– Что ж, рыба схватила блесну! Мм? – на этот раз огромный викинг отвёл взгляд мгновенно, потому что ледяные глаза Отто обжигали, как всплеск жидкого пламени.

– Вот это в десятку! Du gehst mir auf die eier!¹ Пр-ревосходно. Танкаефф ждёт меня! Ия приду…за его шкурой. Мы устроим этим сталинским обезьянам кровавую баню. На оленях, на коленях, на тюленях!! Лишь бы прочь из этого ада! – вот что будет плескаться в жидовских глазах их комиссаров. О-ох, уж эта мне злобная, изворотливая природа евреев…

– Он тоже еврей? – Дитмар напряжённо хрустнул мослаками толстых мозолистых пальцев.

– Кто? – не понял Дитц.

– Твой Танкаефф…Ты ж сам говорил: он этот…чёртов араб…перс или кто там?.. Ах да – кавказец.

– Какая разница, Дитмар? – зубы барона близко и влажно блеснули. – Всех их ждёт одна печь. Напряги мозги, майн фройнде. Вспомни золотые слова нашего незабвенного шефа Генриха Гиммлера: « Jedem das seine» .

– Каждому своё,– убеждённо повторил Рейн, потирая здоровенные руки. – А кому и чужое… – От этой мысли гигант захихикал и

¹ Он осточертел мне!; дословно – он мне наступает на яйца! (нем.)

многозначительно кивнул Дитцу. Приняв на грудь знатную кружку шнапса, он, похоже, был просто счастлив возможности отвести душу с таким же фронтовым офицером, командиром, как он сам. И будь на то его воля, Рейн, как пить дать, проговорил бы с ним всю ночь.

Отто вновь пришлось изложить, как он проводил операцию. Он так же обмолвился, что иваны не потерпели бы такого поражения, если бы оставили дюжину танков в резерве, под прикрытием тех же развалин. Штурмбанфюрер, повсему, был доволен этим замечанием.

– Но тогда, барон, вас, конечно бы, побили на автостраде? Уж я то…не из-за танковой брони, а на ощупь знаю эти варварские рожи!

В ответ фон Дитц возразил с победной улыбкой:

– А вот и нет! Шучу здесь только я. Ещё семь моих « тигров» были готовы броситься в бой, что бы прийти на помощь…что и было запланировано. Эй, эй! Брось грызть ногти в досаде, друг мой…Ведь, ты и я – немцы! А у нас, немцев, и завтрак, и подвиг по расписанию. Scheiss drauf! – Отто хлопнул его по плечу. – День продолжается…И, быть может, ваши бравые парни, штандартенфюрер, ещё покажут себя в бою. Выше нос, господин Дитмар. Сталинград лишь преграда, которую мы преодолеем. Впереди нас ждёт Индия! Сказочные сокровища. Тёплый океан. И шестирукие жрицы любви… И сокровища мира!

Новый танковый удар пришёлся по центру батальона Магомеда Танкаева.

…всюду трещала-плавилась броня…Танки фон Дитца били прямой наводкой. Рвалась и дыбилась твердь – тянулась рукастыми взрывами к дрожащему небосводу…На глазах пластами оседали стены, рушились-разваливались огненными стогами остовы разрушенных многоэтажек…Дымилась земля, дымились потные шинели солдат, стволы деревьев и автоматов…И за последней страшной чертой, за которой волос вставал дыбом, – танк и человек встречались в рукопашной схватке…и в пепел превращался кровавый снег.

…шедший впереди тяжёлый танк, сминая и плюща подбитую технику, с ходу врубился в дровяной, обмазанный глиной заводской барак; на миг весь окутался, как смерч пылью и, вырвавшись из-под рухнувших обломков, неся на броне прыгающие балки и брёвна, сухую дранку и осыпающиеся косынки шлака, расстрелял беглым пушечным огнём несколько огневых гнёзд…

…почти вровень с ним, рыча мотором, ещё один, такой же башкатый, громадный корпус танка, шедшего чуть наискось…Разглядел и резкие очертания какого-то хищного клыкастого зверя, через трафарет набитого белой краской на борту машины, немного левее креста.

Все видели это и воспалённые-слезившиеся от пороховой гари, глаза комбата.

– Ай-е! Вон он шайтан! Давай! Какова…ждош-ш, Рэчкин?.. – в чернильных, с фиолетовым отливом дагестанских глазах закипало безумие.

– По танкам, слева! Цель – второй за головным! Прицел 12-ть! Под срез, бронебойным…Ого-онь!

« Сорокопятка» яростно тявкнула, как моська на слона. Ан не зря сказано: « мелкая блоха злей кусает» . Как калёная стрела в щель стального забрала, снаряд точно шарахнул под башню. Под нависом толстой брони рванул коротким слепящим взрывом, ослепив сыпучими искрами, и сотряс твёрдым, как камень, ударом рычащего исполина.

Танк прошёл юзом, выклячивая корму, ворочая низко срезанным, тупым рылом. Потеряв гусеницу, завертелся на месте, точно хотел ввинтиться по ноздри в землю. У орудия взорвались хриплые голоса. На чёрных лицах засверкали белые оскалы зубов:

– Что, тварь, заглотил ежа?!

– Закружился, как Жучка!..

– А-ха-ха! Разули суку!

– Во-во! Сорвали, гусеницу, как с бл…и чулок!

…В следующее мгновение из огня и дыма, сбрасывая с себя стропила и прочий хлам, выталкивая клубы сизого дыма, вращая катками-гусеницами, вывалил флагманский танк. Качая орудием, уверенно вышел на прямую наводку, выбрасывая из-под треков спрессованные брикеты снега.

– Разговорчики! Всэ к орудию!! – комбат пистолетным выстрелом пресёк злорадный истерический хохот бойцов. – Рэчкин! – Ответом прозвучала команда:

– Прицел постоянный! Цель два. Наводи-и! По головной машине….Быстрее! Выше, под срез! Ого-онь!

Грянул выстрел. Снаряд с жерловым шелестом ушёл к цели, уменьшаясь, как маленькая комета, оставляя гаснущий млечный хвост Встретился с танком. Но не смог пробить лобовой брони « тигра» . Гулкий взрыв ртутным нимбом высветил литую толщу башни, обозначив грубые стыки, рёбра и плоскости – сваренные швы и рубцы на серой броне.

Из чёрного дула башенного орудия раздвоенным змеиным жалом на краткий миг вырвался и исчез бледный огонь почти невидимый в всполохах бесконечных разрывов…В следующее мгновение в бетонный фундамент, за которым укрылся расчёт, будто вбили стальную сваю.

Мир словно остановился. Слух рвали бушующие колокола…Всё что случилось потом: подрыв « тигра» на противотанковой мине, гибель расчёта, налетающее, как ураган, предчувствие беды, огненный шквал, изрезавший, искромсавший защитников рубежа, связист Малахов рухнувший из окна в дымившийся окоп, взводный лейтенант Хромов, захлебнувшийся осколками, животный инстинкт самосохранения, кинувший комбата на латунную груду гильз, звериный скачок сквозь пронизанное очередями пространство к своим автоматчикам – всё это кончилось. Отрезвевший, осознавший случившееся, потерявший среди серых, разбросанных по развалинам, убитых товарищей, не в силах их спасти, не в силах ничего изменить, Танкаев прижался к поваленному дереву, держа автомат. Вглядывался в разводы повсеместных пламенных вспышек, физически чувствуя скольжение прицелов, зрачков, готовых в секунду превратить этот фантомный сумрак в плазму огня.

…Насилу огляделся. Волла-ги! Среди комьев земли и бетона, лежали трупы убитых красноармейцев. В грязных, обгорелых шинелях и ватниках, в мятых штанах, измызганных сапогах, валенках и обмотках. Чернели норами их открытые рты с блестящим оскалом. Бугрились скомканные, пропитанные кровью вещмешки, пробитые пулями каски. У одного, как пузырь, кровенел выдавленный из черепа глаз. Командир, сглатывая першивший в горле ком, признал в нём наводчика Речкина. Чуть в стороне догорала перевёрнутая вверх дном его « зубастая тётка» . Косматое пламя, подхваченное ветряком, жадно пожирало резиновые покрышки уничтоженной « сорокопятки» .

…Видел и то, как подорванный на мине головной танк, с взревевшим мотором, повернул под прямым углом и замер под сильным ветром с реки, повсему пытаясь сбить пламя, но тщетно…

В следующую секунду, четыре немецких танкиста, словно серые призраки, метнулись из люков остановившейся машины. Один из них, светловолосый, рослый и длинноногий, в распахнутом мундире, падая на спину, бросил ненавидящий взгляд в сторону врага. Тут же перевернулся, приник к земле и пополз, извиваясь по-змеиному, уверенно, быстро.

Билла-ги! Их взгляды на мгновение встретились. Уо! Магомед мог поклясться! Он сразу узнал кровника. Это был он – штандартенфюрер СС Отто фон Дитц.