Литмир - Электронная Библиотека

За слабостью последовал сон, тяжёлый и мутный. В нём Келегорма точно так же захлестывала кровь, слышались злые короткие крики, чудились рубленные раны и звон клинков. Когда он смог разлепить глаза, то не увидел ничего, кроме тьмы, точно посмертие стало тьмой. Сильно трясло, в горле всё пересохло и хотелось пить. Но из горла не вырвалось ничего, кроме хрипа. На некоторое время сознание снова сменилось сном, затем вернулось: сквозь тьму теперь проглядывали огни факелов, резкая тряска стала конским топотом. Его везли на телеге, без сомнения, и её нещадно подкидывало на всех ухабах, пока он не нашёл в себе силы и не застонал особенно громко. В ответ послышался короткий окрик — приказ стоять, отданный на тёмном наречии. Свет одного из факелов приблизился, и в его оранжевых отблесках Келегорм увидел раскосое лицо вожака орков.

— Почему я здесь? Вы меня отбили?

— Ты болен, лорд. Не теряй силы. Мы еле смогли выследить тебя и отбить тем же вечером. Твои сородичи преследуют нас и лишь недавно отстали. Нужно ехать быстрее, чтобы оторваться.

Келегорм кивнул, чувствуя, как ему устраивают более мягкое и удобное ложе наверное, переложили на несколько сложенных стопой звериных шкур, раз тряска стала слабее. Рану стоило промыть и перевязать, но просить об этом он не стал. Смерть или жизнь — всё показалось ему едино.

Сонливость к рассвету прошла, и место её снова сменила боль. Каждый вдох давался с большим трудом, оканчиваясь шумным хрипом. Ему поднесли воды, но Келегорм и пить-то едва мог, не говоря о том, чтобы приподняться. Вместе с тем лежать на спине, терпя тряску, казалось истинной пыткой. Временами он мечтал, чтобы нолдор догнали орков: тогда испытание хотя бы прекратилось. Но вместо этого вожак разве что посылал к нему других орков, посообразительнее, и те поливали рану чем-то жгучим, и перевязывали её накрепко, чтобы остановить кровь, которая всё подтекала, оставляя на тряпках грязные разводы. “Мы его не довезем”, — слышал он обрывки их разговоров; но всё же орки спешили достичь хотя бы крайних рубежей тех мест, где Моргот уверенно утвердил свою власть, на южной границе Химринга, где начинались горы. До них оставалось много дней пути, как считал Келегорм, однако бег закончился раньше — тогда, когда он с удивлением для себя увидел контур дозорной вышки. Несколько дней до этого он провел в бреду, в полном помрачении, в котором из темноту сплеталось иногда лицо Моринготто, который испытывал настоящую ярость и приказывал доставить нолдо к себе немедля. Снова виделся Ангбанд, но теперь уже не по воспоминаниям из прошлого. Нет, Келегорм видел иные места и бесконечные уходящие вдаль горы за их равниной, и дальние степи, и ущелья. Видел, как собираются орды армии тьмы, видел тысячи, сотни тысяч орков, видел других тёмных тварей и понимал, что братьям против них не выстоять — как и всем силам эльдар в Эндорэ, даже если бы решились они объединиться. Сейчас он был рад тому, что может лежать спокойно, не вздрагивая от неровностей на дороге, каждая из которых отзывалась уколом в ребрах. Дыхание его стало совсем хриплым. И всё же он уснул бы, если бы не почувствовал, как его относят в наспех установленный подле башни шатёр. К нему подошёл пожилой адан, осторожно отлеплявший присохшие к ране куски ткани. На огонь поставили котел, в который бросили связку целебных трав, которые сильно и крепко пахли. Адан, который был, по-видимому, сведущ в целительстве, о чем-то беседовал с орком, но самому Келегорму тоже запретил говорить, чтобы не терять силы. Слышались обрывки их беседы, и орк повторял, что рана дурная, а адан соглашался, заметив, что дальше ехать не следует, что пробито лёгкое и что здесь бояться нечего: нолдор не решатся выступать против них, поскольку выступят скоро в другую сторону, в сторону гаваней. Целебный отвар обжигал, хотя его, по просьбе адана, успели остудить. Немного поднесли в чашке, давая отпить и убедиться, что он не слишком горяч.

— Она заживёт, — Келегорм, вопреки просьбе, придя в себя, молчать и лежать недвижно не мог. — Должна зажить.

Он только не понимал, отчего тяжелее дышать, но списывал это на то, что утомился во время пути и устал лежать на спине, но перевернуться целитель не позволял; о том же, чтобы подняться, тем более не шло и речи. Добиваясь спокойствия, адан спел ему песню, подыгрывая на небольшой лютне, и разве что музыка немного успокоила.

“Я погибну тут, между землями брата и землями Моргота, и это будет правильно”, — думал он, не виня Маэдроса. Он считал, что брат исполнил свой долг.

Вместо черного сна он увидел неведомых тварей — полчища летучих тварей, что гнездились в Железных горах и южнее, огромные, с длинными телами, покрытыми чешуей, с крыльями, которые размахом походили на паруса кораблей, что привезли некогда нолдор в эти земли, и отшатывался в ужасе. Моргот что-то говорил ему, убеждая, что исцелит, даже злился, обвиняя в том, что нолдо ослушался его, самовольно покинув лагерь и не взяв с собой дружины: ведь в конце концов те же орки спасли его.

По указанию адана на башне горел сигнальный огонь — Келегорм не мог взять в толк, что он означает и кому здесь светить. Он пробовал иногда втайне подняться и спустить ноги, но первый раз рёбра свело судорогой, а в другой, несмотря на то, что ему почти удалось встать, земля ушла из-под ног, и он, не удержав равновесия, рухнул на пол к ещё большему гневу целителя, который с того момента приставлял к нему нескольких орков.

Зато на второй день ему стало ясно, к чему огонь горел. Небо на миг потемнело, закрытое крыльями огромной твари.

— Дракон прилетел.

Келегорма вынесли на самодельных носилках из шатра, и он впервые увидел огромного змея рядом. Тот полулежал, сложив крылья, но всё ещё был так велик, что морда его походила на огромный кусок скалы и была, наверное, высотой с небольшой дом, а хвост дважды обвивался вокруг башни. Чешуя его отливала серым стальным цветом, однако вблизи травы казалась зелёной, а сверху, где могло отражаться на ней небо, — синей. Стоило Келегорму увидеть его, как он понял, что золотисто-зелёные с вертикальным зрачком глаза следят в ответ. Дракон смотрел не мигая. Нолдо считал его неразумной и бессловесной тварью, созданной лишь для того, чтобы наводить ужас на пеших воинов и сжигать крестьянские посевы, — каково же было его удивление, когда тот вдруг заговорил! Впрочем, обращался он не к нему.

— Ты уверен? Мне кажется, он слишком слаб и не удержится у меня на спине. Перелёт отсюда до Ангбанда довольно долог, хоть мне и будут сопутствовать восточные ветра.

Адан поклонился.

— Мы могли бы приладить поводья, если ты позволишь, о Ринлунг великий, — ответил тот.

В ответ дракон склонил голову.

— Если ты найдешь поводья под мой размер — что ж, возражать не стану. Я готов доставить создателю драконов его драгоценную ношу.

Пока орки бегали, сооружая наспех поводья из всех веревок и ремней, какие у них были, Келегорм лежал, обозревая огромного ящера. Тот был велик и вытянулся ещё сильнее, а затем наклонился, положив голову почти рядом с Келегормом: ему было любопытно рассмотреть эльфа в ответ, и он долго и внимательно рассматривал его.

— Так вот как ты выглядишь, имеющий для хозяина ценность третьего сильмариля. Ты дивно прекрасен, но бледен, как статуя из белого мрамора, а волосы твои блестят ярче всякого серебра.

Говоря, он почти не разевал пасти, лишь чуть приоткрывал огромную щель рта, показывая кроваво-красный, как сырое мясо, язык, и нолдо казалось, что дракон улыбается.

— Однако я боюсь, что руки твои онемеют, и ты выпустишь поводья, так что попрошу, пожалуй, чтобы они ещё и привязали тебя.

— Ты весьма умён, — коротко отозвался Келегорм. Слабость и впрямь накатила так сильно, что он не мог подняться и головы, чтобы разглядеть Ринлунга до кончика хвоста. Он чуть было не добавил “для дракона”, но на это не хватило силы — быть может, к лучшему.

27
{"b":"716197","o":1}