И миноец просветил меня в том, о чем я до сих пор не имел ни малейшего представления. Оказывается, в Азии, а с некоторых пор и в Ионии, и в других греческих землях, господа часто покупали для помощи и охраны евнухов. Скопцы могли пригодиться не только в гареме - они служили управителями, писцами и счетоводами, а многие после оскопления не утрачивали и физической силы. Лучше всего, конечно, было выбрать такого слугу, который не знал радостей плоти и не озлобился, лишившись их: хотя у евнухов существовали свои способы наслаждаться, неведомые обычным людям. Они не могли завести семью и их преданность целиком принадлежала хозяину, если только тот умел их ценить и обходился достойно. А кое-кто, - особенно среди азиатских евнухов, - даже радовался, что страсть к женщинам не лишает его разума и покоя, как всех мужчин…

- И ты хочешь, чтобы я купил перса? - воскликнул я с негодованием. - Ни за что!

Я уже признавал разумность доводов моего тестя - но чтобы у моей жены завелся персидский помощник-евнух…

- Зачем же обязательно перса? В Азии много других народов, в том числе и враждебных Персии, - невозмутимо ответил Критобул.

Мы порешили на том, что вместе побродим по критским рынкам рабов и присмотримся к товару. Конечно же, сделать такую важную покупку один я бы не сумел.

Поликсене я сказал, что отправлюсь с ее отцом по делам - и, возможно, буду отсутствовать дней десять или дольше. Поликсена огорчилась из-за расставания со мной, но то, что я собрался помогать Критобулу, восприняла как должное. И, похоже, обрадовалась, что я занялся делами.

Нам пришлось объездить немало критских рынков, и я насмотрелся на многих немытых, оборванных угрюмых невольников самого разного происхождения, прежде чем мы нашли то, что нужно, в городе Ликте.

Критобул, приценивавшийся очень умело, остановил свой выбор на рослом вавилоняне лет тридцати по имени Эриду. Его гладкое лицо с выступающими скулами и нижней челюстью, со сросшимися черными бровями, было гордым и невозмутимым; бритую голову покрывала плоская шапочка, и, хотя этот азиат был в шерстяных штанах с бахромой, по обычаю своей страны, короткая рубашка без рукавов позволяла видеть, насколько он силен. Я даже сказал Критобулу, что сомневаюсь, действительно ли этот раб евнух.

Вавилонянин расслышал мои слова, хотя я понизил голос: и, проворно распустив завязки штанов, он сам явил свое увечье и свой шрам, не дожидаясь, пока его опозорит продавец.

Потом я, справившись с невольным замешательством и смущением от такого зрелища, спросил его, чему он обучен. Невольник поклонился и сказал по-гречески приятным высоким голосом, что знает, кроме родного аккадского, персидский и ионийский эллинский языки и умеет писать и считать на всех трех; а также обучен кулачному бою, владению дубинкой, кинжалом и луком. Этого я проверить не мог, однако свою грамотность Эриду продемонстрировал немедля, взяв восковую табличку, а потом ловко нацарапав и прочитав вслух по нескольку фраз на каждом из трех языков. А также он произвел несколько сложных вычислений.

Я, естественно, поинтересовался, почему его выставили на торгах, если он такой полезный. Раб сверкнул черными глазами и, ударив себя в грудь, ответил, что его хозяин, богатый купец из Вавилона, подхватил в море лихорадку и умер. А иначе он не продал бы его ни за какие деньги.

Этот невольник, несомненно, знал себе цену… и этим он мне понравился. Надо сказать, что рабы из Азии чаще держатся с достоинством и сохраняют достоинство, чем в Элладе: должно быть, потому, что восточные люди всегда помнят, как переменчива судьба, и у них нет таких четких разграничений между рабами и свободными, как у нас.

Я заплатил за это сокровище шесть мин, и, когда продавец расковал цепи на ногах евнуха, я свел Эриду за руку с помоста. Когда же мы вместе с Критобулом удалились от этого ужасно галдящего и вонючего места торговли людьми, я сообщил вавилонянину, что купил его для охраны и помощи моей супруге, - поскольку я намереваюсь путешествовать. Эриду просиял улыбкой и ответил, что я не пожалею о своем приобретении.

Независимость его манер вызвала во мне враждебность… этот человек обладал большой силой духа и, похоже, понял, что я очень нуждаюсь в таком, как он. Но слуге угодливому и приниженному я бы никогда не решился доверить мою жену. Мы ничего не можем приобрести, не стеснив себя в каком-нибудь другом отношении!

Проездили мы целых шестнадцать дней - я очень соскучился по жене, и Поликсена, конечно, не меньше моего. Она, должно быть, часто ходила высматривать нас на дорогу; и выбежала навстречу мне и отцу, как только мы приблизились к тропинке, которая вела к дому.

Любимая хотела броситься мне на шею; но вдруг остановилась, точно испуганная лань.

- Кто это? - воскликнула она, расширив глаза при виде моего евнуха.

Я объяснил. Поликсена очень изумилась, а потом очень обрадовалась. Она осмотрела вавилонянина с ног до головы.

- Какой чудесный подарок! - воскликнула она, захлопав в ладоши.

Эриду поклонился ей, польщенный; и красота моей Поликсены даже евнуха не могла оставить равнодушным. Я бы взревновал, если бы не убедился своими глазами, что он не мужчина.

Поликсена взяла меня под руку; потом огорченно показала, что разорвала платье о колючки, пока торопилась к нам. Я утешил ее, и она улыбнулась.

Эриду приблизился к нам сзади, и жена моя поморщилась, когда на нее пахнуло ветром с его стороны.

- Ты должен помыться сразу, как мы придем, - заявила она, обернувшись на него. - А потом я подыщу тебе другую одежду.

Эриду опять поклонился и поблагодарил свою новую хозяйку по-аккадски, назвав ее “нин”, что значило сразу “госпожа” и жрица”. Я заметил, что он начал относиться к Поликсене уважительно, но с явственным покровительственным оттенком. Это меня порадовало.

Когда мы вернулись домой, Поликсена наконец-то поприветствовала отца, как следовало; а потом, извинившись, взялась хлопотать о новом рабе. Она отвела его мыться, а сама тем временем нашла ему чистое платье. Моя жена подобрала для Эриду короткий хитон, набедренную повязку и темно-красные штаны из хорошей домашней крашенины.

Вид этих штанов чем-то поразил меня… и когда Эриду переоделся и снова вышел к хозяевам, я понял, что эта одежда была сшита на высокого мужчину. Уж конечно, не на Критобула или кого-нибудь из его помощников!

Потом Ариадна увела раба кормить на кухню. А мне не терпелось поговорить с женой - меня осенила очень неприятная догадка.

- Поликсена, скажи мне… твои братья еще приезжают домой? - спросил я, когда мы остались вдвоем.

- Тихо ты!

Поликсена вздрогнула и подалась ко мне, точно хотела зажать рот ладонью; и только почтительность к мужу удержала ее.

- Отцу не понравится, что ты такое спрашиваешь… зачем тебе это знать? - воскликнула она. Ее ноздри опять затрепетали, как у лани.

Я уверился в своих подозрениях.

- Мне это нужно знать, и ты сама все понимаешь, - тихо ответил я; и взял ее за руку. - Если не хочешь, чтобы отец услышал, пойдем в спальню.

Поликсена поколебалась; потом кивнула, поправив уложенные узлом волосы. Мы удалились в нашу комнату, и я закрыл дверь.

- Ну, так что?..

- Да, Варазе и Фарнак бывают здесь, - быстро проговорила Поликсена, избегая глядеть на меня. Она покраснела. - Они мои братья! Чем это оскорбляет тебя?..

Я надвинулся на нее, и моя жена отступила.

- И с тех пор, как мы поженились, они ни разу не возвращались? Может быть, когда мы с Критобулом были в отъезде? А может быть, твоя мать пишет им?..

Глаза Поликсены загорелись. Теперь она посмотрела мне прямо в лицо.

- Фарнак был здесь без тебя, - сказала она. - Отец не знает, и не нужно, чтобы он знал! Фарнак мой единоутробный брат, он единственный сын у моей матери, как ты - у своей! Неужели это тебе непонятно?

Я стоял будто оглушенный, опустив руки.

- Так ты лгала мне…

Поликсена резко рассмеялась.

- Я лгала? И не думала! Я не сказала тебе о приезде брата, но ведь ты и не спрашивал! Неужели тебе нужно знать все, даже чужие тайны, Питфей?