Евгений и Моника Кромлех. Восточный Ацтлан, Чикомоцток, Канария (Фортунские острова). 5 августа 1980 года (12.18.7.2.12, и 6 Эб, и 15 Шуль)

Жаркий день уступил права восхитительно теплому, душистому вечеру. Евгений устал, но был доволен – встреча прошла прекрасно. Он благополучно отбил все провокационные вопросы, ни разу по-настоящему не сорвался, а общий настрой публики показался ему заинтересованным и почти доброжелательным.

- Mein Herz*, ты был великолепен!

27 лет брака с ним не избавили Монику от сильного немецкого акцента.

Евгений с привычным удовольствием окинул взглядом совершенно не испорченную временем гибкую фигуру жены. А ведь она на два года его старше… Когда они познакомились, в деревне ее считали старой девой. Ему было на это наплевать: он мечтал об этой спасшей его одной темной дождливой весенней ночью фройляйн, жил ожиданием встречи все оставшиеся месяцы войны, до самого падения Беладвалида, и приехал за ней, как только смог. Разумеется, ее родители не могли отказать офицеру армии, победившей и безумных адептов прусского фюрера, и инфернально жестоких ацтланцев. Что касается родителей Жени, те, конечно, испытали шок, но на их увещевания он поддаваться не собирался. А Моника – та просто была счастлива

Но был ли счастлив он, Евгений Кромлех?..

- Это все ради тебя, mein Schatz**, - улыбнулся он жене, и та улыбнулась в ответ.

- Учитель, госпожа, довольны ли вы?

Белозубая (испорченная только, по здешнему обычаю, парой золотых коронок) улыбка ведущего встречи Антонио была чуть слащава, но искренна и доброжелательна.

- Мы довольны, Дельгадо-цин, - церемонно поклонился Евгений. – Прекрасный вечер, прекрасные встречи.

- Я сердечно рад, - еще больше расплылся в улыбке Дельгадо.

- Теперь у нас запланирован небольшой, но торжественный итакатль, - сообщил Дельгадо, указывая на вход в соседний зал, куда уже переместилась избранная публика.

Итакатль – «дневной перекус», проходил в европейском стиле, недавно сменившим на такого рода мероприятиях тяжелые и малоподвижные атлантические застолья. На одних столах были разложены закуски, на других стояли напитки, гости сами накладывали себе в тарелки и брали бокалы, свободно передвигаясь по всему залу и общаясь.

Довольно сильно проголодавшийся и подуставший Евгений с удовольствием окинул взглядом громоздящиеся на столах горы тамале, чашки с севиче, различными сальсами, сушеное мясо чарки, жареное мясо барбакоа в эмалированных судках, груды апельсинов, бананов, фиников, совсем недавно сорванных в близкой Африке. О том, что Восточный Ацтлан – страна, вообще-то, афроевропейская, напоминали и магрибские сладости на отдельном столе: пахлава, печенье макруд с инжиром и прочие вредные роскошества.

- Убери меня отсюда быстрее, - прошептала следящая за фигурой Моника, пожирая взглядом миндальные пирожные мшевек.

- Один разик можно, - усмехнулся Евгений, увлекая жену к столам, однако возникший ниоткуда Антонио перехватил их и отвел к отдельному столику.

Евгению очень хотелось расслабиться алкоголем, и он не видел причин, чтобы этого не сделать. Главными спиртными напитками здесь были мескаль, без которого ацтланцы жить не могут, и, конечно, знаменитый островной ром. Кромлех не имел ничего против напитка лихих фортунских пиратов средневековья. Но на выделенном для него столике, в знак уважения перед гостем из великой северной империи, высилась запотевшая, только со льда, бутылка русской водки. Да еще вазочка с черной икрой, стоившей здесь безумных денег.

Евгений удовлетворенно хмыкнул, наливая себе рюмку. Непьющая Моника снисходительно улыбнулась, попивая чоколатль.

Ледяная водка взорвалась в желудке теплой вспышкой, мгновенно охватившей все тело, вплоть до мозга. Евгению стало легко и безмятежно. Все было прекрасно. Он улыбнулся Монике, но тут к нему подошли с бокалами какие-то люди, и он переключился на них.

* Мое сердце (нем.)

** Милая (нем.)

Илона Линькова. Восточный Ацтлан, Чикомоцток, Канария (Фортунские острова). 5 августа 1980 года (12.18.7.2.12, и 6 Эб, и 15 Шуль)

Из осторожности Илона не пошла на итакатль, хотя легко могла это сделать. Но там будет слишком тесно – все ее объекты и не идентифицированные еще агенты противника, да вперемешку с гражданскими. А это очень опасно в смысле засветки. С другой стороны, «неформальное общение» - отличная площадка для всяких провокаций. Однако, в конце концов, там есть сотрудник консульства из местных – этот самый Дельгадо. Пресекать такого рода вещи, вообще-то, его прямая обязанность. А в то, что на приеме произойдет нечто более серьезное, Илона не верила.

Так что она заняла место на веранде кафе напротив культурного центра, где происходила встреча, взяла чашку чампуррадо, и приступила к наблюдению.

Мимо текла река беззаботно гуляющих фортунцев всех цветов кожи и рыскающих в поисках вечерних развлечений туристов. Многие, и туристы в том числе, были разряжены в красочном стиле пачукос – разноцветные долгополые пиджаки с огромными подплечниками, отворотами и пуговицами повсюду, пестрые рубахи, штаны мешком, свисающие с них почти до земли длиннейшие часовые цепочки, широченные шляпы, иногда украшенные ярким пером. Женщины, даже в годах, были разодеты еще ярче. Их длинные платья всех цветов радуги, часто с рисунком, обтягивающие сверху и пышные, украшенные оборками снизу, словно взывали к небесам о том, что их хозяйки собираются всегда оставаться молодыми в этом вечном и щедром мире.

Илона усмехнулась.

Впрочем, стиль пачукос не был приметой культуры лишь Ацтлана. До войны он, через общины атлантов в Евразии и на других континентах, был распространен по всему миру, хотя имел довольно зловещую репутацию. Существовал стереотип, что пачукос – это исключительно ацтланские бандиты и хулиганы. Что, надо признать, частично соответствовало действительности. Перед Большой войной, когда обстановка накалилась, молодежь, одевающуюся в таком стиле, прочие граждане в Европе стали попросту бить, на что банды пачукос отвечали. Тогда прошло множество кровавых столкновений. Война обрядила полмира в хаки, и после нее пару десятилетий о пачукос ничего не было слышно. Но в последние годы стиль вновь начал возрождаться в обоих Ацтланах и потихоньку – в прочем мире. Новое поколение просто не помнило, какое прошлое тянется за этими пестрыми тряпками.

Сегодняшним вечером на улицах Чикомоцтока было как-то слишком уж ярко и шумно. Отовсюду доносились звуки гитар, а также более древних инструментов – барабанов, гонгов, трещоток, костяных флейт. Вот мимо кафе прошла, распространяя эту громкую, тревожную музыку яркая процессия в вовсе уж архаичных одеждах, покрытых древними атцтланскими узорами, да еще обильно украшенных экзотическими перьями.

«Сегодня же праздник Пернатого Змея», - вспомнила Илона.

Да, древний праздник бога-вождя, которого майя называли Кукульканом, а ацтеки – Кетцалькоатлем. Дни жертвоприношений.

«Впрочем, - подумала Илона с легким отвращением, - у них всегда и всюду жертвоприношения».

Оба Ацтлана давно уже приняли законы, запрещающие человеческие жертвы, однако ходили упорные слухи, что неофициально они все равно периодически приносились, разве что были менее обильны и торжественны, чем в старину. Ну а жертвы животных и ритуальные кровопускания из ацтланской культуры никуда и не уходили.

Илона отставила чашку с недопитым чампуррадо и откинулась в тростниковом кресле. В глаза ей сразу бросилась нависающая над городом мрачная квадратная вершина Великой теокалли. На нее мертвенно светила убывающая Луна.

«Месяц буквой «с» - смерть…» Неприятная мысль о глупой примете царапнула и тут же пропала. У агента Ласки вновь включилась «чуйка», причем красная лапочка мигала в бешеном темпе.

Она увидела, как ее объекты, окруженные группой почитателей, выходят из главного входа. Рядом крутился консульский Дельгадо. Илону передернуло, когда она вспомнила масляный взгляд, которым тот буквально облизал ее во время их единственного короткого разговора. У нее были документы сотрудника российского посольства в Беладвалиде, а также легенда, что она послана оттуда присмотреть, чтобы с визитом Кромлеха все было нормально. В этом, кстати, легенда соответствовала действительности.