— Такая же, как везде, — ответил Келегорм и осторожно спросил, не жаль ли ему, мастеру, что этими же клинками убивают, быть может, синдар или нолдор.
— Нолдор отступили далеко, насколько мне известно. Синдар и телэри покидают все ближние земли и лес Бретиль. Дориат более не царство. Но ты сам воин и лучше меня знаешь, что такое война, верно? Тогда я скажу тебе, что открытой войны сейчас никто не ведет.
— Может, ты скажешь мне ещё, что Моринготто не хочет власти, а лишь блага?
Мастер не слишком обличительного тона и пожал плечами.
— Что благо для одних, дурно для других, это вещь известная. Нет, всем известно, что господин хочет править окрестными землями и этим краем земли. Но ведь и без того все эльдар (кроме тех, что пришли сюда с ним или добровольно перешли под его руку) покидают Эндорэ, разве нет? Ты должен знать лучше: я редко покидаю мастерские.
Келегорм не нашёлся, что сказать в ответ. Увиденное говорило ему, что готовится война, и он, вспоминая давнюю беседу с Морготом, размышлял, не попытаться ли справиться с ним его же оружием? Он рассчитывал если не переубедить, то по крайней мере словами удержать Моргота, чтобы тот не выступал против его братьев, пусть ради этого ему и впрямь придётся отдаться ему и оплатить своей честью ещё много раз их безопасность. А если не выйдет то отправить Майтимо выкраденную карту, что пока оставалась при нём. С этой уверенностью он и остался. Ему указали, где родник, и едва солнце начало скрываться за горизонтом, как работа затихла.
Многие возвращались в селение, но главный мастер — и Келегорм за ним — вернулись в крепость, в её тронный зал. Теперь, когда снаружи сгущалась тьма, сам зал казался светлым, поскольку ловил последние лучи заката, которые красными лучами расцвечивали его стены. После зажгли свечи и начали подносить яства и вино: начальники стражи, мастера и советники обедали здесь. Тени свечей метнулись, вздрогнув, и Келегорм вновь заранее угадал поступь Моринготто. Темный вала вошёл под своды, поднявшись к трону во главе стола, и сильмарили озаряли зал светом столь ярким, что огоньки свечей казались пятнышками светлячков в глубокой тьме, но в этот раз Келегорм с удивлением обнаружил, что его корона не пустовала. Посередине светился другой кристалл, более крупный и менее яркий. Он мог бы показаться знающему ювелирное дело невзрачным и безыскусным, но Келегорм, задумчиво сдвинув брови, всмотрелся в него внимательно. Ему казалось, что глубина камня светится изнутри тихим рассеянным светом, теплым сквозь холодное стекло его твёрдой поверхности, и мелкие искры вспыхивают в этой глубине. Не слишком задумавшись о причинах его появления, нолдо решил для себя, что Моринготто хотел заткнуть пустоту хоть чем-то и опустил взор ниже. Продолговатое бледное лицо, под глазами на котором залегли тени, и тонкие губы, которые он привык видеть в полуулыбке, но теперь мрачно сжатые. Он привык испытывать легкий страх, но за столь долгое время страх превратился в привычку, и теперь Келегорм обходился со своим страхом легко, почти играя. Сквозь этот страх сегодня проглядывало у него опасение быть наказанным за недавнюю кражу. Его исподволь грызло то подозрение, что Морготу известны его намерения, и он сознательно отвел руку от его пояса. В этот миг Моринготто склонился к нему и поймал его взгляд, улыбаясь.
— Выпьешь с нами вина?
— Я не хочу пить за поражение моих родичей.
Нолдо встал.
“Твои родичи все давно бежали. Они не вызволили тебя отсюда. Они давно считают, что ты служишь ему”, — звенело у него в голове. Он упрямо покачал головой, стараясь отделаться от жестоких мыслей, и почти бегом скрылся.
Добравшись до покоев, он спрятал карту, бросился на постель и почти сразу уснул, пока сквозь крепкий сон не ощутил новое прикосновение к плечу.
— Напрасно сбежал и остался голодным.
— Благодарю, — ответил он, стараясь держаться холодно, но потом обернулся и глянул в лицо, уже куда более знакомое и привычное, чем лицо любого из братьев, а всё же бросающее в дрожь. Сам перехватил его руку, уцепившись за ней и не пугаясь её обожженной черноты. — Ты куешь оружие против армий братьев, но я не хочу их смерти. Ты отговаривал меня возвращаться и идти убивать, так почему отправляешься сам? Если ты проклят, как и они, то какая разница, где мне быть?
— Если ты сам это понял, то и выбор давно сделал.
— Я не стану убивать эльдар.
Моргот кивнул, но скорее походило на то, что он давно утомился этими известными ему возражениями.
— У твоих братьев давно нет никаких армий. Они слабы. И они убивали других эльдар, в отличие от тебя. А однажды и они вслед за тобой поймут, что не выйдет дотянуться до сокровища, когда руки обагрены в крови. И они покинут этот край сами, как и прочие. Уже покидают. Они отходят на восток, а я остаюсь властвовать здесь.
— И ты скажешь мне, что не будет пролито ни капли?
— Нет, отчего? Я веду войны не с одними нолдор, коих не так уж много. Куда сильней досаждают мне эдайн, те же истерлинги, что предали твоего брата. Взял бы ты меч в руки, чтобы отомстить им?
Нолдо вновь сдвинул брови, задумываясь.
— Позволь мне написать к брату.
— Перо и бумага всегда к твоим услугам.
========== Часть 12 ==========
— Ты все ещё норовишь пропадать в лесах и общество лесных сородичей предпочитаешь моим мастерским и залам, — укоризненно начинал Моринготто. — Я-то думал, ты их презираешь, а теперь, выходит, рад им? Берегись, я могу приковать тебя цепями к токарному станку или к кузнечным мехам.
Сказано это было вполне насмешливо, но чудилась за насмешкой и угроза, вполне осязаемая.
— Станешь стоять там, прикованный, целыми днями, как проводят другие мои рабы, мечтая о том, чтобы я заметил и отличил их.
Нолдо только церемонно поклонился.
— Я не видел в твоих мастерских прикованных работников, но на все твоя воля, — и он вырвал у Моргота запястья, за которые тот его хватал.
Моринготто отступил, любуясь звериной мощью. Он не склонен был потакать желаниям слабой фэар, но сейчас она просила близости с этим нолдо, которого он давно не заставлял принадлежать себе телом, но теперь намерен был продолжить, а потому привлек строптивца к себе и негромко на ухо сообщил, что вечером пришлет слугу, чтобы тот помог подготовиться к близости. Лицо нолдо на миг показалось расстроенным.
Моринготто проявлял все признаки нетерпения уже сейчас: гладил его узкую талию, руки положил на плечи, не давая отодвинуться, прохладные красиво очерченные губы накрыл своими, жадно и требовательно.
“Ты мой и только мой, Тьелкормо, и все, чего я хочу, — вновь и вновь делать тебя своим. Я хочу, чтобы ты принадлежал мне и телом, и мыслями”, — так звучали его побуждения, и хотя темный вала не проговаривал ничего вслух, Келегорм понимал их и уже не мог сопротивляться.
Его проводили в покое несколько стражников из эдайн: раньше Келегорм не замечал за Морготом стремления контролировать свои передвижения, и оно позабавило его. В покоях он хотел было упасть на постель и по своему обыкновению накрепко уснуть, но потом вспомнил про обещание. Кажется, он отдался ему уже раз — не по своей воле, как он считал — а значит, Моргот возьмёт свое ещё столько раз, сколько захочет. Но все же нолдо не желал этого и, говоря честно, опасался не столько боли, сколько унижения; ему не нравился настрой темного вала, потому он ощущал себя глубоко угнетенным и лег, обнимая себя руками. Он думал, отдавался бы Нельо врагу? А если по принуждению? А что произойдет, если, положим, он сбежит и вернётся, и братья узнают о его близости с Морготом? На миг он похолодел от страха, поскольку ясно представил, как его казнят за отступничество. Быть может, братья сочтут его искаженным, подобным орку (в этот миг он дотронулся до лица, чтобы проверить, не стали ли его черты уродливыми), почти наверняка решат, что он обесчещен и безумен… От неприятных мыслей снова пробудил стук дверей и шаги по полу. Приблизился слуга, склонившись и ласково, с сожалением, спросил:
