Джульетта! Джульетта!

Я свернула с дороги в переплетение высокой травы и ржавых труб, и вскоре вросшие в землю полуразрушенные бетонные глыбы с торчащими в разные стороны железными прутами укрыли меня от погони. Я села на землю и тяжело дышала, свесив язык. Голова кружилась, лапы разъезжались в разные стороны. Выпитая вода хлынула наружу. Хотелось лечь, но ложиться нельзя. Так можно лечь и не встать.

Я, пошатываясь, пошла дальше.

Не может быть, чтобы Ромку убили! Мне только показалось, что из него уходит жизнь. А даже если и не показалось, то это еще ничего не значит. Люди придумают, как ее вернуть. Они иногда бывают очень умные, эти люди. Пусть они не умеют слушать мысли, но придумали же они пирожные с кремом и машины, на которых можно долго ехать и совсем не уставать.

Я не помнила это место – место, где я родилась, и не знала, как отсюда добраться до дома. Я просто шла к Ромке и не сомневалась, что дойду. Когда наступать на больную ногу стало совсем невмоготу, я поджала ее к груди и неуклюже запрыгала на трех. Не самый удобный, а главное, очень унизительный способ передвижения. Как не старайся, но ты не можешь скрыть свою слабость – ее видно за версту. А на слабого всегда найдется, кому напасть.