Это была хроника ада! Бесконечный рёв снарядов и всепожирающий гусеничный ползучий скрежет. Всё кругом было красным и можно было подумать, что во вселенной произошла чудовищная катастрофа, какая-то страшная перемена: исчезли булый, зелёный, голубой и другие привычные тихие цвета, а чёрное солнце вспыхнуло алым углём. Ей Богу казалось: словно между Сталинградом и всем остальным миром – лопнула кора земли…И в расширявшихся брешах хлюпала, пухла и прибывала ноздрятая кровавая лава.

…Скованные напряжением, солдаты в окопах ждали приказа, комбат, будто отлитый из олова, молчал, не отрывал глаз от бинокля.

– Товарищ майор! Товарищ майор!! – ротный Безгубов сумасшедше глядя на невозмутимого командира, казалось, вот-вот брызнет кипятком.

– А вот и госты пожаловали! – вполголоса, не глядя на ротного, воскликнул Танкаев.

– Где?! – зашипел самоваром Безгубов.

– На-ка, взгляни, старлей, – Магомед Танкаевич протянул ему бинокль. – Правей гляди!

Тот с готовностью принял бинокль, бросил к глазам, но руки его заметно дрожали, ему никак не удавалось направить сбившуюся резкость. Молодой, рослый, розовощёкий парень, с бархатной родинкой, прилепившейся на уголке бритой верхней губы, словно обрадовался, что комбат избавил его от дикого напряжения.

– Ну, видыш-ш, старлей?

– Так точно! Прут сволочи прямо на нас!

Дюжина танков выехала из-за дальних развалин. Остановилась, разглядывая в перископы линию обороны врага с круто выпяченными мысами полу обвалившихся зданий, потом взревев двигателями, тронулись по направлению на танкаевцев.

– Безгубов! – позвал командир.

– Я товарищ комбат! – ротный возвратил бинокль.

– Пэрэдай своим бронебойщикам и дальше по линейке…Подпустим гадов ближе и вдарим залпом.

– А как же артиллерия? – сверкая глазами, лихорадочно выпалил Безгубов.

– Она своё слово скажет, старлей. Готов стрэлков-пулемётчиков.

– Есть! – каска ротного с пулевой царапиной заныряла поплавком и извивах траншеи.

* * *

– Товарищи бойцы! Рассредоточиться! Занять позиции! Приготовиться к бою! – справа послышался зычный голос политрука Кучменёва. – Коммунисты, комсомольцы, на вас вся надежда! Будьте, плечом и опорой для беспартийных, для желторотых солдат! В рост не вставать. Стрелять по команде!

…Рядом с комбатом плюхнулись подбежавшие бронебойщики, взрыхляя крапчатый       снег. Казалось, они зароются под этот снег, в его мерцавшую бурыми пятнами рыхлость, как медведи в берлогу, чтобы перезимовать время строчащих пулемётов и танковых атак.

– Э-эх, щас бы ядрёна-матрёна…по танкам, прямой наводкой, да шквальный залп из « катюши» , а, товарищ майор? – мечтательно хэкнули бронебойщики. – У фрицев от ёйных « поцелуев» …аж мозги набекрень! Только шерсть летит, мать их в огонь…

– А ты цэлуй немца так свинцом, Тарасов, – огненно сверкнул очами Танкаев, – чтоб он и от тебя не ушёл к другому!

* * *

– Здравия желаю, комбат! – хватая на ходу взглядом наползавшие танки, козырнул политрук.

– Какая обстановка в ротах, капитан? – привычно раскладывая перед собою, как яблоки, противотанковые гранаты, кивнул на приветствие Магомед Танкаевич. – Как настроение, как дух солдат?

– Боевой, товарищ майор.

– Как сам? – он задержал взгляд на пачканных кровью и землёй бинтах замполита.

– Терпимо. – Кучменёв на секунду прислушался. – Где-то правее их рубежа, на позициях батальонов Воронова, Соболева неумолчно колыхался оружейный гул. – Мы отчаянно родились, отчаянно и помрём, как в песне. Как там ваша аварская поговорка? « Могила героя…

– …не на кладбище» , – закончил Магомед.

– Во, во! Сам-то, что ожидаешь, комбат?

– Как и ты штурма, – он мрачно усмехнулся, глядя, как в сотый раз перегорает на его глазах город. Как окружённый багровым туманным заревом, он будто медленно улетал в чёрные, очугуневшие небеса. – У них – танки, гаубицы, штурмовые орудия « фердинанды» …У нас – Сталинград. Как говорили мои предки – « Газават» – Священная война. – Танкаев огладил ладонями медное лицо, поймав на пальцах своё горячее дыхание. – И, конечно, отвага героев, умеющих бить врага не за страх, а за совэст. Сам знаешь, за Волгой зэмли нэт. Что молчиш-ш, Алексей? – Он посмотрел на жилистого, худого политрука, молча стоявшего рядом, на полшага сзади, что бы не помешать размышлениям командира.

– Слишком крепка их танковая мощь, Михаил Танкаевич Кучменёв сыграл желваками. – « Тигры» , « пантеры» … это не почтовые ящики из жести…Отличные машины. Да и без них…Слишком великая концентрация сил. Отборные части Вермахта и СС.

– Тем больше славы, капитан. Сегодня хороший дэнь умерет.

Так – нэт, капитан? – в глазах комбата дёргалось фиолетовое жестокое пламя. – Не слышу!

– Так точно. Но « умирать нам рановато, – Алексей ответил словами из песни, – есть у нас ещё дома дела.»

– Ай, молодэц. Джигит, – повеселел лицом Танкаев. – Золотые слова.

– Но вот сто грамм для храбрости…махнуть не мешало бы…– Кучменёв бросил ожесточённый взгляд на увеличившиеся в размерах танки. – Его голубые глаза сделались тёмными, как оружейная сталь.

– Трэзвым воевать надо, политрук. Водка ещё никого нэ спасла.

– Ой ли? – Кучменёв хрустнул мослаками пальцев. – А как же законные « наркомовские» ? Разрешите идти?

– Э-э, погоды, брат! – Магомед Танкаевич крутнул пробку фляжки, протянул Алексею. – Давай, чтоб атаку отбили, чтоб живы остались.

– Какой пример подаём, товарищ комбат? – едко усмехнулся политрук. – Какой, какой? Фронтовой. Я так думаю.

* * *

…Отто фон Дитц был доволен: иваны были выбиты с первой линии обороны, понеся изрядные потери в живой силе. Его танковый батальон был закреплён на этих рубежах, вблизи заводских корпусов « Баррикады» ; удачно поставлен и хорошо укрыт между двумя рядами развалин. Было время перекусить, связаться с Главной базой XΙV танкового корпуса Хубе, доложить о сложившейся ситуации, получить новые инструкции и последние сведения фронтовой разведки.

Настроение отравляло другое. Сухпайки уже были распределены, и он, открыв термос с горячим кофе, болтал за сигаретой с товарищами, когда над их боевым строем, как черти из ступы, появились русские бомбардировщики. Как правило, им не было особой нужды беспокоиться, когда находились под защитой своих зенитных батарей…Но на сей раз, когда иваны сбросили бомбы явно с недолётом, многие из экипажей заползли под танки, остальные попрыгали блохами кто куда.

Значительное число бомб упало в нейтральной зоне. Но пара штук угодила прямо за арьергардом его машин. Два экипажа укрывшихся под танками, были уничтожены на месте ударной волной. Гусеницы и катки танков были густо забрызганы их мозгами и кровью. Сидевших на броне, сдуло, как тряпичные куклы, они избежали смерти, но встать в строй уже не смогли, получив сильную контузию. Этот прискорбный случай стал для всех ещё одним суровым уроком, научившим оставаться настороже даже в относительно спокойные перерывы. Когда потом танкисты мрачно давились мясными консервами, всё ещё тяжело переживали потрясение этого события. Танки, между тем, не пострадали, но двух экипажей, как не бывало. Были среди нелепо погибших и бравый командир танковой роты гауптштурмфюрер СС Юрген Ханс и молодой механик-водитель Ренер Вим.

…Рядом расположился экипаж « Люцифера» , танкисты, бренча ножами и ложками в полупустых жестяных банках хмуро обменивались мыслями-предположениями.

– Слышали? Русские начали новое отчаянное форсирование Волги.

– Вот удивил! Довольно, будь спокоен Эрнст. Наше Люфтваффе устроит им кровавый гуляш.

– Верно, Людвиг. Иванам осталось не долго. С нами танки Хубе, Бог, фюрер и грязь.

– Сегодня Бог не с нами, – мрачно прозвучал ответ одноглазого Хорна. – Только грязь и кровь.