Пять.

Как там говорил сынишка? «У вас белая горячка, мама, вы пишете только для самой себя». Да уж, он много понимает! Подросток со скверным характером и ничего более. Отрок. Нужно носить бисквиты с собой или прятать их лучше. Я ведь тоже заслуживаю возможности поесть! Он уже достаточно взрослый чтобы потерпеть. И к тому же, если я умру от истощения, то на какие деньги он будет жить?

Четыре.

А муж? Я так и не ответила на его письмо, пришедшее два дня назад. Нет, безусловно, я хочу с ним встретиться ещё раз. Возможно, стоит и вовсе вернуться с сыном в Россию… В конце-концов, не всё ли равно где влачить в нищете – на Родине или здесь!

Три.

А как там будет поживать мадам Лурье? Нет, мне же интересно, как там будет завтра себя чувствовать её муж!

Два.

Да и в конце концов, я, ни разу не накрасившая губ чтобы только не соответствовать ничьим идеалам, допущу того, что старые торговки на рынке будут обсуждать кто свёл меня в могилу?! Да ни за что! Никогда! Не дождутся!

Один.

Я встала на ноги твёрдо. Утёрла слёзы.

– Нет, наши девочки не плачут,– пробормотала я.– Не пишут. И не ждут вестей. Нет, снова я пущусь рыбачить без невода и без сетей! Какая власть в моём напеве – одна не ведаю о том: я, выношенная во чреве, не материнском, а морском.

К концу строфы голос стал твёрд, а окурок в моих руках был смят в жалкий комочек. Быстрым шагом я направлялась в сторону своего дома. Так скоро я не ходила уже давно. Почти что взлетев по лестнице, я распахнула дверь и метнулась в комнату. На кровати сидел сын. Завернувшись в одеяло, он читал какую-то старую книгу. Он хотел было что-то сказать, но я не обратила на него никакого внимания.

Подбежав к стене, от которой отходил кусок обоев, отодрала его и, найдя в ворохе вещей на полу огрызок карандаша и тут же стала делать заметки для перевода Бодлера.

– Совсем уже с ума сошла?– проворчал сын.

– Помолчи-ка, мальчик! Я занята.

Он застыл с раскрытым ртом, а после медленно выдавил из себя:

– Ты… что это с тобой? Никогда ты так со мной не разговаривала.

– И зря, наверное!

– Да что это с тобой?!– вскричал сын.

– Не сейчас, Мур. Успокойся и… и посчитай от шести до одного. Помогает порой.

Я не могу тратить время. Я должна продолжать. Я Марина Цветаева и по-другому я не могу жить.

22:30

Выйдя из дома, Ирина Александровна вдохнула свежего воздуха и тут же поёжилась. Предстояла очередная холодная ночь. Холодная для человека, а для кошки-то и подавно. Только вот человек может добыть себе пропитание, а несчастное бездомное животное – нет. Ирина Александровна кормила бездомных котов уже много лет подряд, целую ночь. Именно в тёмное время суток следовало заниматься подобными вещами. Днём может произойти всё что угодно – начиная от того, что корм банально сожрут голуби и заканчивая тем, что какая-нибудь полусумасшедшая женщина начнёт вопить что кошачье мяуканье под балконом не даёт ей вздремнуть. Такие женщины обычно живут этаже на шестом.

Ближайший к дому Ирины Александровны магазин закрывался через полчаса, нужно было поспешить, чтобы успеть купить корм, курицу и сливки. Сливки – для самой Ирины Александровны. Эта утончённая женщина, которая даже на ночные прогулки выходила в шикарных нарядах, пила в последнее время исключительно сливки.

Осторожно озираясь по сторонам, Ирина Александровна кралась по улицам, окутанным темнотой от фонаря до фонаря. Первые кошки уже выходили из этой темноты, выжидающе поглядывая на женщину. Остался лишь один поворот и Ирина Александровна достигнет, наконец, цели. И тут она вдруг услышала достаточно подозрительные голоса, которые заставили женщину замедлить шаг и прислушаться.

– Да. Видели минут десять назад.

– Скажи ему чтоб приезжал уже! Причём как можно скорее! Уйдёт ведь!

– Приезжайте. Скорее. Уйдёт. Всё. Трубку бросил. Скоро приедет.

– Что-нибудь сказал?

– Что от него никто не уйдёт.

– Глупый старикашка!

– Да не ори ты. Наше дело – выследить Дарлына. А уже всё остальное – его забота. Мы своё дело сделали и теперь можем идти отдыхать.

– Слушай, а давай позовём Гришу?

– Если не спит, то сам припрётся. Вперёд.

И из-за угла вышли две девушки. Ирина Александровна сделала шаг в тень и замерла. Девушки выглядели самым что ни на есть сюрреалистичным образом. Одна – низенькая, в синем пальто и лёгким платьицем под ним, активно жестикулировала расписывая своей спутнице планы на сегодняшнюю ночь. Её чёрное каре и яркий макияж на невероятно бледной коже, в полутьме смотрелись жутковато. Она поправляла очки каждый раз, когда те сползали на кончик её аккуратного носика от внезапного приступа хохота. Вторая девушка – чуть повыше, смеялась, втягивая голову в шею, отчего красные волосы метались взад-вперёд. Выражение её кругленького личика представляло собой квинтэссенцию безумной радости и абсолютной жестокости. На ней была футболка и ночные штаны, которые девушка поправляла каждые несколько шагов. Как только странная парочка скрылась вдали, Ирина Александровна помотала головой и, вздохнув, направилась к магазину. Какую только ахинею не встретишь на улице ночью.

23:00

Ничего не пишется. Ничего. От слова совсем. Схимник расхаживал по комнате уже который час и тщетно пытался найти вдохновение. Для творческого человека вещи важнее не существует. Именно эта самая движущая сила является основой любого творчества. Кирилл Схимник не мог написать совсем ничего. Пара строк, один абзац максимум – и всё. Дальше он останавливался и шёл курить на балкон. Почему на балкон? Он и сам не знал. Можно было курить прямо на кухне или в комнате. Но именно глотки ночного воздуха заставляли сознание творца прийти в себя буквально на мгновение и вспомнить, наконец, зачем оно вообще нужно. Но пока Схимник шёл к компьютеру, вдохновение снова испарялось.

– Зря я уехал из летнего чертога,– Кирилл уронил голову на подставленные руки.

Через какое-то время он совсем отчаялся и принял решение пойти спать. Пока Схимник умывался и смотрел на своё истощённое лицо в зеркало, его не покидало ощущение что уснёт он ещё совсем нескоро.

00:00

– Игорь, пошевеливайся, мать твою!

– Андрей Евлампиевич, хватит кричать. Мы всё успеем. Бакариван слаб. Он далеко не уйдёт. К тому же улицы там безлюдные, найти его будет легко.

Андрей Ускакаев и его ближайший соратник Игорь Карналыев быстрым шагом пересекали улицу «Третью Карачаровскую». Андрей Евлампиевич опирался на трость, широко вышагивая по асфальту, отчего в его походке появлялось нечто механическое. Игорь шёл рядом, оглядываясь на каждый шорох.

– Где Даниил, едрить его налево?– выругался Ускакаев.

– Да вон он, уже в машине сидит!– Карналыев указал на серый BMW, фары которого старательно помигивали Ускакаеву и Карналыеву со стоянки.

Андрей Евлампиевич, не сказав ни слова, ускорил шаг. Через полминуты он уже садился на переднее сидение машины и здоровался за руку с её бородатым водителем.

– Даниил, спасибо что отреагировали в такой поздний час,– старик поправил кепи и пристегнул ремень.

– Для вас, Андрей Евлампиевич, когда угодно!– усмехнулся Даниил.– Игорь, ты там как?

Карналыев никак не мог справиться с ремнём безопасности заднего сидения, но с вымученной улыбкой помахал Даниилу.

– Трогайтесь!

Но Даниил отрицательно помотал головой.

– Пристегнись вначале.

Игорь застыл, а потом непонимающе взглянул на Даниила и Ускакаева. Андрей Евлампиевич жестом поторопил Карналыева.

– Чего?

– Карналыев, пристегнись уже!– прикрикнул Ускакаев.– Мы из-за тебя упустим Дарлына!

– Но Андрей Евлампиевич, я…

– Пристегнись уже, твою же мать!– Ускакаев ударил по подлокотнику, чем вызвал неодобрительный взгляд Даниила.

– Хорошо-хорошо,– Игорь ещё какое-то время провозился с ремнём, после чего кивнул сидящим на переднем сидении.

– Вот теперь можно и трогаться,– Даниил осторожно выезжал на дорогу.– Главное при вождении, это что? Правильно, безопасность!