— О! Верно, я и не подозревал.

— Как думаешь, я… — Ремус посмотрел вниз, — я имею в виду, для тебя это имеет значение? В добавление ко всему…

— Конечно, нет, — быстро сказал Сириус, — я бы не стал судить тебя за такое.

— Я чувствую, что совершу много ошибок.

— Ладно. Я далеко не идеален, — Сириус пожал плечами. Ремус посмотрел на него и долго глядел в его сторону. Сириус не совсем понимал, о чем думал Ремус, но чувствовал значение важности в этих серьезных зеленых глазах.

— Итак, — наконец сказал Ремус, — с чего начинаются отношения?

— Э-э, — Сириус немного встревожился. Он не привык анализировать подобные вещи и не мог понять, шутит Ремус или нет. — Ну, в кино они всегда начинаются с ужина.

— Отлично, считай, это у меня в руках, — рассмеялся Ремус, — вегетарианский ризотто, как тебе?

— Звучит превосходно.

— И, э… ты можешь спрашивать меня о чем угодно, если хочешь. Я постараюсь быть честным. — Ремус снова выглядел беспокойным и нервным.

— Если тебе некомфортно… — начал Сириус, но Ремус твердо покачал головой.

— Нет, не ищи мне оправданий, — сказал он, — я хочу все делать правильно. Ну что, ты голоден?

Он встал и вышел из комнаты, направляясь на кухню. Сириус двинулся за ним, не зная, радоваться ли тому, что Ремус так старается, или беспокоиться о том, что для него это, казалось, было очень трудно.

— Где девчонки? — спросил Ремус, ориентируясь на кухне, вытаскивая кастрюли, сковороды и пакеты с рисом и грибами.

— Марлен работает. Не думаю, что Доркас сегодня останется.

— О, я думал, что Доркас здесь живет?

— Практически, — кивнул Сириус, — но не официально. У нее есть родители в Энфилде.

— А, — Ремус начал готовить, и Сириус наблюдал за ним, прислонившись к стене. Он ходил по кухне так же, как по сцене; неосознанно неспешно, с изящной грацией. Он что-то напевал себе под нос, полностью поглощенный своей задачей. Через время он взглянул на Сириуса и улыбнулся ему:

— Приятно хотя бы раз готовить на настоящей кухне.

— Ага, думаю, тебе еще предоставится шанс, — сказал Сириус, — я должен готовить больше, но мне лень. Когда я жил с Сохатым, он все время готовил.

— Сохатый?

— Джеймс. Это просто его глупое прозвище со школы.

— Ах да, он же тоже как-то тебя зовет, да?

— Бродяга, — кивнул Сириус.

— Бродяга, — мягко повторил Ремус, осторожно и быстро нарезая лук. Некоторое время он молчал, думал, а затем… — О! Я понял — черная собака, верно? Как Черный Шак* (*прим. переводчицы, — это призрачный черный пес из английских сказок и легенд). Игра с твоей фамилией.

— Ага, — удивился Сириус. Никто раньше до этого не догадывался; он и Джеймс думали, что они одни такие умные, когда им было по тринадцать.— Вот это да.

— Я люблю фольклор, — улыбнулся Ремус, опрокидывая нарезанный лук на сковороду, которую он разогревал, — я был довольно болезненным ребенком — рассказы о привидениях и все такое. В больнице приходилось много читать.

Лук начал шипеть, и поднялся восхитительный запах. Ремус начал измельчать чеснок.

— Вот почему ваша группа называется Full Moon? — спросил Сириус, думая, что начать с этого вопроса довольно легко.

— Эм… не совсем. — Ремус нахмурился, кладя нож плашмя на зубчик чеснока, а затем надавливая тыльной стороной ладони. — Это гм… это одна неприятная шутка. Идея Фенрира.

— Ладно… если не хочешь рассказывать…

— Знаешь, — быстро сказал Ремус, как будто ему нужно было быстро избавиться от этого, — я не только из-за опухоли оказался в больнице, еще я провел некоторое время в психиатрическом отделении. Когда мне было четырнадцать… я периодически ложился туда и выходил, до тех пор, пока мне не исполнилось шестнадцать.

— О, ладно, — Сириус действительно не знал, как на это ответить.

— Мм, это запутанная история. Возможно, в другой раз. Во всяком случае, именно так я познакомился с Фенриром. Мы, очевидно, были в разных палатах, я был в детском отделении, но у нас была общая общая зона и сад при больнице. У него была гитара, и он научил меня играть мои первые аккорды. Когда мы основали группу, он хотел, чтобы название отражало тот факт, что мы оба встретились в психушке, так что поэтому — Full Moon. В старину люди думали, что полнолуние сводит с ума, поэтому это и называлось безумием* (*прим. перевод. с англ. «безумие» — lunacy, отсюда происходит слово «лунатизм»).

— Умно, — сказал Сириус. Он чувствовал себя немного глупо, он не знал, что еще сказать; информации было много.

— И еще, знаешь, «Ремус» — это луна, так что… — Ремус поднял глаза, улыбаясь.

— «Ремус» — это луна, — повторил Сириус, как будто это была молитва или заклинание, — тебе подходит.

— Не так круто, как звезда, конечно, — подмигнул Ремус. Он повернулся, чтобы высыпать в сковороду рис и налить немного бульона.

— Намного круче, — выдохнул Сириус.

Ремус оглянулся на него и ухмыльнулся:

— Если ты продолжишь так смотреть на меня, мне придется что-то с этим делать.

— О, да? — ответил Сириус, сердце забилось быстрее.

— Ага, и я сожгу твой ужин.

— Я ничего не делаю, — сказал Сириус, засовывая большие пальцы руки в петли для своего ремня и невинно пожимая плечами, закусывая нижнюю губу. Ремус издал напряженный горловой звук и приподнял бровь.

— Следи за собой, Бродяга.

— Лучше сам за собой следи, Луни, — поддразнил Сириус.

Ремус усмехнулся и покачал головой, его кудряшки подпрыгивали. Сириус не выдержал и подошел к Ремусу сзади, слегка положив руки ему на бедра, прижался к его телу и поцеловал шею. Ремус вздохнул, немного расслабляясь:

— Я пытаюсь приготовить тебе романтический ужин…

— И я благодарен, — ухмыльнулся Сириус, скользя рукой под пояс Ремуса.

— Ммм, я действительно сожгу ужин… — прошептал Ремус, запрокидывая голову, чтобы дать Сириусу лучший доступ к его шее, и снова нерешительно помешивая рис.

— О, нет, — проворковал Сириус, сомкнувшись пальцами вокруг эрекции Ремуса, — я усложняю тебе задачу?

Ремус сглотнул, адамово яблоко восхитительно качнулось, когда Сириус крепко его сжал.

— Я вообще-то пытаюсь быть здесь хорошим парнем! — Ремус ахнул.

— Я тоже!

Ремус повернулся, схватил Сириуса за запястье, чтобы остановить его движения, и поцеловал его в губы в качестве компенсации.

— Терпение — это добродетель, Блэк, — Ремус постучал его по голове чистым концом деревянной ложки. — А теперь иди и накрой для меня стол.

— Прекрасно, — вздохнул Сириус, убирая руку, притворяясь, будто его выгнали, хотя ему очень нравилось, когда Ремус говорил ему, что делать.

Он пошел вымыть руки в раковине, прежде чем взять столовые приборы.

— Можешь звать меня Бродяга, если хочешь, — сказал он. — Мне это нравится.

Ремус снова улыбнулся ему, румянец медленно покидал его щеки, но коварный блеск в глазах остался, намекая на то, что может произойти позже. Сириусу пришлось немного отводить глаза, чтобы выдержать этот взгляд. Он даже задумался предложить забыть об обеде и съесть его холодным позже — но Ремус так хлопотал для него, и, к тому же, пахло действительно хорошо.

Ремус подал ужин, и они съели его за раскладным столиком в гостиной.

— Роскошно, — прокомментировал Ремус, ставя тарелку перед Сириусом, — я обычно ем на кровати с открытым ноутбуком рядом.

Мысль о том, чтобы есть где-нибудь рядом с простынями, вызывала у Сириуса беспокойство, он ненавидел пролитую еду. Однако он ничего не сказал, просто набил себе рот.

— Очень вкусно! — честно сказал он, проглатывая ризотто, — можешь использовать кухню всякий раз, когда настигнет вдохновение.

— Заметано, — ухмыльнулся Ремус. — Значит, уровень моей готовки будет повыше уровня Джеймса?

— Абсолютно. Он бы никогда не положил столько сыра, слишком жирно.

— Жизнь — ничто без сыра, — ответил Ремус. Он задумчиво поиграл с едой, протыкая вилкой гриб. — Могу я тебя кое о чем спросить?

— Конечно.