Позже в права вновь вступил механически-эффективный ритм. Глотая горячий кофе, вкуса которого не чувствовала, Илона заказала такси до Пушкинского аэропорта. Положила в микроволновку круассан, достала из холодильника апельсиновый сок, масло, сыр и йогурт. Позавтракала, по-прежнему не ощущая вкуса. Тщательно и тепло оделась. Рюкзачок положила в огромную спортивную сумку. Немного попарила вейпом, сидя на стуле в прихожей, пока не пришло сообщение, что машина ждет у дома.

Слежки за такси она не заметила, но это не означало, что ее не было. Наверняка была.

- Здесь стоп, - сказал она роботу, оплачивая поездку через свой терминал. – Ждать десять минут.

Она извлекла из багажника сумку и впорхнула в торговый центр. Возвращаться к такси она не собиралась, а десяти минут, в течение которых преследователи будут ждать ее вместе с роботом, ей вполне хватит. Если она поторопится.

ТЦ Илона выбрала заранее по двум причинам. Первой была та, что стоящий здесь банкомат ее банка выдавал крупные купюры. Молясь о том, чтобы он не был пуст, Илона, активировала свой счет. Банкомат пуст не был, и она сняла почти все деньги.

Засунув ворох купюр в карман джинсов, она прошла в отдел верхней одежды, схватила с вешалки первую попавшуюся куртку и закрылась в примерочной. Вывернула свой белый двусторонний пуховик черной стороной верх, отстегнула не очень функциональный большой капюшон и засунула его в сумку. Оттуда вытащила модные в прошлом сезоне оленьи пимы и натянула их вместо зимних бот на каблуках. Боты тоже положила в сумку. Капюшон заменила черной вязаной шапочкой. В завершение надела большие очки – обычно она носила линзы. Полностью преображенная, с рюкзачком, вышла из примерочной, оставив сумку с ненужными вещами – вряд ли она там долго залежится... Куртку повесила на прежнее место и вышла из отдела, где никто не обратил на нее внимания.

Спустившись на первый этаж с другой стороны комплекса, она вышла на улицу и вошла в арку, через которую попала в сеть проходных дворов – одну из немногих оставшихся в центре Москвы. Это было второе достоинство выбранного ею ТЦ.

В этот момент зазвонил одноразовый телефон. Предусмотрительная Илона всегда имела парочку таких на всякий случай и вчера дала этот номер оператору таксомоторной междугородней фирмы, услугами которой несколько раз пользовалась. Это был робот такси, ждавшего ее на выходе из проходного двора.

Через два с половиной часа она приехала во Владимир. Здесь жила Диана – институтская подруга, с которой Илона в свое время немало покуролесила, но в последние годы лишь переписывалась и иногда созванивалась. Ди работала старшим научным во Владимиро-Суздальском заповеднике, сейчас жила одна, скучала – то есть, для целей Илоны была идеальна. Ди, образ которой представлял нечто среднее между святой и певичкой из кабаре, не потеряла с возрастом вкуса к авантюрам. Всю ночь они проговорили на кухне в облаках вейпного пара, поглощая литры кофе. Илона в подробностях изложила продуманную по дороге историю, как она связалась по дурости с неким высокопоставленным ментом, который на поверку оказался вечно пьяным мужланом и вообще животным. А отвязаться от него по-хорошему невозможно, потому Илона тайно уехала из Москвы и думает пересидеть в провинции, пока он будет бушевать и искать ее по своим каналам. История Ди понравилась, и свое участие в побеге она подруге обещала твердо.

Утром они проделали классический трюк с поездом: подошли на вокзал к прибытию скоростного транссибирского «Цесаревича», на который Ди после звонка Илоны купила билет на свое имя. Илона вошла с ней в качестве провожающей, но осталась, а Ди вышла и помахала вслед отходящему составу. Во Владимире «Цесаревич» стоял всего три минуты, так что проводникам было не до контроля личности пассажиров – все прошло гладко.

…Отвернувшись наконец от зимней степи, Илона продолжала размышлять над дальнейшими шагами. Она не была на малой родине уже лет десять, но в том, что Галя, сестра, все поймет правильно и укроет, не сомневалась. Другой вопрос – насколько это укрытие будет надежным: все-таки ею, похоже, интересовались спецслужбы двух сверхдержав. Не говоря уже об этих жутких видящих… Так что, хотя Илона еще в Москве отключила свой личный терминал и старалась избегать камер слежения, полной уверенности в том, что она запутала следы, у нее быть не могло. Конечно, они уже знают, что в Мексику она не полетела. Но, может быть, еще ищут в Москве, так что какой-то люфт до того момента, когда на ее след снова нападут, у нее имелся.

В Красноярске она, по крайней мере, немного передохнет и подумает, как быть дальше. Пока же это «дальше» было для нее темным тоннелем.

Илона равнодушно взглянула на попутчиков по купе, с которыми едва перекинулась парой слов, и собиралась опять отвернуться окну, когда заметила что-то краем глаза. По неизвестной причине екнуло сердце. Резко повернув голову, она увидела в проеме дверей девушку.

Сначала ей показалось, что та открыла двери купе. Но потом Илона поняла, что за ее спиной что угодно, но только не проход вагона. Там было темно, но пространство явно было обширным.

Илона перевела взгляд на ее лицо и застыла. Она знала это лицо! Это же…

«Это же я!» - вспыхнула безумная мысль.

Да, это лицо она совсем недавно видела во сне – лицо студентки Илоны Линьковой. Но… не совсем ее – какой-то иной Илоны.

«Кто это? - ворвалась другая мысль. – Это не могу быть я!»

- Кто ты? – спросила девушка, глядя на Илону безумными глазами.

Она была одета в грязный измятый сарафан, волосы ее были растрепаны, лицо слегка запачкано.

- Кто ты? – растерянно повторила за ней Илона.

Но девушка дернулась и исчезла. Перед глазами Илоны появилась закрытая дверь купе. Сидящая напротив попутчица смотрела испуганно.

- Простите, - пробормотала Илона и легла, отвернувшись, чтобы скрыть лицо.

Пусть это будет просто галлюцинацией на почве нервного истощения. Галлюцинация – это очень хорошо и удобно. Например, не надо ломать голову над тем, почему ей так знаком голос, который в последний момент прокричал позади девушки что-то на языке, отдаленно напоминающим испанский.

Кукулькан-Кетцалькоатль. Чичен-Ица. 573 – 601 годы

Верховный жрец Ахав Кан Холь… Когда Кукулькан явился в Чичен-Ицу, тот сразу стал его главным почитателем, служителем и советником. Но великий царь-бог объявил приближенным, что его собратьям – богам – больше не нужны человеческие жертвы. Теперь им следует приносить лишь змей и собак, а ему, Кукулькану, поскольку он обитает ныне среди людей, пусть дарят только цветы и бабочек.

Среди придворных воцарилось гнетущее молчание, но все согласно склонили головы. Лишь жрец не выдержал, впервые метнув на своего бога разгневанный взгляд.

…Ночью Кукулькан бежит по темным переходам своего дворца, размахивая железной секирой. Он гонится за врагом, напавшим на него во сне и нанесшим ужасную болезненную рану в живот. Куда-то девалась вся охрана, он один здесь, во вдруг сделавшимися незнакомыми комнатах и коридорах. Он гонится долго, зажимает рану левой рукой, но кровь все равно пятнает его путь. Догоняет смутную, все время расплывающуюся фигуру и заносит оружие. Враг оборачивается. Прямо в лицо Кукулькана с бешеной злобой смотрит Ахав Кан Холь.

Царь наносит страшный удар, но жрец вдруг превращается в койота, куда-то юркает и исчезает. На Кукулькана обрушивается мрак.

Он приходит в себя много дней спустя и узнает, что был отравлен, умирал в страшных муках. Яд из лесной лианы был смертелен, все лекари разводили руками – лечения нет. Люди Чичен-Ицы рыдали в бессилии. Но неведомо откуда во дворце появился деревенский колдун ах-мен. Говорят, он ничем особенным не выделялся, был бедно, но чисто одет, часто вкрадчиво улыбался и кланялся.

Неведомым образом его допустили к умирающему царю и оставили их наедине. До сих пор ни придворные, ни начальник стражи не могут понять, как они могли согласиться на такое. Но... колдун вышел от халач-виника и сказал, что тот здоров. Придворные бросились в спальню. Кукулькан перестал стонать и метаться, его лицо расправилось, дыхание сровнялось. Он крепко и спокойно спал.