После возвращения с Кубы Чан занял ключевую роль в верхушке крусоб – стал тата нохоч сул, «отцом шпионажа», главой разведки и дипломатии. Он разорвал договор с правительством, и война возобновилась, хотя обе стороны пока лишь проводили мелкие операции. Зато Чан прекрасно освоил информационное оружие, постоянно давая интервью журналистам со всего мира. Его маска с сигарой то и дело мелькали на полосах газет по всему миру.

Однако он и впрямь был толковым партизаном, проведшим десятки дерзких операций. И, как выяснилось, давним тайным союзником России.

- За нами находимся вы, - произнес он странное старинное присловье крусоб, сел и стал отчаянно дымить сигарой.

Далее пошло вполне деловое обсуждение подробностей операции.

Крусоб готовили общее восстание майя уже больше года. Сначала оно было назначено на 1 ноября – День мертвых. Но российская разведка настояла на том, что начинать нужно раньше – 23 сентября по европейскому календарю, в День схождения Пернатого Змея. Сначала Илона не поняла, причем тут Юкатан – она думала, что работать предстоит в Теночтитлане. Но Столяров объяснил:

- Объект перевели в Чичен-Ицу, его содержат во Дворце Кукулькана.

Илона вздрогнула – это было первым известием о том, что Евгений жив. Все мировые СМИ наперебой сообщали о таинственном исчезновении на Фортунах знаменитого русского писателя, но мало кто предполагал, что он похищен ацтланцами. А имперская разведка получала от своей агентуры лишь самые скудные обрывки информации.

- Наш агент в Теночтитлане не смог выяснить подробностей, - продолжал Столяров. – Известно только, что это был личный приказ Монтесумы.

Группа тайно высадится с рыбацкого судна на пустынном западном побережье Юакатана, совершит марш через сельву, частично пешком, а частично на предоставленном крусоб транспорте, и спрячется в городе. В день икс их в автофургоне доставят вместе со всем снаряжением в центр Старой столицы, где к этому времени уже соберется экзальтированная толпа майя и туристов со всего мира, собравшихся смотреть на схождение Змея с пирамиды Кукулькана. В толпе будет множество агентов крусоб, которые, после сигнала к выступлению, поведут толпу на ацтланских солдат.

В возникшей кровавой суматохе группа атакует старинный дворец, где держат пленника, вызволит его и снова отступит в джунгли.

- К сожалению, наша агентура и люди крусоб в Чичен-Ице не смогли точно узнать, где именно во дворце находится объект, - добавил Столяров. – Придется выяснять по ходу дела.

«Слишком много придется делать по ходу дела», - тревожно подумала Илона, видевшая в плане огромные прорехи. Она не сомневалась, что видели их и другие члены группы, не говоря уж о Столярове. Но все промолчали. Лишь Чан пафосно заявил:

- Чтобы добиться многого, мы должны потерять все.

Как уже поняла Илона, он был склонен к резонерству и лозунгам не только перед журналистами.

- Вы гарантируете массовое выступление ваших людей в нужный момент? – повернулся к нему Столяров.

- Нечего беспокоиться, - со скрытым высокомерием бросил крусоб. – Мы сделаем то, что должны. Вы делайте свое. Я мечтал об этом дне, еще когда был жив отец. Я свой день не упущу.

Он выпустил очередное кольцо сигарного дыма и заключил:

- Ваш Великий Лев сказал: «Пассионарии стремятся изменить окружающее и способны на это». Майя – пассионарии!

«Кажется, Лев Николаевич сказал это не про майя», - подумала Илона, и вдруг вспомнила, что Кромлех знаком и даже, говорят, дружит со знаменитым ученым-этнологом, известным куда больше своих родителей-поэтов.

Впрочем, что-то в словах Чана о майя было. Илона вдруг вспомнила потрясший ее случай, когда они в сопровождении отряда крусоб шли по сумеречным юкатанским лесам. Вдруг перед ними возникла стена огня. Но не успели все они броситься от нее в ужасе, она оформилась в три призрачных пылающих креста.

И раздался голос – голос ниоткуда.

Бойцы ДРГ рефлекторно залегли, выставив оружие в сторону видения. Но крусоб во главе с Чаном упали на колени и внимали голосу, произносившему слова на местном диалекте, который Илона почти не понимала.

Кресты исчезли через несколько секунд так же внезапно, как появились. Как ни в чем не бывало, майя поднялись с колен и позвали союзников продолжать путь.

- Что это было? – тихо спросила Илона Столярова на привале.

Тот пожал плечами.

- Кто его знает... То ли фокус, то ли гипноз. Но этим они уже больше ста лет ведут за собой людей. Так что пусть будет.

- А что сказал голос?

- «Делайте, что должны и не ждите радости», - ответил командир.

Евгений Кромлех. Великий Ацтлан, Старая столица (Чичен-Ица). 23 сентября 1980 года (12.18.7.5.1, и 3 Имиш, и 4 Чен)

Евгений очень устал и желал, чтобы все поскорее закончилось. Уже больше месяца он сидел в старинном дворце владык Чичен-Ицы, куда его отправили на следующую ночь после встречи с сиуакоатлем. Тогда ему велели собираться, затолкали в машину, доставили на аэродром и посадили в самолет, в котором из пассажиров опять были только он да охрана. Два часа лета над Мешиканским заливом, потом вновь недальний путь на машине в сопровождении молчаливых вооруженных ацтланцев – и с тех пор он не покидал этого громоздкого, мрачного, цвета запекшейся крови здания.

Собственно, помимо того, что его держали взаперти, не выпуская даже на площадку перед верхним покоем дворца – в котором в стародавние времена и обитал халач-виник – обращались с ним отменно. Купали, умащали благовонными маслами, наряжали в роскошные традиционные одежды ацтланского вельможи, которые меняли каждый день, кормили великолепными блюдами, поили утонченными напитками, а по вечерам устраивали для него концерты национальный музыки и танца.

Правда, вскоре он заметил, что впадает тут в какое-то странное, полусонное – полувосторженное состояние, и заподозрил, что ему подмешивают наркотики. После нескольких дней экспериментов, он понял, что зелье, скорее всего, содержится в бальче – чем-то вроде крепкой медовухи, довольно отвратительной на вкус. С тех пор он стал лишь делать вид, что пьет ее, незаметно выливая чашу, и его психологическое состояние вновь пришло в норму. И вообще старался потреблять как можно меньше хмельных напитков, больше налегая на разные виды какао.

Еще он, к большому неудовольствию хозяев-тюремщиков, упорно отказывался проводить каждую ночь с новой «женой». Это были совсем молоденькие представительницы всех народов Великого Ацтлана – тоже изящно наряженные, умащенные благовониями и украшенные драгоценностями. Не то, что Кромлех был настолько уж морально устойчив или решительно постановил хранить верность покойной Монике. На самом деле в иные минуты он подумывал плюнуть на все и провести свои последние дни в гедонических наслаждениях. Однако быстро брал себя в руки. Алкоголь, наркотики, секс – все это расслабляло душу и тело, а он хотел в день икс быть в хорошей форме. Он ведь знал, каков будет финал всей этой роскошной жизни...

И ему необходимо было ясное мышление, чтобы думать над тем, что он узнал у сиуакоатля – Дельгадо.

Кроме того, девушкам наверняка велели шпионить за ним. А еще он в глубине души понимал, что, даже если он будет близок с ними, представляться ему станет лишь одна женщина. Илона...

Так Дельгадо занимал его мысли, а Илона – чувства, и тюремщики с неохотой перестали водить к нему нарядных и благоухающих женщин.

От напряженных раздумий Кромлех отвлекался, дописывая рассказ про бразильского каннибала и королевского пажа Пирауаву. Ему позволили взять с собой из Теночтитлана незаконченную рукопись и пишущую машинку. Но когда он поставил последнюю точку, все это унесли и больше не возвращали. Евгений иногда задавался вопросом, в каких тайных ацтланских архивах сгинет его последнее произведение.

Дельгадо объяснил ему ситуацию: никто не собирался отпускать его живым, вопрос был лишь в способе его уничтожения. Однако у сиуакоатля имелись свои планы, а его мнение было весьма весомо.