Я, конечно, горячо поблагодарил начальника отряда повстанцев, - но настоял на том, чтобы заплатить за сделанное мне добро. Мне хотелось помочь его делу, каким бы безнадежным оно ни представлялось…

По мере продвижения на юг следы разрушений стали попадаться все реже - а южные города, мимо которых мы проплывали, имели совершенно нетронутый и неприступный вид, словно эту землю никогда не попирала вражеская нога.

В Коптосе мы остановились. И Аха-Рахотеп, взяв с собой троих солдат, отправился в город по своим делам: они захватили с собой меня.

Городская стража досматривала нас очень тщательно - и без моих спутников-египтян меня бы точно не пропустили: я видел, как Аха-Рахотеп выгораживает меня, сопровождая свои слова выразительными жестами. Я, охваченный вдохновением, назвал имя и должность своего коптосского родственника: Исидор, сын Тураи, смотритель караванных путей и жрец Хнума. Как это будет по-египетски, я помнил.

Наконец мне поверили… это значило, что Исидор все еще жив!

Мы быстро дошли до его дома. И я постучался, попросив моих охранителей подождать.

Исидор открыл мне сам. Он был дома, и он очень изменился, как вся его страна.

Сын моей царственной бабки вырос, раздался в плечах и снова отрастил волосы - таким я любил его гораздо больше, чем в облике отрешенного жреца; и по глазам моего друга я понял, что он воевал.

- Экуеша, брат мой!.. - воскликнул Исидор, оправившись от изумления.

Мы бросились друг другу в объятия.

- Как я рад, что ты жив! - воскликнул я, снова посмотрев в его сияющие черные глаза.

- А я рад, что жив ты, добравшись сюда, - ответил Исидор. К нему вернулась всегдашняя серьезная сдержанность. - Пойдем, я представлю тебя моей жене.

========== Глава 20 ==========

Супруга Исидора была родом из Дельты - это была красивая восемнадцатилетняя чистопородная египтянка с древнейшим именем Анхес. Но, едва познакомившись с этой госпожой, я понял, что Исидор взял ее не из-за знатности, и даже не столько из-за ее красоты или египетской крови. В непроглядно-черных глазах Анхес читались боль и гнев, которые требовали неустанного врачевания души, - вся ее семья была уничтожена персами. Ее отца с матерью зарезали, младшего брата увезли в плен, чтобы сделать евнухом, а три младшие сестры перед смертью подверглись жестокому надругательству. Сама Анхес спаслась только потому, что спряталась с головой в пруд и дышала, сжав зубами стебель кувшинки…

Я узнал об этом от Исидора в первый же день после обеда, когда мы остались наедине, - и впоследствии, глядя на его жену, я каждый раз вспоминал о ее прошлом, в сравнении с которым меркло все пережитое мной.

- Я назвал Анхес моей сестрой семь месяцев назад, - сказал Исидор, сидя рядом со мной на крыше и глядя на закат. - Я так желал дать ей утешение и укрепить ее веру в богов…

Он мотнул головой; поднял и опять уронил руки, словно признаваясь в своем бессилии.

- Если она и нашла с тех пор утешение, то не во мне!

- Ну конечно же, в тебе, - ответил я с горячностью. - Ты знаешь, как много значит любовь!

Мне было известно, что “сестрой” у египтян принято называть жену или возлюбленную.

Исидор мрачно усмехнулся. Он коснулся своих коротких черных волос.

- Я еще не знал, как Анхес умна, когда ввел ее в мой дом… Она нигде не бывала, в отличие от меня, и не учила никакого языка, кроме языка Та-Кемет. Но она всегда чувствует, когда мои слова пусты. Скажи мне, экуеша, неужели наши боги и вправду умерли или бесконечно ослабели?..

Я прикусил губу, задумываясь, как ответить ему, чтобы не ранить. Мы, эллины, никогда не уповали на своих богов так, как египтяне, и не искали в них высшей истины: потому мы никогда так и не разочаровывались в своих покровителях. А может, мы попросту лучше умеем рассуждать?.. Недаром именно греки стали для всего мира учителями логики!

Но бывают вещи, в которых логика бессильна, - молиться так истово, как Исидор, я никогда не был способен, и не умел достигать экстаза в единении с высшими силами…

И я сказал то, что думал:

- Боги черпают свою силу в людях - так мне кажется. Может быть, им тоже приходит свой срок, просто их век гораздо дольше людского! Одни боги слабеют, и на смену им приходят другие!

Исидор вздрогнул, как будто я сказал что-то непозволительное. Наверное, это и было богохульство; но немного погодя мой родич согласно кивнул.

- Да… наверное, ты прав. Моя мать до самой смерти почитала Ахура-Мазду, ты знаешь?.. И отец мой тоже чтил бога персов, а из богов Та-Кемет поклонялся одной только Нейт, владычице всего сущего. Однако меня отец вырастил в вере предков.

Он вздохнул.

- Как ты думаешь, почему?

Я не ответил - нужды не было. Я понимал теперь, что людей, подобных Исидору, рассуждения о богах успокаивают - даже о богах, в которых они больше не верят.

Я видел на ногах, плечах и правой стороне груди Исидора белые шрамы, и мне очень хотелось расспросить его о том, где и как он сражался. Но я не решался напомнить ему о войне. Однако Исидор заговорил об этом сам - и, рассказывая о своих подвигах, он словно бы не гордился ими, а просто хотел избавиться от боли.

- Я примкнул к его величеству Псамметиху еще до того, как повстречал мою жену. В нем нет божественной крови, и он даже не сын Та-Кемет - он ливиец…

“Какое это имеет значение?” - чуть не вырвалось у меня.

Исидор потер некрасивую отметину на правой голени и мрачно усмехнулся.

- Ты думаешь, что это неважно? Многие мои сородичи теперь тоже так думают. И мы пошли за нашим последним царем только потому, что он явился из дикой пустыни и сумел внушить персам страх. Мы освободили почти всю Дельту.

Он опять взглянул на свою боевую отметину - долго рассматривал ее; потом поморщился и отвернулся.

- Я был лучником и пращником.

- Отлично! - от души похвалил его я. - Ты храбрец!

Исидор покачал головой.

- Я не был храбрецом, экуеша, я был как все… Храбрецом был наш вождь. Но вождя с нами больше нет, и я больше не воин.

Мысленно я позавидовал его способности к суждению о себе. Прежде Исидор был высокомерен потому, что ничего еще в жизни не испытал; теперь же этот молодой жрец оценивал себя честнее и беспощаднее, чем я.

- Псамметих… убит? - осторожно спросил я.

Исидор печально улыбнулся.

- Еще нет.

Мне очень хотелось спросить - отчего сторонники Псамметиха оставили его; но я пощадил чувства моего друга и промолчал. Нетрудно было догадаться, как все произошло: персы задавили египтян числом, и те бунтовщики, что не были перебиты, рассеялись. Персы укрепились по всему свету, кормились и множились по всему свету - египтянам же новые силы черпать было негде.

Я сочувственно положил руку на плечо Исидора; он вздрогнул и поднял голову.

- Прости, что превратил тебя в сосуд для моих жалоб!

Я улыбнулся.

- Разве я тебе не брат?

Исидор горячо пожал мне руку.

- Ты лучше, чем брат! Но расскажи мне, зачем ты приехал?

Он вдруг спохватился.

- Ты хотел встать со мной рядом в этой битве, и я очень тебе благодарен… Но ведь есть и другая причина, не так ли?

Исидор поднялся с места, тревожно глядя на меня, и я вынужден был тоже встать.

- У тебя случилась беда, Питфей?

Я рассмеялся. После всего увиденного здесь, в Египте, мне было даже неловко признаваться, что именно погнало меня к нему в Коптос.

- У кого теперь нет беды, Исидор? Я держу за пазухой кое-что, в чем я должен тебе признаться, но это подождет. Давай сейчас спустимся к твоей Анхес и почтим ее. Может быть, я тоже сумею ее немного развлечь!

Исидор послушал меня, и мы спустились по лестнице в столовую. В доме Исидора по-прежнему было трое слуг - эллинка по имени Ианта, прежде служанка бабушки, старый слуга его отца Меху и Нахт-Мин - слуга Исидора и управитель, ведавший делами господина вне дома.

Когда мы сошли, Анхес хозяйничала на кухне, располагавшейся на заднем дворе под открытым небом, как всегда у египтян. Жена Исидора, склонившись, давала какие-то наставления Ианте, которая стояла, вобрав голову в плечи. Не потому, что госпожа была с ней груба, нет, - однако в поведении египтянки проявилась та властность, которая дает женщинам отраду в отсутствие мужчин…