Сильней всего злило то, что его не кормили, предоставляя таскать еду, которую тут давали лошадям и свиньям, и бесконечно заставляли что-то отмывать: скотный двор был покрыт грязью в три слоя, так что работы хватало. Морьо никогда не чурался труда, пусть и тяжелого, но такого грязного… Ульфланг и его воины из дружины часто смешливо поглядывали на него, просили принести что-нибудь, вымыть себе ноги или начистить сбрую своих коней: их забавляло то, с каким лицом немой эльф подчиняется. Стоило вспылить, и его избивали, так что он отлеживался, забравшись куда-нибудь прочь с их глаз. Много раз он хотел сбежать: для этого только и требовалось, что прыгнуть с отвесной стены, закрепив веревку, но он вспоминал путь через пустыню и понимал, что в одиночку и без воды и еды не перенесет его.
Куруфин сдержал слово и за пару дней закончил кулон и кольцо. Работа и впрямь была потрясающей. Марид присвистнул: такое можно было дорого продать. Очень дорого. Эльф самодовольно улыбнулся, и Марид тут же нацепил маску невозмутимости. Нечего поощрять сверх меры.
— Если это купят, сможешь увидеться с тем, что остался у Ульфланга, — небрежно пообещал он таким тоном, будто сомневался, что такая безделица кому-то понадобится.
Курво засомневался, стоит ли выторговывать себе ещё привилегии, но решил, что главное — помочь Морьо. В том, что колечко понравится эдайн, он не сомневался. Разве что в том, что Марид сдержит свое слово. Он давно отбросил гордость и пытался выучить язык истерлингов, болтая со мальчишками-подмастерьями. Если нужно, искусник мог быть весьма дружелюбным. Сейчас Курво решил не поддаваться на уловки Марида и с деланным удивлением спросил:
— Разве он еще жив?
— А как же, — ответил тот.
— Кровь… мне казалось, у него тяжелые раны.
Это было правдой: через осанвэ Куруфин видел от Морьо одну кровь, то засохшую, то свежую из вновь посеченной спины, и уговаривал его смириться на время, чтобы набраться сил и сбежать втроем.
Но Марид сдержал слово и через день один из слуг показал ему неприметный вход в соседний двор, отворив решетку.
— Там твой родич, — он даже не стал караулить его, и эльф настороженно осматривался в соседнем дворе.
“Брат, я здесь!” — позвал Курво через осанвэ. Под темным навесом было почти ничего не разглядеть, но в груде тряпья он увидел лежащего Морьо. Тут же притащил воды, промывая его шрамы, перевязал, как мог, с трудом сдерживаясь сам при виде того, как плохо приходилось старшему брату. Морьо промычал что-то, сам испугался своего голоса, посмотрел внимательно Курво в глаза и в осанвэ послал образ Турко.
— Спрашиваешь, как он там? Я не знаю. Чувствую только, что он в сильном гневе.
Марид сдержал слова и насчет Келегорма тоже и утром посетил своего непокорного красавца. Медленно извлек распиравшее его задний проход приспособление, но вовсе не покинул его. Дал немного напиться: Турко пил настороженно, и не зря — в воде вновь был слабый призванный его расслабиться отвар мака. После этого Марид маслом принялся смазывать его анус, скользя вокруг и с каждым разом проталкивая и поглубже. Что за мерзость! Турко мог сжиматься, но истерлинг был настойчив. С ненавистью Турко отвернулся от мучителя. Вырваться было невозможно, да и руки, вывернутые ремнями, болели.
Марид удовлетворённо размазал свое семя по низу живота эльфа. Пленник явно был в отчаянии от того, что с ним сотворили. А ещё истерлинг с удивлением заметил, что, похоже, для пленника это все впервые. То есть не только девственно-узкий, но и… Невинный вообще? Как такое возможно? Ульфланг твердил, что эти остроухие были старше их стариков, и за столь долгую жизнь этот красавец не одаривал своими ласками ни дев, ни мужчин!
Такого удовлетворения Марид не получал даже от связи с совсем юными девами и мальчиками. Взрослый, но сохранивший невинность! Он в очередной раз опробовал задний проход — похоже, пленник был достаточно растянут для своего первого раза.
Марид, чувствуя, что снова близок к тому, чтобы излиться, оседлал бедра Турко. Эльф был достаточно смазан и растянут, путы не давали ему сдвинуть развратно расставленные ноги, а значит, ничто не мешало лишить его девственности по-настоящему.
========== Часть 4 ==========
Турко вздрагивал до сих пор. Теперь безумный адан навалился на него, творя вещи противоестественные и мерзкие настолько, что нолдо не верилось, что все происходит с ним. Он собирался овладеть им как девой, но способом настолько отвратительным, что эльфа выворачивало. Теперь этот толстый адан придавил его собой, вжав в перину, и грубо ухватив за волосы, вторгся в растянутый анус. Турко хрипло вскрикнул. Он впервые решился молить о пощаде — вряд ли истерлинг понимал его слова, но и впрямь стал мягче, погладил по плечам и пояснице, похлопал, как лошадь, которую собираются объезжать, но не отпустил. Еще одно резкое раздирающее в кровь задний проход движение — и на глазах нолдо выступили слезы.
Он прикрыл глаза, стараясь отрешиться от боли и покинуть тело — это не удалось, может, клятва держала. Он вспомнил лето Валинора, и ласковые травы, и дикие неизведанные леса, и фэа его бродила там. Ему стало немного легче — зато Марид всерьез всполошился. Не мог же его красавец просто взять и уснуть? Ощущения к этому не располагали явно: он все же немного порвал его, и из трещинки у ануса текла кровь, которую Марид поторопился смазать приготовленным бальзамом. Потом вспомнились слова другого купца на пиру у Ульфланга.
“Могут своей волей умереть, если взять против их воли”… — это ему не понравилось. Совсем. Он вскочил, запахивая халат, всмотрелся в лицо прекрасного, приложил ухо к груди. Эльф дышал, слава богам. Марид чуть успокоился и покинул его, велев послать за лекарем.
Лекарь оглядел его, послушал сердцебиение и дыхание. Потом, обработав раны на запястьях и щиколотках и анус, подошёл к хозяину.
— Ничего страшного, Господин. Есть трещина, но пройдет за пару дней. А так с ним все в порядке. Сердце бьётся медленнее, но ровно. Так он в полном порядке. Вы с ним мягко обходитесь, в борделях выживают и в более страшных условиях.
Ульфланг тоже успокоил родича.
— Его брат жив до сих пор, хотя его порют ежедневно и жрет он помои со свиньями. Уверяю тебя, они не настолько неженки, как утверждают некоторые.
Марид не верил ему, хотя кивнул. Он вообще не верил в то, что эти трое остроухих — братья. Слишком они отличались, и дело было даже не в цвете кожи и волос.
— Ты своего не пытался брать силой, — возразил он.
Ульфланг скривился, чтобы родич не подумал, будто он вообще способен принять эту скотину за нечто годное для постельных утех, и бросил, что предпочитает чистых дев и жён.
— Однако, я полагаю, стражники развлекались с ним, — соврал он. — И что же? Ничего ему не повредило. И раны заживают быстро: другой от доброй сотни плетей за седмицу помер бы давно.
К счастью Морьо, даже слуги Ульфланга брезговали немым изуродованным пленником: потом, он ведь лишился языка, а не зубов, так что мог и куснуть, а строптивый злой нрав никуда не исчез. Курво приходилось, пожалуй, легче остальных: он занимался тем, что любил и хорошо умел, и с ним сносно обращались.
Ульдор нехорошо улыбнулся.
— А давайте проверим. На нашей псине, выживет или нет. А потом уже решим, как с твоим среброволосым поступать. Если кусаться будет — распорку загоним, только и всего. А любители мальчиков у нас среди челяди есть. Отмыть, приодеть и желающие его отсношать, думаю, найдутся.
Поэтому Морьо немало удивился, когда его, подняв зашиворот, велели не выгребать навоз из загона для овец или чистить каменные ступени, а мыться. Управляющий подвел его к чану с водой — конечно, кто бы стал пускать нечистого слугу к купальням господ? — а затем приказал отмыться, да почище. Затем ему принесли новые одежды — небогатые, но тоже чистые, в которые Морьо с удовольствием облачился.
