- Так вот, значит, как ловко вы придумали! Поздравляю, мать, ты нашла себе нового сына на замену мне! Артемид Иерофонид выживет меня из собственного дома, пока меня нет!..
Губы матери дрогнули от гнева; она стремительно шагнула ко мне. Впервые в жизни у нее зачесались руки дать мне пощечину, так что она едва совладала с собой.
- Как смеешь ты такое говорить! Ты превосходно знаешь, что тебя мне не заменит никто и никогда! Но Гармония тоже мое дитя, и я не допущу, чтобы она жила среди чужих… особенно рядом с этим Ксантием, как ты сам сказал!
Я молча, непримиримо смотрел на Эльпиду. Что-то мешало мне признать ее правоту… конечно, я ревновал; но было тут много и другого, чего не высказать словами.
Мама поняла это и смягчилась. Она приблизилась ко мне и положила руки на плечи.
- Послушай, милый, - никто не отберет у тебя твоих прав и наследства. Артемид получит приданое твоей сестры, но и только. А в доме должен быть мужчина, особенно сейчас!
Я нагнул голову, как критский бык.
- А я… как же я? Ведь я тоже скоро приеду сюда с женой!
Мать посмотрела на меня в упор.
- А ты вправду собрался приехать сюда с женой?
Ноги у меня подкосились, и я сел. Я с ужасом смотрел на женщину, которую любил больше всего на свете, и которая на глазах превращалась в моего врага…
- Что это значит? - спросил я совсем тихо.
Мать села рядом: она стала очень серьезна.
- Питфей, мы должны поговорить начистоту. До сих пор я молчала… из любви к тебе… но, наверное, зря я откладывала!
Она была в темном хитоне и свободном пеплосе такого же цвета: и глаза ее казались серыми, как грозовое небо. Мне чудилось, что из глаз матери на меня сейчас смотрит отец.
- Ты собираешься взять в жены варварку, сын, - и, к тому же, незаконнорожденную. Никто здесь, в Линде, не признает твой брак законным. Разве ты не понимаешь?
Я скрестил руки на груди и выпрямился. Наконец-то дошло до сути!
- Понимаю. И что с того? - сухо ответил я.
- Ты сам можешь сделать выводы, - сказала мать, так же сухо и сурово. - Я не препятствовала твоему выбору, потому что ты мой любимый сын и это твоя мойра! Но, выбрав такую женщину, ты выбрал свою судьбу! Ты не сможешь поселиться здесь с Поликсеной… в особенности теперь, когда персидская угроза так близка, - прибавила Эльпида уже мягче, проведя ладонью по моим волосам. - Ведь ты даже не живешь подолгу на одном месте и не смог бы выполнять гражданские обязанности!
Я кивнул, сжав губы. Рядиться дальше было бы унизительно.
- Я понял тебя, мать. Мы с Поликсеной найдем где приклонить голову, не беспокойся! Надеюсь, ты хотя бы захочешь познакомиться с моей женой и позволишь представить ее сестрам?..
Эльпида притянула к себе мою голову и поцеловала меня, несмотря на мое сопротивление.
- Я не сомневаюсь в достоинствах этой девушки… если уж ты полюбил ее! Конечно же, я хочу ее увидеть. Но то, что есть, нам с тобой изменить не дано!
Я заставил себя улыбнуться. Конечно, мать была права, - и я в глубине души всегда понимал, что так будет. Я и моя избранница обречены на скитания.
Больше мы не заговаривали об этом, и я вместе с матерью и Гармонией с головой окунулся в предсвадебные хлопоты. Я был единственным сестриным родственником мужского пола, присутствующим здесь, и должен был представлять покойного отца на предстоящем торжестве - так что моя роль была очень важной.
По воле богов, мы во многом отступили от дедовских обычаев. В главный день своей жизни моя сестра облачилась в белый хитон с серебряными застежками на плечах, гладко причесанные каштановые волосы покрыла легким, как облако, шафрановым покрывалом; а сверху надела венок из плюща, как знак своей непорочности и верности будущему мужу. Жених ее Артемид приехал верхом, в белой шерстяной мантии с золотой полосой понизу, с золотой брошью на плече и в миртовом венке на тщательно расчесанных рыжих кудрях. Он совсем затмил своим блеском нашу белую голубицу.
Однако у дверей дома его встречал не отец невесты, а мать - Эльпида надела поверх дорогого темного хитона с золотой нитью такой же гиматий, в высоко зачесанных волосах ее блестел тонкий золотой венец. И в ее старшинстве в такой день никто не посмел усомниться.
В доме нашем, убранном плющом, цветами, алыми и синими лентами, собрались гости: со стороны жениха его отец Иерофон и брат Ксантий, несколько друзей их дома, уважаемых мужей, а также две почтенные замужние родственницы. Со стороны невесты были приглашены двое друзей матери, - разумеется, мужчин, - и три молоденькие подруги моей сестры, которых я не знал. С утра, как положено, были принесены жертвы Зевсу, Артемиде, покровительнице брака Гестии и мойрам. Но прежде, чем сесть за стол, надлежало передать невесту и все права на нее жениху: и это сделал я.
Наша веселая, смелая Гармония побледнела и дрожала под взглядами стольких чужих властных мужчин, оценивавших ее как священную жертву и как товар. И, прежде чем вложить ее руку в ладонь Артемида, я ободряюще пожал пальцы сестры. А потом, опять в нарушение всех обычаев, я наклонился к сестре, чтобы поцеловать, и шепнул, откинув ее шафранное покрывало:
- Ты останешься с нами, не бойся!
Гармония наградила меня полным благодарности взглядом. Она сумела улыбнуться.
- Я знаю, Питфей.
Потом приглашенный государственный чиновник-архонт громко засвидетельствовал совершение сделки; и огласил брачный договор. По настоянию нашей матери Артемид составил защищающий права невесты договор наподобие египетских, что было редкостью у нас. Я видел, какими враждебными сделались лица Ксантия и мужчин, пришедших с ним и его отцом, когда они осознали, что Гармония не станет безраздельной собственностью новой семьи.
И только тогда все расселись за столом. Мать в своем царственном облачении заняла место во главе стола, напротив мужей, которые сели на другом конце, - и я видел, что ее присутствие придает сестре мужества. Гармония и Артемид, по обычаю, пили в этот день только воду: но щеки у обоих пылали, как от вина. Гармония не поднимала глаз от тарелки; а Артемид украдкой кидал на свою прекрасную невесту взгляды, полные ласкового восхищения. Кажется, он, как и я, уже был опытен: я понадеялся, что его учила хотя бы гетера, а не шлюха низкого разбора.
Пиршество длилось не слишком долго - должно быть, мужчины постеснялись матери. Когда молодые встали из-за стола, их обсыпали деньгами, орехами и финиками, с пожеланиями всяческого благополучия; девушки расцеловали мою сестру, а она неожиданно крепко обняла каждую своими сильными руками, и заплакала…
Потом мать зажгла факел от нашего очага - ей надлежало проводить невесту до дома жениха, дабы освятить этим огнем их семейный очаг. А мне, как единственному близкому родственнику-мужчине, предстояло ехать с молодыми в свадебной повозке, которая уже дожидалась на улице. Остальные родственники должны были с музыкой идти за нами пешком.
Мы вышли в ранних сумерках, и закат позолотил наши лица. Мать моя, с факелом в руке, бросавшем отсветы на ее великолепный наряд, поистине казалась богиней-охранительницей дочери…
Артемид подсадил на повозку Гармонию - она пошатывалась, потому что покрывало, по обычаю, опустили ей на лицо; потом Артемид хотел подсадить и меня, и уже протянул свои сильные руки, но я вовремя уклонился. Никто со стороны даже не заметил. Я подтянулся сам и сел позади сестры: палка моя осталась дома.
Под пронзительные звуки флейт и рокот барабанов шествие двинулось к дому Иерофона. Мать шла последней; и Гармония то и дело оборачивалась и бросала на нее взгляды. На меня и своего жениха сестра даже не глядела: впрочем, из-под покрывала трудно было различить что-нибудь, кроме факелов в нашей процессии.
Когда мы доехали до дома, на пороге стояла мать жениха - тоже с факелом в руке. Артемид первым соскочил с повозки и снял Гармонию; никого не дожидаясь, он так и понес ее. Ему следовало перенести жену через порог, и в дверях он остановился и откинул перед всеми ее покрывало…