Завидев нас, Анхес выпрямилась с кошачьей грацией. По ее губам скользнула улыбка, и она слегка поклонилась мне - как гостю.
Я поклонился в ответ.
- Ужин скоро будет готов, - сказала госпожа по-гречески, немного коверкая слова. - Ждите.
Мы удалились и заняли места в пустой столовой: там для нас был оставлен кувшин пива, к которому мы не притронулись.
Вскоре появилась Ианта с подносом еды, а за ней Анхес, с таким же подносом. Ужин был скромный: чечевичный суп, жареная рыба, ячменный хлеб и сыр.
- Прости, угощение скудно, - Исидор развел руками.
Мне стало стыдно за него.
- Какие тут извинения, что ты!
Я поблагодарил Анхес, и мы принялись за еду. Я был голоден - но после рассказа моего друга у меня кусок застревал в горле под взглядом этой женщины. Однако простая египетская еда, приготовленная ее стараниями, была горячей и вкусной.
Я похвалил ужин по-египетски, и Анхес учтиво наклонила голову. Однако я видел, что она отлично понимает, отчего я так любезен с ней.
Я заметил, что ее прямые черные волосы, разделенные пробором, подстрижены до середины шеи. У нас волосы обрезают только рабыням или в знак траура. Однако среди египетских женщин такие прически очень распространены; многие свободные египтянки, верные обычаям, и по сей день носят короткие волосы, а некоторые вовсе сбривают их, подобно мужчинам, и надевают парики. Анхес свои волосы украшала белой лентой или повязкой, обхватывавшей голову, и носила прямые калазирисы и ожерелья-воротники - как делали женщины этой страны тысячи лет назад. И хотя супруга Исидора казалась способной воспринять любые изменения в укладе жизни, она вовсе не приветствовала их.
“Только это им и осталось, - подумал я, - с достоинством хранить память о былом”.
После того, как служанка унесла пустую посуду, она выставила для нас кувшин вина Дельты. Это была большая драгоценность в нынешнее тощее время.
Я взглянул на Исидора - вот теперь пришла пора мне рассказать о том, что привело меня сюда, и о том, что я претерпел дома. Мой друг меня отлично понял. И жена его Анхес тоже поняла - женщины очень восприимчивы к таким вещам.
Я думал, что хозяйка уйдет, оставив мужчин в обществе друг друга. Но Анхес, похоже, вовсе не собиралась этого делать, как и Исидор не собирался ей указывать.
В Элладе такое было бы непредставимо! Исключение у нас делается разве что для некоторых гетер - таких, как моя мать. Ведь вы уже знаете, что она была особенная.
Анхес взглянула на мужа, приподняв узкие черные брови. Исидор улыбнулся супруге и обратился ко мне:
- Анхес желает послушать твою историю вместе со мной. И я предпочел бы, чтобы она осталась. Я все переведу ей.
Конечно, мне было не спорить с хозяином дома. Да и развлечь Анхес в ее несчастье было бы не худо - подумал я. И коротко рассказал о том, как провел эти два года: о том, как Каллист Диагорид покровительствовал мне в моих занятиях, как он был убит ночью своими стражниками, а я бежал…
При этих словах Исидор очень взволновался, и Анхес тоже встрепенулась. Хотя супруг переводил для нее мои слова, она, по-видимому, многое понимала и сама.
Я сказал и о войне у нас на Родосе, и о смерти отца. Когда я перешел к тому, как бежал на Крит, и упомянул мою невесту, Анхес вдруг подняла руку, прерывая меня: она обратилась к мужу.
- Анхес просит тебя рассказать о твоей невесте подробнее, - перевел Исидор. Нахмурившись, он коснулся моей руки и спросил:
- Ты ей признаешься?
“Признаешься!” Как будто это составляло мое главное преступление…
Я кивнул. После чего рассказал его жене, жертве изуверов-персов, кто такая Поликсена.
Когда Исидор передал жене мои слова, Анхес свела брови и посуровела. Ее точеные прямые плечи опустились. А потом египтянка быстро и резко проговорила что-то.
- Моя жена сказала, что ей жаль эту девочку еще больше, чем себя, - перевел Исидор.
Я не стал спрашивать, почему. Иных тайн женского сердца лучше не касаться - это я давно понял.
Мы некоторое время помолчали, сидя втроем за двумя обеденными столиками. Анхес разлила вино, но я едва пригубил свою чашу. А потом Исидор спросил - хочу ли я, чтобы он дал мне убежище.
- Твое положение на Родосе плохо, я это понял, - сумрачно сказал мой друг. - Но путешествовать через всю Та-Кемет еще опаснее. Да будут благословенны боги, что осияли твой путь к нам…
Я горячо подтвердил, что именно этого я и желал бы больше всего.
Исидор повернулся к жене, и некоторое время они оживленно говорили на своем языке. Было видно, что он и его супруга крепко дружны, - а это даже лучше любовной страсти. Вдруг я опять ощутил себя лишним в их доме, ничтожным чужаком!
- Анхес согласна, что дать тебе убежище - это Маат, - сказал Исидор, вновь обратившись ко мне.
Потом он улыбнулся, и из блюстителя египетской нравственности и жреца снова превратился в моего дорогого друга.
- Живи у нас сколько пожелаешь.
Я от всей души поблагодарил его; потом поклонился Анхес и поблагодарил ее тоже. Я не собирался обременять их собой долее месяца - насколько я понял, война здесь уже почти закончилась, потому что египтяне истощили силы. И вряд ли меня будут искать на Крите так долго.
Хотя я намеревался написать письмо Поликсене перед отъездом - чтобы обо всем узнать у нее наверняка.
Я прожил у Исидора с женой три с половиной декады. Я платил Анхес за гостеприимство, хотя пояс мой к концу срока изрядно полегчал: но этого требовала простая порядочность.
Я узнал эту египтянку немногим лучше, чем вначале, - она была молчалива и все чувства приберегала для мужа. Как и следовало добродетельной жене, на мой взгляд. Однако в доме Исидора я нашел бабушкину лютню и порою утешал их обоих своим искусством. Анхес мои песни трогали до слез, но я подозревал, что это не дань моему таланту: музыка вызывала у нее счастливые воспоминания о невозвратном прошлом…
Война действительно кончилась. Даже если Аха-Рахотеп и доставил новую партию оружия ливийскому войску царя-скитальца, ни о каких выступлениях с юга мы более не слышали. И это оказалось облегчением для многих, несмотря на то, что Египет опять был поставлен на колени.
Я беспрепятственно посетил Навкратис и отправил письмо на Крит. Страна уже начала залечивать раны, и река почти очистилась от трупов. Персы, которых я видел по дороге, снова держались в Египте как полновластные хозяева, но мира не нарушали.
Поликсена ответила мне сама - я с жадностью прочел строчки, выведенные ее милой рукой с ученической старательностью; потом я перечел ее письмо и поцеловал его. Моя невеста писала, что обо мне действительно спрашивали в Кноссе, но это было почти месяц назад, и их семью никто не заподозрил в укрывательстве. Я мог смело возвращаться!
Я с чувством глубокой признательности простился с Исидором и его женой и покинул многострадальный Египет, отправившись обратно - на родину моего сердца.
========== Глава 21 ==========
Поликсена встретила меня в белом ионическом хитоне - она вообще предпочитала одежду с рукавами; с волосами, скрученными в узел. Ей очень хотелось мне нравиться и хотелось походить на эллинку - но кровь с годами все сильнее брала свое. Поликсена была азиаткой даже больше, чем наполовину, - как выяснилось, ее мать, золотоволосая ионийка Геланика, была внучкой лидийского перса.
Однако мы слишком радовались друг другу, чтобы помнить о том, что нас разделяло. В такие дни особенно ценишь жизнь и любимых. Поликсена торжественно вынесла и надела мне на шею золотого бычка; а потом, наклонив мою голову, поцеловала меня в лоб. Как будто готовилась занять место моей матери…
“Супруга бога и его мать… но тебе еще рано знать об этом”, - неожиданно вспомнились мне слова Эльпиды о боге критян. Было так непривычно опять ощущать тяжесть амулета. А Поликсена смотрела на меня и улыбалась, гордая собой.
