- О чем вы тут секретничаете?

Этель рассмеялась.

- О своем, о девичьем.

Она посмотрела жениху в глаза - но ему уже не было дела до ее разговоров с горничной; Гарри глядел на нее с обожанием, с восторгом собственника. Этель потупилась; потом снова посмотрела на Гарри, и увидела в его лице то особенное, что предназначалось ей одной. Он тоже был уязвим перед нею, и эта грань его души принадлежала только ей.

Она обвила руками шею суженого, и они поцеловались. Этель задрожала, снова ощутив первобытную силу и энергию этого человека, которого она жаждала. Этель знала, что Гарри Кэмп будет не только владеть ею; он станет ее другом и союзником, и ее пленником, чью судьбу она возьмет в свои руки…

- Я люблю тебя, - сказала она ему.

Он улыбался ей по-детски открытой, счастливой улыбкой.

- Я знаю.

Этель поцеловала его в смуглый лоб и растроганно улыбнулась, погрузив пальцы в черные волосы: Гарри сейчас не было никакого дела до того, что пальчики невесты могут испортить его прическу.

Но она все же еще не настолько его любила, чтобы открыть правду.

Они спустились в столовую, и вечер прошел гораздо лучше, чем думала Этель. После ужина Этель с Гарри деликатно оставили вдвоем.

Влюбленные, не сговариваясь, медленно вышли на крыльцо и остановились. Было уже совсем темно, и далекий черный лес сливался с небом; заухала сова. Этель стало страшновато, но рядом с Гарри это чувство только будоражило.

- Спустимся вниз, на лужайку, - предложила она.

Они сошли по лестнице и свернули с дорожки, утопая нарядными туфлями в траве. Гарри повернулся лицом к невесте, и они, улыбаясь и обнявшись, сделали несколько па, как в танце.

- Я бы хотела танцевать с тобой, - неожиданно сказала Этель. - Но не котильон и не вальс, а какие-нибудь… современные танцы. Неприличные танцы, - она рассмеялась, прильнув к нему. Она поражалась себе: рядом с этим человеком она всегда неузнаваемо преображалась, и сейчас ее так и подмывало сделать что-нибудь недозволенное.

- Танго? - прошептал ей на ухо американец. Он вдруг обхватил ее за талию и отклонил назад, так что Этель радостно взвизгнула. - Вальс-бостон?..

- Да, - прошептала Этель. - Танцевать с тобой, и плавать с тобой… и ездить верхом!

Гарри рассмеялся, глаза его вспыхнули.

- Мы будем с тобой устраивать скачки, и танцевать самые неприличные танцы! Сколько захочешь!

Этель вдруг почувствовала, что пора возвращаться.

- Пойдем в дом, - она потянула жениха обратно; и Гарри, не сопротивляясь, последовал за ней.

Но когда под их ногами снова хрустнул гравий, Этель внезапно услышала шорох в зарослях рододендронов.

- Что это?..

Молодые люди замерли, прислушиваясь. И вдруг из травы, из-за кустов одна за другой стали подниматься темные фигуры, будто сотканные из мрака: Этель взвизгнула. Гарри резко развернулся на каблуках, и рука его дернулась к внутреннему карману смокинга, словно за пистолетом. Но, конечно, никакого оружия в доступности не оказалось.

- Иди сюда, - Гарри схватил девушку за руку и дернул к себе. Он стал отступать к дому, увлекая Этель за собой и обшаривая взглядом кусты.

- Гарри!..

Они взбежали на крыльцо, и только тогда ее жених остановился. Оба тяжело дышали.

- Ты что-нибудь видел?

- Я слышал, и этого достаточно. Иди в дом и не высовывайся, - американец заговорил тоном, не допускающим возражений. - Нужно все тут осмотреть. Я позову остальных.

- Гарри, но тут никого больше нет!

Однако Этель видела, что спорить бесполезно. Она быстро ушла в дом, захлопнув дверь, и взбежала наверх. Возвращаться в спальню девушка не стала, беспокойно прохаживаясь по коридору и обхватив себя за обнаженные плечи.

Она не боялась за Гарри сейчас - она была почти полностью уверена, что им угрожали нематериальные силы; и пока недостаточные, чтобы причинить физический ущерб или существенный духовный вред.

Но она услышала, как Гарри созвал остальных мужчин, - слуги, и Спенсер Кэмп, и Хью, и даже ее отец вышли из дома и, разделившись, с фонарями принялись обшаривать сад. Разумеется, никаких злоумышленников они не нашли. Гарри вернулся к Этель спустя полчаса.

- Ложная тревога - или мы их спугнули, - жених улыбнулся: похоже, он был даже несколько разочарован, что это так. - Ложись спать, дорогая.

Они пожелали друг другу доброй ночи, и Этель ушла к себе.

В спальне Кэйтлин снимала нагар со свечей на каминной полке. При появлении молодой хозяйки горничная тут же оставила свое занятие и повернулась к ней.

- Что, там внизу бесы шалят? Говорила же я!..

- Тихо!.. Ничего там нет, - Этель ободряюще улыбнулась. - Помоги мне раздеться и иди спать.

- Слушаюсь.

Кэйтлин помогла ей освободиться от платья и распустила корсет.

- Ничего больше не потребуется, мисс?

- Ничего. Спокойной ночи.

Когда горничная ушла, Этель с облегчением накинула пеньюар и села перед зеркалом, расчесывая волосы. Она улыбнулась красивой девушке в зеркале, а потом ее улыбка потускнела. Две свечи, потрескивая, горели по сторонам, отражаясь справа и слева от нее. Ею овладела сильнейшая тревога, предчувствие чего-то необычайного.

Этель прикрыла глаза, слушая стук своего сердца; а когда открыла их снова, на нее из зеркала смотрело совсем другое лицо.

Она даже почти не удивилась. Этель в этот миг была слишком захвачена магией происходящего, чтобы сомневаться в его правильности.

- Ты никогда не оставишь нас в покое? Что тебе нужно от моего брата… и от меня?

- Такова твоя… благодарность, - Амина Маклир усмехнулась. - Но я не удивлена. В этом люди не изменились.

Этель стало немного совестно. И, вместе с тем, она ощутила растущий страх и жгучее любопытство при взгляде на эту “царицу мертвых”, как сама египтянка теперь именовала себя. Амина Маклир была сегодня одета в черное с белым - черное платье с белым поясом, белая шляпа с черным пером, белые сетчатые перчатки. Ее словно одевал лучший модельер: возможно, так оно и было.

- Ты можешь говорить со мной только из зеркала?

- Зеркало тут… второстепенно, - египтянка белозубо рассмеялась. - Нужно, чтобы сердце открылось сердцу. Это возможно далеко не всегда.

Она отступила и сложила руки на груди.

- Ты сейчас говорила со служанкой о том, справедлива ли моя участь! Восемь лет моего служения и еще три тысячи лет я вопрошала богов об этом - и не услышала ответа… Если ты будешь искать у богов справедливости, очень скоро придешь в отчаяние.

- Мы верим… христиане верят, что Бог един и совершенен, - прошептала Этель.

- Я знаю, кто такие христиане, - с усмешкой ответила древняя жрица. - Но я никогда не видела совершенных богов. Они бывают так же слепы - и гораздо более несправедливы, чем мы. И так же, как мы, спрашивают себя “зачем”, нашаривая свой путь во тьме.

Амина Маклир прижала ладони к груди.

- Судить тебя при жизни и после смерти будет только твое сердце, взвешенное на весах истины. Только оно, а не твой Бог. Это ты должна знать.

Этель встала: ее наконец вывели из терпения эти недомолвки - хотя для египетской жрицы, конечно, было привычно говорить в подобной манере, внушая трепет непосвященным.

- Ты хотела меня о чем-то предупредить? Это ты прислала Хью телеграмму?

- Нет, не я. Я хотела предупредить, что вокруг вас собираются враги. И один из самых могущественных врагов - мой покровитель, Эмброуз Маклир, - ответила египтянка серьезно и мрачно. - Он получил богатство моего мужа, и он пытается использовать мою силу, чтобы делать оружие.

Она прервалась.

- Эмброуз Маклир будет использовать тех, кто думает, что первопричина всего в материи, - их теперь слишком много… Но первопричина всего здесь. Всегда.

Она снова указала на свое сердце; а потом на сердце своей собеседницы.

Этель сжала кулаки, склонившись к зеркалу.

- Так будет война? Кого, с кем?..

- Война уже идет, - ответила Амина. - Но материальная война начнется в Европе. Скоро.