— Интересная история… Хотя мне интереснее, почему она обвинила Питера… Думал, в твоей волшебной коробке есть ответ и на этот вопрос.
Стайлз поджал губы.
— Могу только предполагать.
Дерек поднял бровь, интересуясь подробностями.
— Судя по записям о ней, которые были у Рейнера, Алана Сатоми была Питером одержима. Что крайне ненормально, учитывая, что ему было где-то четырнадцать-пятнадцать, а ей семнадцать, когда они познакомились. Она его называла наречённым. Взяла с него клятву, что они будут всегда вместе, что когда она вернётся с учёбы, то они станут единым целым… Ну, её сказки подробно описаны, только это же бред. Её месть состоялась через лет десять? Господи, ну кто мстит парню, который тебя бросил, спустя столько лет… Да ещё и так жестоко… Но я вполне могу это предполагать.
Дерек надолго замолчал. Он даже не пытался посмотреть на файл Сатоми. Изучал то, что было написано о дяде, и лишь когда перечитал почти все его письма, вдруг почувствовал себя извращенцем, любопытным вуайеристом, подглядывающим в щёлку на самое глубокое, самое личное. И то, о чём говорил Стилински, было для него новостью. Но ещё и облегчением. Что Питер на самом деле не виноват. Что виной всему была просто свихнувшаяся баба, у которой, к несчастью, оказались мозги и ресурсы. Ещё одна… Потому что Кэйт была такой же.
— Ты знал о Кэйт с самого начала?
Вот он, тот вопрос, с которого всё начнётся. И закончится. Когда Стайлз расскажет о его участии в этой схеме, в этой операции, или провокации, больше не будет смысла с ним общаться. В Нью-Йорке он найдёт помощь и без него. И Дерек тоже.
— Тебе не интересно, почему так долго Калаверас нами не интересовались? Почему Сатоми не сразу рассказала властям о том, что ты мог кого-то убить? Три недели под одной крышей с собственным насильником, который полностью в твоей власти… И ты меня выхаживал… Ты…
— Честно? Нет! Меня мотивы её интересуют только в части моей собственной безопасности и безопасности Питера. Когда-нибудь она выйдет на свободу… А вот интересуешь меня ты. И Хейлз-Билд. И ещё один пункт задачи, которую я поставил, когда нанимал тебя.
— Дерек…
— Давай-ка я тебе расскажу одну историю, давай? Только выпивкой поделись, а то как-то на сухое горло не идёт…
Стайлз немного нервно поднялся и подошёл к бару. Бонни он видеть всё ещё не хотел.
— Так вот, — продолжил Дерек, чуть наклонившись над столиком, опираясь на него предплечьями. — Однажды я охуенно потрахался… Давно уже я себя таким удовлетворенным не чувствовал. Может, даже никогда… Прям будто с пяток лет с души упало. А потом оказалось, что это был развод… Я конечно, и испугался, и разозлился, но был уверен, что справлюсь со всем, я же, блядь, Дерек Хейл. Настоящий мужик, который сделал себя сам… А потом, Просто Эм, оказалось, что сделало меня моё прошлое, мои комплексы, мои страхи. А ни хера ни я сам… Оказалось, что у меня нет друзей, и что это на самом деле проблема. И что поговорить я могу только с тем, кому плачу за это, и с кем у меня заключён договор о конфиденциальности. Я как-то и не задумывался об этом, пока не оказался один у офиса врача, где сдавал анализы… Но это не было самым страшным. Тогда я вообще старался не бояться. Как-то было не до того. Я же нормальный мужик, да, помнишь? Потом мне намекнули, что трахнул я мальчика. То есть, намекнул мне об этом Джекс, а ты даже доказательство прислал в виде фото… Это ведь ты тогда у меня телефон из кармана подрезал… Хорошее фото… Двусмысленное. Но не о том. Тут уже что-то затрещало в моем видении себя. Я не смог бы быть с другим мужчиной. Я тогда искренне был уверен в этом. А знаешь, почему?
— Нет, — хрипло ответил Стайлз, быстро делая большой глоток. А потом налил себе ещё, хотя в бокале оставалось ещё на палец виски. Тёмное, почти чёрное стекло было непривычным, но не время было сейчас обращать на это внимание.
— Помнишь, ты спрашивал у меня, знал ли я о том, что мой отец встречался с мужчинами? Я тогда не ответил, потому что слишком многое было было уме, не до того было. Но слова Пола меня не удивили. Я знал. Не о нём. О другом. В день пожара я уходил из дома, потому что потерял двух самых близких людей. Отца и лучшего друга. Тео… Он был старше, я говорил? И никогда не отпускал шуточек о сексе, в отличие от остальных. Ты не представляешь, насколько сильно я был шокирован, сколько отвращения испытывал… «Как глупо влюбиться в тебя, мальчик мой… Но я, кажется, впервые так люблю…» — тихо говорил папа, натягивая на себя моего лучшего друга… Тот стонал, медленно двигался, подаваясь назад, и тоже отвечал, представляешь? «Люблю тебя, папочка… Люблю тебя, люблю тебя…» И это не было как в порно, типа «Сильнее, глубже, шлёпни меня, папочка…» Не пошло, не так… Это было… Блядь… Я тогда стоял у двери, глядя в небольшую щель, и думал, что хуже и быть не может. Отец, мало того, что гей, что меня почти убило, так ещё и спит с Тео. Шепчет ему о любви… А потом он сказал ещё кое-что… «Я, наверное, сошёл с ума, но я хочу быть с тобой… Я так долго думал, что никогда не оставлю Талию… Но ты у меня под кожей, детка…»
Дерек помолчал. А у Стайлза, наконец, возникло чёткое понимание, всё по полочкам разлетелось, что, почему, и как происходило в душе Дерека. Это и было началом краха его представлений о семье, о себе, и основополагающим кирпичом для той личности, которой он в итоге стал. И которую он — Стайлз — изломал, сокрушил, пропустил через мясорубку.
— Я сказал, что он будет гореть в Аду. А на Тео даже смотреть не мог. Он пытался мне всё объяснить, только что я мог тогда услышать? Мой папа должен любить мою маму. Моя мама должна любить моего папу. У них семья, у них есть мы! Мама ведь не переживет этого… Я не слышал ничего… Само по себе услышанное «Я люблю его, сын, и это не просто интрижка…» Господи… Как же я был не прав тогда, но понял это только два года спустя… Я никогда никому ничего не рассказывал об этом… О них… Ни Лоре, ни в школе. Говорить-то было не с кем, на самом деле. Но мои слова оказались пророческими. Папа сгорел. Но перед этим позвонил маме, рассказал, видимо, о том, что произошло. И она сорвалась обратно домой, отправив Питера вместо себя. Меня больше задевало даже не то, что Тео оказался геем, хотя мне никогда не говорил об этом. Только, что в его жизни есть кто-то настоящий, кто-то особенный, кто-то важный. Но никогда прямо. Меня убило то, что случилась измена, не только в постели, но и в чувствах. Что папа хотел уйти из семьи… Я обещал себе, даже не так. Я дал себе установку, что никогда так не поступлю. Не обману любимую женщину, и даже если перестану любить… Всё равно не обману. Что моя семья будет другой… А сам чуть не женился на дьяволе в юбке. Поэтому мне интересно, Стилински, ты всегда знал о Кэйт? Ты позволил бы этому браку случиться?
— Нет. Никогда. Нет, — как в бреду озвучил Стайлз. — Никогда. В системе появилась бы запись о том, что она замужем. Ошибочная. Но свадьбы не было бы, нет! Я бы придумал что-то ещё потом. Но никогда не отдал бы тебя в её лапы. Я должен был до Нового года расторгнуть вашу помолвку, — горечь, жуткая горечь от виски растеклась песком по языку, заставляя поморщиться.
— Тогда слушай историю дальше. После этого случая с охуенным трахом, — снова занял отстраненную позицию повествования Дерек, — и тонкостей, связанных с тем, с кем именно я был там, в номере отеля… Я разное думал, разное чувствовал. Невесту свою чуть не затрахал до синяков… Я ни хрена не помнил о ночи, но ощущение утра запомнил. Минет запомнил, шёпот твой тоже запомнил, только мне казалось, что это мне снилось когда-то. Но видео от ребят Сатоми мне всё чётко показало. Запомнил ощущение и всё пытался словить его снова. Да как-то не срослось… — он помолчал, явно не согласный с этим утверждением, но не стал развививать тему: — но снова не о том. То видео, твоя спина, мои руки… Блядь, крышу мне конкретно сорвало, но знаешь что? Рядом оказался один человек. Такой… Близкий. Тёплый. Он меня назвал, как сестра называла. Никогда, никто не называл, только сестра. Он об этом знать не мог. Но он оказался рядом и меня спас. А потом снова. И снова. И взамен ничего не просил. Ни прибавки, ни отпуска. Просто тупо был рядом. У него мотивы были свои, конечно, но чем больше мы работали вместе, тем больше это походило на дружбу. Какую-то скрытую рабочими отношениями и моими постоянными метаниями внутри черепной коробки и грудной клетки дружбу. Он умный. Очень. И опасный. Потому что врёт так, что никогда не догадаешься…
