- Дэ акипи лану, - на самирском сквозь стиснутые зубы процедил Фэрт, отражавший в тот момент натиск сразу нескольких противников, как и Фэйзер. – Потэу раналтуро. (Мир не рухнет, но храм может). – Чародейка прикусила нижнюю губу, и прорвавшийся мимо Фэйзера немолодой маг, уже почти сотворивший очередное заклинание, резко остановился, словно наткнулся на незримую преграду. Схватился за горло, прервав чары и отчаянно втягивая воздух. Лицо его стремительно приобретало синюшный оттенок, под пристальным взором изумрудных глаз. Одноручник в моих руках, словно вдруг прилило сил, почти надвое перерубил тонкую фигуру с копной рыжих волос. Девушка, что открыл сползший капюшон. Не старше Иларды.
- То есть можно?! – Не знаю, слышал ли Бэнджамин сам этот вопрос, но самир только коротко кивнул в ответ, набрасывая огненную сеть, довольно простую, но действенную, на противников. Сеть была отбита вновь пришедшей в себя чародейкой, отдававшей какие-то невнятные команды на фаргаре. И уже в нескольких шагах от портала нас отделила от мира и кипевшей рядом неравной битвы тонкая прозрачная завеса. Заклинания бессильно скользили по ней, когда шелковые шнуры словно сами собой расплелись и Страж открылся. Спрятанное под плащом «зеркальце» вдруг потеплело, Андри мягко опустила Страж на холодный пол и оглянулась.
- Даже если нас тут похоронит, их тоже, - беззвучно выдохнули губы. – Они не дадут нам уйти, выбора нет, - теплые скользкие пальцы, покрытые коркой крови, сплелись с моими. – Сперва по Ключу, самым разрушительным. Потом просто позволь мне использовать твои силы…
В магии, будь то целебная или разрушительная, я никогда не разбирался, и сейчас лишь ощутил отголосок очень мощных, слишком сильных для нее потоков магической энергии, сплетавшихся в тугой узел, приобретший форму нацеленного в Ключ копья. Сила этих потоков ужасала, и я почти не удивился, когда «острие» врезалось в артефакт, голубоватыми вспышками очерчивая образ то ли пики, то ли пилума, то ли еще чего-то, и серебряное зеркальце без стекла рассыпалось сероватой пылью.
Магия бурлила, почти сжигая плоть изнутри, и управлять этими потоками оживших чар не удалось бы, даже пожелай я того. Воздух вокруг Стража пошел рябью, над каменным медведем нависло нечто, очень напоминавшее топор палача – сотканное из тысяч и тысяч призрачных нитей магической энергии, стянутых в столь тугой узел, что, нарушь его самая маленькая оплошность, высвободившиеся силы бы не оставили ничего ни от Храма, ни от острова. И наши спутники, и Внемлющие, которых осталось на ногах всего полдюжины, остолбенели, с перекошенными лицами.
Карру, каким-то чудом пересекший половину зала, с ужасом вскинул руку, но сделать ничего не успел – легкое движение пальцев перерезало тонкие нити, и воплощенная в подобие материи энергия столкнулась со Стражем…
Не было ни ярких вспышек, ни звуков, которые так любили описывать, беседуя о могущественной магии. Просто камень вдруг посерел, с треском распадаясь на осколки, довольно крупные, и тело пронзила энергия такой силы, что, показалось на секунду, все внутри вывернулось наизнанку и кровь вскипела в жилах. И там, за пеленой боли, зазвучали лопавшиеся одна за другой натянутые струны, отчаянный женских хохот и страшный треск толстых каменных стен, покрытых тонкой наледью… Однако мир вокруг застилала багровая пелена, и сжавшие руку пальцы вдруг раскалились, прежде чем внезапно разжаться…
========== Глава 9. Первая кровь ==========
Боль отступила внезапно, вернулись острота и четкость зрения и слуха, и почти тут же пришлось об этом пожалеть. Первым же, что предстало глазам, когда багровая пелена исчезла, оказалось подозрительно спокойное лицо Пиу. Привычный уже облик старого чародея, белоснежный балахон, но наур сейчас ростом вдвое превосходил Арэна. И, заметив, что в себя мы пришли, оскалился. За спиной Высшего вырисовывались какие-то туманные горы с острыми вершинами, под плащ пробирался леденящий холод, и единственным источником света казался сам наур, кожа которого слабо сияла. Позволяя увидеть рядом распластавшуюся на снегу фигуру – Карру. Бэнджамин сидел рядом с другом, вместе с Фэйзером, часто дыша и, судя по всему, пребывая не в лучшем состоянии. В плечо впилась сильная рука. Арэн. И на Черный Храм место это походило менее всего.
А ведь Храм начал рушиться, кажется, когда Страж раскололся!.. Но мысль оформить не удалось. Пиу, приобретя человеческий рост, прищурился очень по-людски. И очень зло.
- Кто из вас, пять идиотов, - подозрительно мягко начал он. – До этого додумался? В чью голову пришла впечатляющая идея разрушить Страж? И кто из вас решил, что это будет лучшим выходом?
- Он сказал, что ничего не будет, - отозвалась я, ткнув пальцем, вопреки всем приличиям, в Бэна. Бровь самира приподнялась. – Я его спросила, можно ли. Он сказал, что только если Храм рухнет.
- Фэрт? – Полы длинного балахона подняли облачка пыли. – Ты, надо понимать, умом тронулся? – Еще ласковее уточнил наур.
- Полуночный, я сказал, что мир не рухнет, - беззлобно огрызнулся волшебник. – Она не говорила, что собралась его на самом деле разрушить.
- То есть разрушила ты? – Обернулся к мне Пиу.
- Мы вместе, - встрял Арэн, делая шаг, словно в попытке меня заслонить. – Ну, точнее Алеандра позаимствовала и мои силы тоже. И я не стал ее останавливать.
- Когда я учил вас с Фэртом воздействовать на Стражи и соединять магические потоки такой силы, я не подразумевал, что Стражи надо рушить! – Рявкнул Полуночный, и голос его эхом прошелся в холодном воздухе. – Совсем обезумели?! Я был о вас лучшего мнения! Идиоты!
- То есть? – Устало влез Фэйзер. – Что она натворила?
- Это был Высший Страж. Он отвечал за то, чтобы Отец Трингул мог сюда вернуться. Ты не только его, ты все подчиненные Стражи сейчас раскрошила! Все! Я говорил не дать его Внемлющим любой ценой! Но я не говорил, что надо разрушить! – Кисть, напомнившая воронью лапу, впилась в плечо. – Дура! Ты сама же выполнила работу Внемлющих, да при том еще лучше, чем они бы сами! У них Ключа не было, им бы пришлось сложнее. А ты! Убить мало! И нельзя!
- Пиуэргурдран, - ласковый, теплый голос казался очень знакомым. Окружающую тонкую полосу суши залил теплый свет, и стало ясно, что под ногами был вовсе не снег – словно клубились облака. А горы напоминали те, что закрывали от глаз смертных Наурган. Ночной Остров?! – Я хочу поговорить с ними сама. – Пиу, собиравшийся было высказать что-то еще, осекся, разжимая обжигающие пальцы.
- Конечно. – С другой стороны от гор бились о берег волны, почему-то жемчужные, и взгляд упал на Карру. Грудь медленно поднималась и опускалась, одежду насквозь пропитала кровь, но больше не шла. - Раны затянулись, помощь окажешь дома, жить будете все, - чуть спокойнее буркнул наур. - Храм, к вашему счастью, уцелел, компания идиотов. – Влезать с вопросами было бы не лучшим поступком, и я предпочла промолчать. Рядом со стеной гор вдруг возникла еще одна фигура.
С первого взгляда ничем не отличавшаяся от человека, или, вернее было бы сказать, самира. Стройное тело в светлом полупрозрачном струящемся платье, бледная кожа, темные, почти фиолетовые волосы. Глаза, очень напоминавшие цветом глаза Карру. И строгие, красивые, слишком правильные, слишком очерченные, неправдоподобно симметричные черты лица. Дыхание перехватило, когда я запоздало поняла, кто это, и ноги подогнулись.
- Богиня-Мать…
- Матушка, - я никогда не слышала в голосе Пиуэргурдрана столько теплой нежности и уважения одновременно. Девушка одарила его легким, изящным кивком, и обратила взор на нас. Не рассерженный, вопреки опасениям, скорее печальный.
- Именно этот лик я часто являла смертным, когда мы покидали Обитель и приходили в ваш мир, - голос звучал в ушах, обволакивая, отгоняя прочь все мысли. – Я сочла, что он покажется вам знакомым. Нечасто смертные получают право оказаться так близко к Чертогам, но для вас сделано исключение. К несчастью, причиной тому служат безрадостные события. Вы совершили большую глупость, дети мои. Очень большую. – Слова застревали на языке и в горле пересохло. Сказать в свое оправдание было нечего, и идея, еще недавно казавшаяся верной и правильной, вдруг показалась совершеннейшей глупостью и безумством. Я ведь таких дел натворила! Легкое касание к щеке, необычайно нежное, высушило навернувшиеся на глаза слезы.