- Ваше белье, мисс. Постельное я уже сменила.
Все эти вещи были не только выстираны в огромной судовой прачечной, но и проглажены под прессом. Этель от души поблагодарила девушку; она дала ей десять шиллингов на чай. А потом, поддавшись порыву, спросила горничную, как ее зовут.
- Кэйтлин, мисс, - Кэйтлин О’Брайен. Вы очень добры.
- Расскажите мне, как вы сюда устроились, - попросила Этель. - Нравится ли вам работа на “Титанике”?
Девушка медлила с ответом; она сделала шаг к двери.
- Ничего страшного, - остановила ее Этель, поняв эти колебания. - Пусть думают, что вы меня причесываете или одеваете!
Она рассмеялась, ощутив внезапную уверенность в своем праве.
- Вам ведь платят за возню с капризными дамами, не правда ли? Сядьте и передохните.
Горничная Кэйтлин успокоилась и улыбнулась, польщенная таким вниманием. Она села напротив Этель, которая почувствовала неподдельный интерес к этому существу из другого мира. Вначале ирландка явно ощущала себя не в своей тарелке, но потом сама увлеклась и разговорилась.
Выяснилось, что она еще моложе, чем подумала Этель, - ей было всего восемнадцать. Она год работала прислугой, но не поладила с хозяевами, а на “Титаник” Кэйтлин устроил брат Патрик, который служил здесь же на судне матросом. У нее остались еще одна замужняя сестра в Белфасте и брат, который работал на верфи “Харленд энд Волфф”, где и было построено величайшее судно в мире.
- Все говорят, будто “Титаник” британское судно. Но строили его руки ирландцев! - произнесла Кэйтлин с внезапной гордостью.
Этель улыбнулась.
- Вам тут нравится?
- Это большая честь, служить на “Титанике”, - подтвердила девушка. Она тоже улыбнулась. - И некоторые леди и джентльмены очень щедры… совсем как вы, мисс.
Кэйтлин прибавила, что надеется впоследствии устроиться горничной в хороший дом. - Не хочу больше плавать по морям. Нам, женщинам, лучше работается на твердой земле, - доверительно сказала она. А ее брат Патрик мечтал однажды поступить в мореходное училище и получить звание офицера.
- Желаю, чтобы ваши мечты сбылись. Вы этого заслуживаете, - искренне сказала Этель.
Ирландка была очень тронута.
- Бог воздает каждому по трудам его, правда, мисс?..
- Этель. Называйте меня мисс Этель. И… не буду вас больше задерживать.
Кэйтлин встала и, расправив темное форменное платье, ушла, разрумянившись еще больше и сияя улыбкой. Этель сама не знала, почему повела себя так: просто захотелось сказать что-нибудь хорошее этой славной девушке. И ее страшило одиночество… чем дальше, тем сильнее.
Куда же запропастился Хью!
Этель снова подумала о мумии… и вдруг застонала, схватившись за виски: образ Амен-Оту овладел ею сразу, яркий, как боль. И на сей раз Этель увидела не спеленутый труп - а молодую женщину, полную жизни.
Жрица эпохи Эхнатона стояла на балконе египетского дворца или особняка, и ветер пустыни шевелил ее тончайшее платье из белого льна; на ней был синий сложный парик из множества косичек и широкое бисерное ожерелье. Амен-Оту действительно была красива, меднозагорелая, как все египтяне, и с огромными миндалевидными черными глазами. Вот наконец она встретилась взглядом с Этель, и накрашенные губы ее раздвинулись в улыбке. А в глазах читалась непреклонная воля. Наверняка эта женщина владела искусством гипноза…
Амен-Оту что-то прошептала на древнеегипетском языке, но на сей раз Этель ее не поняла. Возможно, только во сне они могли общаться так тесно, что не нуждались в словах…
Этель отпрянула и вынырнула из этого видения, как из воды: она задышала открытым ртом, схватившись за грудь. Такого с ней еще не бывало!
- Что бы ты сказал сейчас, Хью, - прошептала Этель. - Что я окончательно рехнулась!
Но видение было слишком ярким, слишком реальным, - никакому воображению такого не создать. Теперь мисс Бертрам почти поверила, что тут действуют потусторонние силы.
Томас Бертрам, как подавляющее большинство медиков, был убежденным материалистом, хотя и верил в Бога-Творца. Формально их семья принадлежала к англиканской церкви, однако доктор Бертрам весьма сомневался в возможности загробной жизни; и, тем паче, никогда не допускал существования духов, бродящих по земле. Хью, пожалуй, имел более гибкие взгляды… но вот только ее брат в силу своего мальчишества - и своей профессии - считал хорошим тоном высмеивать все на свете.
Нет, Хью это не касается, вдруг поняла Этель. По крайней мере, пока!
Неожиданно у нее возникло ясное ощущение, что образ жрицы несет не только угрозу. Амен-Оту что-то пыталась ей сообщить, о чем-то предупредить! В тот час, когда Этель впервые увидела усопшую египтянку и посочувствовала ей, она стала ее… сообщницей, что бы это ни значило.
Этель вскочила, охваченная внезапной жаждой действовать. Она почти выбежала из каюты и, стуча каблуками, поспешила к лестнице, не в силах дожидаться лифта; и лишь когда она очутилась на палубе первого класса, Этель поняла, чего хочет. Она перевела дух и уже спокойно, чинно, придерживая юбку, поднялась на шлюпочную палубу.
Этель направлялась туда, где стоял ящик с мумией. И, еще не дойдя до капитанского мостика, она поняла, что экспоната там больше нет.
Ощущая, как сердце колотится о ребра, Этель подошла к одному из матросов.
- Вы не знаете, где мумия, которая тут прежде находилась? Могу я на нее взглянуть?
- Сожалею, леди, - ответил матрос с ленцой. - Мумию убрали в свободную офицерскую каюту, чтоб ее никто не трогал, и туда входить никому нельзя.
Этель сжала руки в кулаки.
- Совсем никому? А если я попрошу?
- Попробуйте, леди, но это вряд ли.
Этель все же попытала судьбу. Она сама не понимала, отчего так расхрабрилась! Девушка отыскала первого помощника Уильяма Мэрдока и спросила, нельзя ли ей войти в каюту, где экспонат, - с сопровождающим, разумеется, - и взглянуть на мумию хотя бы разок. Это для нее очень важно!
Офицер отказал ей, причем довольно резко: он явно не собирался потворствовать праздному любопытству дам-пассажирок.
Этель молча спустилась на прогулочную палубу и села. Наконец-то она поняла, чего опасалась и в чем хотела убедиться: что мумия на самом деле в офицерской каюте, что она не исчезла, не ожила и не заворожила каким-то образом экипаж “Титаника”! Но если бы у Амен-Оту были такие способности, они бы давно проявились… или тут требовались какие-то исключительные обстоятельства?..
- Вот ты где! А я уже испугался, не свалилась ли ты за борт?
Этель едва не вскрикнула: перед ней стоял Хью.
- Или тебя похитила наша мумия? - улыбаясь, продолжил брат: но в его карих глазах Этель прочла неподдельное беспокойство. Он тоже почуял, что с этой египтянкой что-то не то.
- Почти угадал, - Этель вздохнула и встала. - Я ходила посмотреть на мумию, но ее, оказывается, уже убрали подальше от публики.
- И правильно сделали, - Хью кивнул и взял сестру под руку. - Идем в столовую, там все уже давно обедают.
Этель широко раскрыла глаза.
- Так, получается, я и сигнала к обеду не слышала?..
- Угу. И палуба почти пустая. Вот что значит замечтаться, - подтвердил брат.
По дороге в столовую Этель сказала, что хотела бы отправить весточку папе по беспроволочному телеграфу. - Давай сочиним вместе, - предложила она.
- Боюсь, сегодня не выйдет, - сказал Хью. С него вдруг слетела вся напускная веселость. - К Филлипсу - это радист - не протолкнуться: он работает как проклятый. Богатенькие господа развлекаются, наперебой шлют приветы родственникам.
- И что в этом плохого? - недоуменно спросила Этель.
Брат вдруг оставил ее руку; он взял ее за плечи и повернул к себе.
- Ты знаешь, что согласно новейшим правилам навигации все суда должны предупреждать друг друга по радиотелеграфу о близкой опасности? Я случайно услышал, как офицеры говорили, будто этой весной ледяные поля и айсберги встречаются гораздо южнее обычного. Боюсь, если “Титаник” кто-нибудь предупредит об айсберге, Филлипс просто не заметит этого сообщения в потоке праздной болтовни, - Хью усмехнулся.
