Подошел Илья, и по его виду я поняла, что он хочет поговорить с отцом, скорее всего про Виктора. Я понимающе кивнула, и ушла в дом.

Дом был большим, в два этажа, с комнатами, оформленными в разных стилях. Это создавало какую-то смешную стилевую какофонию. Каждая из комнат была отдельным миром: большая гостиная с камином, над которым висели искусственные (!) рога. То, что они не настоящие, я знала точно: мой папа был ярым противником охоты и подобной демонстрации «побед», одержанными над невооруженными животными. И у нас дома были сувенирные рога, подаренные кем-то, однако, они были из пластика — так же, как и те, что я видела сейчас. Значит, отец Ильи не охотник, это просто часть интерьера. Который, кстати, отчего-то напомнил мне Шотландию. Может дело в пледе, по орнаменту схожему с килтом, может быть ряд пыльных бутылок в баре, хотя скорее виновата картина. На ней был изображен замок, теряющийся в скалистых горах.

Кухня была светлой, с бежевыми шкафчиками. Доминантой кухни была кофемашина (видимо, неотъемлемый атрибут жизни семьи Вараксиных). На полу — кошачья миска. Так, где кошка? Надо ее срочно найти и потискать.

Дверь в спальню отца была чуть приоткрыта, и я, проходя мимо, выхватила взглядом фоторамку с детскими мордашками. Видимо, внуки. На самом видном месте. Сразу понятны жизненные приоритеты.

На втором была широко отворена дверь комнаты, в которой, на кровати, лежала моя сумка. Значит, ночевать МЫ будем здесь. Я огляделась: широкое помещение, с двумя окнами, выходившими, к моему счастью, на солнечную сторону. Комнату заливал свет, в котором красиво плясали пылинки. Вероятно, это была комната Ильи, но он редко приезжал, и это ощущалось: все на своих местах, как-то строго, лаконично. Как будто это гостевая спальня. Я, по своей привычке, тут же выставила кое-что из своих вещей на тумбу, хаотично разбросала по кровати цветастые подушки, задернула шторы, включила ночник. И сразу стало поуютнее.

Вечером мы сели в беседке, примыкавшей к дому. Шашлыки, свежий редис, укроп с грядок. Я давно не была на даче, да и вообще на природе, и на меня нахлынули детские воспоминания о бабушкином доме в деревне. Деревянные заборы (порой весьма эстетично завалившиеся набок), скрипучие качели, пруд за огородами, полисадники, полные астр и георгинов, догонялки и «классики» до глубокой ночи. Я прислушалась к пению полуночных птиц, и прижалась к плечу Илье. Похоже, так хорошо мне не было давно. Я ощутила, что я дома. После того, как я переехала, отделившись от родителей, я не испытывала подобных чувств. Все вокруг казалось чужим, и я по вечерам смотрела в горящие окна многоэтажек, где на кухнях слышался стук вилок и громкие веселые разговоры. Дом, семья — так мало и одновременно так много нужно для счастья.

Отец постоянно шутил, пытаясь отвлечь сына от тяжелых мыслей. Илья даже пару раз улыбнулся. Хотя было видно, что в серых глазах плещется боль. Он вяло ковырялся в тарелке, больше налегая на виски. Леонид Егорович ушел в дом, вернувшись, сказал, что у Ильи без остановки звонит телефон.

— Ты что-то расклеился, — отец протянул Илье сотовый. — Такое время, а ты без связи.

«Какое время?!» — одними глазами спросила я у Вараксина младшего.

Илья долго слушал собеседника, и я заметила, как он сжимает кулаки. Коротко бросив в трубку «Отбой», мужчина нахмурился.

— Что-то случилось? — осторожно спросила я.

— Случилось, — обманчиво спокойным тоном ответила Илья. — Эти мудаки его упустили. Мало того, что упустили, так еще и шмальнули в него. Сейчас вообще не поймешь: живой или сдох уже. Или не в него… Их там двое было, — голос стал резче, видя непонимание на моем лице. — Объявили план-перехват на Гобенко, так как по экспертизам кое-что сошлось. На 30 км южной трассы ДПС-ники его остановили. И нет, чтобы передать сводку, видели же, откуда указание спустили, они сами решили погеройствовать. По итогу Гобенко в бегах, у одного гайца пулевое щеки, всю челюсть разнесло, второй задержан до разбирательств по вопросам нецелевого использование табельного оружия. Охеренные работники.

Я сглотнула.

— Ты мне не говорил про то, что вы его будете арестовывать.

— А оно тебе надо? Я тебя специально сюда привез, чтобы ты расслабилась, о плохом не думала. Да и вдалеке от города безопаснее сейчас.

— Ты уедешь? — срывающимся от волнения голосом спросила я.

— А смысл? Либо я проторчу в отделе, либо проведу время со своей женщиной, — Илья говорил это, ожидая чьего-то ответа по телефону. — Выбор очевиден.

Трубку взяли, и он, прервавшись на полуслове «Вы там ох….», покинул беседку. Я была сильно взволнована, но слова «со своей женщиной» запомнила. А ведь когда-то он предпочитал проводить время на работе, нежели с женой. Новая победа. Пусть пока не закрепленная, но все же победа.

Что я испытывала в связи с объявлением охоты на Гобенко? С одной стороны, облегчение, видимо, нашлись доказательства, с другой, я ощутила страх от слов, что он, вероятнее всего, затаится. Я безумно хотела, чтобы его посадили! Но это был тот случай, когда от меня ничего не зависит. Эту победу мне не одержать. Это война Ильи. Мое дело — стоять за его спиной, и, как говорилось в одной шутке, подавать ему патроны.

Я ушла в дом, но в окно видела, как Илья ходит по асфальтированной дорожке, что-то яростно выговаривая в трубку, потом совещается с отцом.

— И что там? — я и не собиралась скрывать своего нетерпения, когда мужчина зашел в комнату.

— В машине было двое. Один из них — Гобенко, его по фотороботу узнали. Второй — молодой парнишка. Ранили, скорее всего, второго. Уже хорошо, значит, наш сученок жив и здоров. Отдал приказ шерстить каждый переулок и куст по трассе: крови парень много потерял, если они не друзья (хотя и это не гарант), то Гобенко выкинет его по дороге.

— Боже… Это не люди! — я подняла на Илью широко распахнутые глаза.

В голове, как на повторе, крутилась сцена из фильма «Раба любви»: «Господа, вы звери…».

— Уж я то знаю, — Илья присел рядом, обнимая меня. — Спать?

— Да, только не уходи, — я прижалась к плечу мужчины.

Ночью я пару раз просыпалась от звуков родного хриплого голоса: Вараксин с кем-то полушепотом разговаривал по телефону. До меня доносились обрывки фраз, по которым стало ясно, что на протяжении ночи что-то меняется. «Люди работают», — тихо пояснил мне Илья, обнимая.

Сквозь сон я слышала, что Илья на кого-то приглушенно ругается.

— Сойка! Иди к себе! — пауза. — Черт с тобой, залазь.

По моей руке шаркнуло что-то пушистое, и послышалось урчание. «А вот и кошка», — улыбнулась я, засыпая.

Утром я вышла на крыльцо, заметив, что Леонид Егорович бодро полет грядки.

— Лена, ты почему не спишь? — окрикнул меня отец Ильи.

— Я всегда рано встаю. А можно я вам помогу? — так хотелось размяться, поработать физически.

— Можно, конечно! Айда сюда!

Я со счастливой улыбкой подошла ближе, думая, что получу тяпку и инструкции. Однако мне в руки сунули глубокую алюминиевую тарелку с ягодами (точно такая же миска была у моей бабушки, когда я была маленькой!)

— Держи клубнику, и забери кошку.

— Но я хочу помочь… — я надумала губы. — Я умею!

— Вот и поможешь. Ягоды дело такое, их тоже есть надо уметь. Кошку не забудь! — отец уже отвернулся от меня, но продолжал бубнить. — Путается, зараза, все утром под ногами…

Сдерживая смех, я, с кошкой под мышкой и с миской, забралась на диван в беседке, положив ноги на низкий деревянный табурет. Так вот чьи компоты стоят в квартире Ильи! Папа-садовод, папа-мастер консервирования.

Рассвет уже практически отгорел, остались только всполохи, бившие лучами по тихо стонущим березам, растущим за забором. Если бы не вся эта заваруха с Гобенко и иже с ним, то я была бы счастлива… Но, с другой стороны, без этой заварухи я бы не оказалась здесь! Не знала бы этих мужчин, не была бы влюблена, не имела возможность гладить пушистый кошачий бок, не чувствовала бы теплые лучи утреннего солнца на обнаженных стопах, не ощущала бы сладость спелой садовой ягоды… Сладость. Я даже прикрыла глаза, вспоминая свой сегодняшний сон, а внутри все приятно, томительно сжалось. Илья почти всю ночь общался с кем-то из подчиненных, но в минуты, когда телефон переставал надрывно звонить, он возвращался в постель, целуя меня спящую. Я почти мгновенно просыпалась, сразу же отвечая на ласковые движения губ. Мужские руки исследовали мое тело, и под утро я ощутила горячую ладонь, небрежно скользнувшую по лобку. Между всем этим сексуальным издевательством мне снился сон, фантазия на тему: а что бы было, если бы его не отвлекали по каждому вопросу? Низ живота приятно потянуло, и я, поддаваясь секундному желанию, пошла в дом.