По сообщениям перебежавших на мою сторону бояр выходило, что Ростислав Мстиславич располагал, как показалось моим воеводам, значительными для обороняющейся стороны силами: семью десятками дружинников и двумя тысячами ополченцев, собранных не только из числа горожан, а со всего удела. Меня эти цифры не очень впечатлили, но я предпочёл перестраховаться.

– Государь, надоть град сей брать «облежанием», – на военном совете вещал воевода ратьеров Злыдарь. – Если верить боярам – перебежчикам, запаса еды в городе хватит не больше, чем на месяц. Начнётся голод – сами нам врата отворят, некуда не денутся.

– Влюбятся и женятся, – произнёс я вслух, вдруг вспомнив слова одной песенки.

– Ась? – не понял моего юмора Злыдарь.

– Так присказка одна, не обращай внимания, – стёр улыбку с лица и, придав ему серьёзный вид спросил. – Я так и не понял, зачем нам целый месяц ждать у моря погоды, почему не хочешь штурмовать?

– «Ждать у моря погоды …», – задумался о чём – то своём Злыдарь, – хорошо сказано! Ты ведь государь сам слышал, если эти дорогобужские бояре не завирают, что силы у Ростислава очень большие, две тысячи ополченцев вооружил. Немногим меньше, чем у нас, но их вои будут сидеть в обороне, а наши лезть на стены! Поэтому мой вывод таков – брать Ростислава надо токмо «облежанием», на измор. Ну а, ежели, они вздумают за стены выйти – так ещё лучше, твоя дружина, государь, их мигом всех раскидает! Но сам понимаешь, на конях на стену не залезешь.

– Что же получается, ты мои пешие полки не в грош не ставишь? – с поддёвкой спросил у воеводы.

– Почему же, – Злыдарь говорил слегка пренебрежительным тоном, – в поле они ополченцев Ростислава разгонят, особливо, если с пушками будут. А вот на стену пешцы с пушкой, также как и мы с конями, не вскарабкаются. Дорогобужцев, конечно, разобьём, но и сами кровью умоемся. Нет, государь, если ты, конечно, хочешь больше половины своей пехоты потерять, то тогда, пожалуйста, приказывай брать город «на копьё». Но токмо мыслю я, лучше месяц обождать, тогда мы и город возьмём и людишек твоих не потеряем.

Я лишь ухмылялся про себя, слушая столь наивные рассуждения воеводы. Дело в том, что некоторые наши князья и их воеводы соответственно, были весьма поверхностно знакомы с современной осадной техникой, а уж воссоздать её, в большинстве случаев, и подавно не могли. Поэтому предпочитали действовать по старинке (вязанки хвороста для заваливания рва и приставные лестницы), не связываясь с малопонятными для них метательными машинами (теми же «пороками»). Это был как раз случай Злыдаря, на поле боя он – рубака хоть куда, а вот крепости брать, мягко говоря, не его конёк. Вслух же я спросил.

– А ты, Бронислав, что думаешь?

Полковник 1–го Смоленского полка ответил, даже не задумываясь, как о нечто само собой разумеющимся.

– Государь! Зачем нам на рожон лезть? Подведём крупнокалиберные пушки, постреляем из них и вынесем ворота! Дальше боевой колонной войдём в город и из 3–фунтовых «единорогов» снаряжённых картечью перестреляем там всех! Если даже дойдёт до рукопашной схватки – милости просим, наш строй, как в твоей в твоей песне «Не дрогнет в бою за Отчизну свою!»

– Больно складно ты балакаешь полковник, – влез в разговор Злыдарь, – только одно дело в поле по мягким людским телам стрелять, а совсем другое – по твёрдым вратам! Опять же, пока будете свои пушки к воротам подводить, твоих всех пушкарей стрелами посекут. Дружина Ростислава теперь учёная, не станет на твои железки пялиться и смеяться.

– Слушаем меня! – решил я прервать, рискующей надолго затянуться спор, с непредсказуемыми последствиями, судя по наливающемуся нехорошим румянцем лицу Бронислава. – Сделаем, как ты полковник предлагаешь, только заготовьте заранее помосты, по которым будете переправляться через ров. Осадные орудия и пушкарей прикроем мешками с землёй и досками. А в первых рядах первого штурмового батальона разместите две – три трёхфунтовки и держите их заряженными. Как пушечным огнём выломаем ворота, то их обязательно кинуться заделывать, вот вы по ним картечью и саданёте, очистив проход. Далее, как ты и говорил, боевой колонной входите в город. На том и порешим! – стукнул я ладонью, прерывая, готовые сорваться с губ Злыдаря, возражения.

Его понять можно, не нравилось человеку действовать по плану какого – то полковника, его же бывшего десятника, уступать «пальму первенства» всем и во все времена было тяжело.

Конечно, можно было бы просто, без всяких лишних заумствований, подорвать у ворот заряд взрывчатки, а ещё лучше специально заготовленные для этого дела петарды и ворваться в город. Но мы не ищем простых путей! Мне страсть, как хотелось испытать в настоящем деле свою осадную артиллерию.

– И ещё, – я пристукнул ладонью по столу, привлекая всеобщее внимание, – ради всего святого, сделайте внушение своим людям. Когда мы прорвёмся в детинец не дайте им устроить там резню и разгул! Особенно, Злыдарь, это касается твоих подопечных. Никакой вольницы!

– Так что же, княже, нас будут убивать, всячески сопротивляться, а мы будем их уговаривать? – нахмурился Злыдарь.

– Те кто оказывает вооружённое сопротивление – убивайте, но сдающихся в плен и безоружных не трогайте! Дорогобуж станет моим городом, и он мне нужен будет не вконец разорённым и разрушенным. К тому же, я не хочу, чтобы нас ненавидели местные жители, потому как помимо прочего, из них и жителей удела, то есть теперь уже волости, я буду формировать новый пехотный полк! Этим делом займётся оставляемый здесь гарнизон 4–й роты 2–го батальона 1–го полка. Названный мной ротный подскочил, чуть не опрокинув лавку.

– Государь, так я же …

Я сделал останавливающий жест рукой.

– Об этом мы с тобой потом поговорим более подробно. Тебе во всём будет помогать новый наместник Дорогобужской волости, которого я назначу из числа перешедших на мою сторону дорогобужских бояр. Он будет знать все местные расклады и тебе в деле сбора рекрутов помогать.

Мои слова слабо успокоили ротного, он присел назад, сохраняя на лице всё такой же растерянный вид.

На этом я и закруглил наше совещание.

Ночёвка в лагере прошла спокойно.

На следующий день всё произошло как пописанному. Частокол окольного города не представлял для нашей осадной артиллерии серьёзного препятствия. Первыми же артиллерийскими выстрелами прямой наводкой по воротам их удалось сразу выбить, открыв прямой доступ в город. Правда, пока двухпудовые единороги пристрелялись к воротам, они проделали проломы ещё в двух местах, снеся, перемешав с землёй, деревянные колья.

С первых выстрелов в осаждённом городе сразу же установилась какая – то нездоровая суета. Шум, производящийся защитниками за стенами крепости, возрастал с каждой минутой. На всех колокольнях стали бить в колокола, пронзительно затрубили трубы и всё это на фоне явственно слышных воплей людей. Из – за стен стали подниматься столбы дыма.

К выбитым воротам и двум проломам в частоколе устремились батальонные колонны с мостками и штурмовыми лестницами. Дружинники Ростислава Мстиславича, быстро сориентировавшись, благо под стенами Смоленска получили опыт, и погнали в усмерть перепуганных пушечной пальбой ополченцев заделывать открывшиеся проходы. Но передвигаемые в передних рядах штурмовых колонн 3–фунтовые единороги своими картечными залпами быстро очистили дорогу для войск.

Больше всего штурмовые батальоны беспокоил обстрел со стен рядом с проходами. Защитники, укрывшись за парапетом, не давали стрелкам из батальонов прикрытия вести по ним действенный обстрел. Под обрушившийся на штурмовые колонны град стрел моих бойцов от ранений и смерти не спасали никакие ухищрения. Пехотинцы то и дело падали. И не всегда было понятно, были ли упавшие поражены стрелами или же просто спотыкнулись. Поэтому в построении «черепаха» ежесекундно образовывались дыры, впрочем, быстро затягивающиеся соседними щитами и ранцами уже порядком обросшими стрелочным оперением.