В какой-то момент, услышав, что Стефан и Эмили попали в аварию, я испугался. Что будет дальше и справится ли со мной Грегори? Но тут же я успокоил себя — что ж, я ведь все равно собирался умереть, так что, если это случится на три месяца раньше, ничего трагичного в этом точно не будет. Рано или поздно… Карандаш зашаркал по бумаге — это Грегори записывал все инструкции фельдшера.
Закончив разговор, он подошел ко мне и внимательно всмотрелся в мое лицо. За это время мне стало немного лучше — начинавшаяся дрожь отступила.
— Болит что-нибудь? — Грегори наклонился ко мне.
— Все как обычно, только слабость, — ответил я.
— Эмили велела переодеть вас в сухое. И она удивилась, почему вы раньше мне не сказали об этом. Вы ведь знаете, что нужно с вами делать в таких ситуациях! — сказал Грегори и покачал головой.
Как я не хотел этого! Я мог сам рассказать Грегори, что со мной делать, но надеялся… надеялся что Эмили забудет про этот пункт инструкции? Как бы не так! Она слишком хороший фельдшер, чтобы допустить, чтобы ее пациент оставался в мокрой от пота одежде!
— За что мне это? — беззвучно спросил я и отвернулся к окну. Я не хотел… не хотел, чтобы Грегори увидел меня таким! Таким больным! Без одежды, совершенно беспомощным. К чему ему видеть все?
— Да, я понимаю, я не врач, а бывший полицейский и вам не хочется светить передо мной голой жопой, но других вариантов нет. Так что, извините, придется раздеваться. — Я услышал в голосе Грегори ободряющие ноты. Видимо, он решил, что мне стыдно оказаться перед ним, чужим человеком, раздетым. Что ж, пусть хотя бы так, пусть таким образом объяснит себе причину моих эмоций, которые я не смог скрыть.
Принеся из ванное полотенца и новую пижаму, Грегори принялся переодевать меня. Какая же это была унизительная процедура. Совсем не так я бы хотел показаться Грегори раздетым! Совсем не так… Я мечтал, чтобы не полотенце, а его сильные руки касались моей обнаженной кожи! Я видел, что ему неловко и при этом очень неудобно управляться со мной. Одно дело — брать меня на руки и пересаживать в кресло или укладывал на кровать и другое — переодевать меня. Грегори понятия не имел как быть с моим безвольным телом. От усердия, сам того не замечая, он закусил губу.
Я был готов сгореть от стыда, когда Грегори принялся за пижамные штаны. Каким же убогим я был! Как не хотел, чтобы Грегори видел и эту сторону жизни тетраплегика! Марлевая салфетка ниже пупка, трубка, мочеприемник, закрепленные к ноге и убиравшиеся в широкую штанину… какая же это мерзость! Переодевая меня, Грегори был вынужден касаться этого! Он не мог не дотронуться до мочеприемника и наверняка почувствовал насколько теплым было его содержимое! Мерзость! Как и все мое тело! Худое и, несмотря на все старания Стефана, дряблое.
Закончив с переодеванием, Грегори уложил меня чуть повыше и снова измерил температуру. Я знал, она будет почти в норме, но про то, что слабость нарастала предпочел не говорить. Ни к чему ему волноваться… Рано или поздно Стефан и Эмили приедут…
— Ну что, получшело, похоже, — сказал Грегори. Затем я услышал звук пододвигаемого кресла и повернул голову — так и есть — он подтащил к кровати кресло, очевидно не желая оставлять меня одного. — Побуду с вами, пока Эмили не приедет. Придется меня потерпеть, — продолжил в легкой улыбкой Грегори и взял одну из ненужных подушек, чтобы подложить себе под спину.
— Можете пойти к себе, — сказал я. — Я действительно чувствую себя лучше. Если что, позову. Тут тонкие стены.
Грегори лишь покачал головой.
— Нет уж, не хочу рисковать. Или вы против моего общества?
Что мне было ответить на это? Сказать, что я морально уничтожен от того, что Грегори пришлось увидеть? Сказать, что больше всего на свете я бы хотел его обнять? Я отвернулся к окну, глядя на капли воды на стекле.
— Можно узнать, а почему вы отпустили Стефана и Эмили в город? — Очевидно, Грегори понимал мое подавленное состояние и решил во чтобы то ни стало разговорить меня.
— Небольшая слабость. Хотел сделать им приятное. Возможно, что-то получится. — Я облизнул губы, чувствуя, что они пересыхают.
Грегори поспешил встать и дать мне немного попить. Я ощутил волну мурашек от того, как он поддерживал мою голову.
— В смысле, «что-то получится», мистер Холмс? — Грегори непонимающе посмотрел на меня.
— Вы ведь не только ничего не знаете, но и не видите. Стефан и Эмили уже давно присматриваются друг к другу. — Я позволил себе улыбку. — Им не помешает чаще бывать вместе вне работы. И я решил немного помочь им.
На лице Грегори отразилось не поддельное изумление.
— Эмили — вдова, — пояснил я. — Ее муж был тетраплегиком, как и я. Он умер пять лет назад от воспаления легких. Стефан потерял жену в автокатастрофе и винит себя. Они оба живут работой и являются одними из лучших в своей области, потому и оказались у меня. И я доволен ими.
— Не думал, что вы заботитесь о личной жизни работников, — удивленно проговорил Грегори.
— Захотелось сделать что-то хорошее. Настроение сегодня такое, — ответил я и улыбнулся.
— А почему они для вас Эмили и Стефан, а я мистер Лестрейд? — Грегори прищурился.
Его вопрос несколько удивил меня. Я не думал, что Грегори станет придавать значение обращению, которое я предпочел сохранить. Так мне было легче удерживать дистанцию, постоянно напоминая себе, что рядом со мной человек, на которого я не имею никаких прав.
— Возможно, в силу привычки, — нашелся я.
— Можно от нее как-то отказаться? Осточертело, сил моих нет. — Грегори вздохнул и немного поморщился.
— Хорошо, Лестрейд, — ответил я. Мне пришлось пойти на уступки. Я бы хотел назвать его по имени, но не мог. Для меня это было слишком.
— Казалось бы немного сегодня делал, почти все время любовался на Тенгри, а вымотался. Чувствую, как каждая мышца болит, — сказал Грегори, ерзая в кресле.
— Это хорошо, когда вы чувствуете свое тело, — тихо ответил я и прикрыл глаза. Грегори не знал, какое счастье дано ему.
— Ладно, не буду болтать, поспите, — отозвался он, и я услышал ноты вины в его голосе.
***
Вскоре я провалился в глубокий тяжелый сон без сновидений, хотя дышать мне по-прежнему было трудно. Проснулся я от голосов Эмили и Стефана. Войдя в комнату, Эмили зажгла верхнее освещение и как была, в грязных ботинках и перепачканных джинсах подошла ко мне.
— Ему лучше, — сказал Грегори, и я услышал в его голосе ноты усталости.
Эмили осмотрела меня, потом взяла стетоскоп и долго вслушивалась в то, как дышат мои легкие. Я знал — она уже по моему виду все поняла.
— Нихрена ему не лучше. Все хуже, чем я думала. — Она покачала головой, и я увидел как испугался Грегори.
— Я звоню Антее, — отозвался Стефан.
— Да, тут нужен вертолет, время терять нельзя, чем быстрее он окажется в больнице, тем лучше, — сказала Эмили и принялась рыться в своем чемоданчике в поиске лекарств, которые хоть немного, но позволили бы остановить развитие воспаления легких.
Приезд моих медиков стал для меня расслабляющим фактором. Я знал, что Грегори больше не один на один с моей болезнью, что больше над ним не висит страх сделать что-то не то и я позволил себе ослабить самоконтроль. Это стало спусковым крючком для стремительно развивающегося воспаления легких. С каждым часом, что мы были вынуждены ждать улучшения погоды, чтобы вертолет мог забрать меня, мне становилось все хуже и хуже. К моменту, когда небо наконец-то стало голубым и вертолет смог прилететь за мной, я уже находился в каком-то полузабытье.
***
В больнице я оказался в своей персональной палате, которая уже в каком-то роде стала для меня вторым домом. Здесь было достаточно моих личных вещей, чтобы считать ее таковой. Когда кислородная маска оказалась на моем лице, мне стало немного лучше.
— Я надеюсь, — говорил мне врач, изучая результаты только что пришедших анализов, — что еще не очень поздно и мы обойдемся неинвазивной вентиляцией легких. Через два-три часа станет ясно, помогает ли она или нужны радикальные меры.