Между тем один тёмный вала тоже утешал себя, но уже тем, что испытывать его терпение у этого эльда в крови. Он всё-таки следовал за Келегормом незримо, не решаясь выдать своё недовольство. Нолдо пока что беспечно пробирался вперед вдоль берега, гадал, много ли здесь рыбы и удастся ли поймать её без приманки, вспомнил мельком, хотя не без печали, как Хуан приносил ему серебристых бьющих хвостом окуней прямо в пасти. Оттуда мысли его перешли на обещание выбрать щенка варга. Сам он не любил этих тварей, хотя их мощь и сила внушали невольное уважение: псов и волков он любил, да и вообще восхищался всяким зверем, хоть и пришлось бы лишить того жизни. Немного поразмышляв, возьмёт ли дурная природа волколаков своё или пес станет его товарищем, нолдо напомнил себе о враге, о братьях, о том, что до сих пор может выведать, пользуясь странной одержимостью Моринготто, всё об его войсках и планах и отправить выведанное, к примеру, тайным посланием на Амон Эреб… Утешившись, нолдо снова вспомнил о поиске и внимание его переключилось на ближайшую лещину. Тут он так увлекся рысканьем меж ветвей, что не заметил, как запутался в зарослях совершенно. Коса его расплелась, уцепившись за какой-то сучок, и ему пришлось дернуться вперед, чтобы высвободиться. Отыскав наконец высокий разросшийся сильно куст с гибкими прочными ветвями, он посмотрел на небо, ожидая отыскать там серп луны, но небо хмурилось вновь. “Рано же приходит зима в эти края”, — подумал он и, запомнив место, развернул коня к башне, что сейчас казалась узкой пикой, втыкавшейся в тучи над горизонтом. Вала задумчиво снял с высохшей ветки несколько тонких серебрящихся в холодном свете дня волосков (из них вышла тонкая прядь), после чего последовал за нолдо. Не то что бы привольно текущие мысли эльфа всерьез его обеспокоили, но он находил забавным проследить, что же из всего замышляемого тот решится воплотить. Пока что, как он считал, между ними установился вынужденный мир, и условия его были следующие: один не противится, другой не истязает его и не пытается воплотить через него свои темные замыслы. Конечно, он удерживал его силой, но нолдо и сам осознал неотвратимость краха. То же испытают и его братья… Этим он просто-напросто завладел раньше.
Отряхнув одежды, Келегорм вошел под темные своды замка, но, вопреки обыкновению, не стал подниматься к себе наверх, а, осмотревшись, прошёл в тронный зал, ныне покинутый и пустой. Ему пришло на ум, что карты со своими наметками темный вала мог бы хранить тут. Так делали Маэдрос и Маглор. Некоторое сомнение мелькнуло насчет того, что основная часть сведений об армии, об ее снабжении и орудиях могла бы быть скорее в мастерских, что посещали днём, но те наверняка полны были слуг и мастеров — а поэтому он подошел к длинному столу, за которым устраивались, должно быть, военные советы, и, оглядевшись по сторонам, сунул нос в рассыпанные листки. Часть их них была косноязычным донесением какого-то орка с восточной стороны гор, но отыскалась и карта. Новая, тонко вычерченная тушью, с обозначенными аванпостами, с прорисованными цитаделями и линиями укреплений, она надолго завладела его вниманием. Не полагаясь на собственную память, нолдо цепко сгреб её и, быстро сложив вчетверо, сунул её себе под тунику, за пояс. Едва он успел отвернуться и отойти от стола, за спиной послышалась тяжелая поступь. Ладонь легла ему на плечо. Келегорм и раньше не слишком жаловал касания к себе, но теперь и вовсе вздрогнул, тихо моля, чтобы Моринготто не догадался спустить руку ниже, на талию, где шорох бумаги обнаружил бы украденное. Не дожидаясь разоблачения, он отстранился, сделав шаг в сторону.
Моргот словно бы удивился.
— Ещё вчера ты не противился мне, а сегодня тебя оскорбляет самый невинный жест.
Келегорм по возможности изобразил скорбь, стараясь себя не выдать.
— Тебя ранили недавние мои слова? Но они выгоднее тебе же. Или стоило сказать, что ты живёшь у меня не как заключенный страдалец, а как дорогой гость?
— Замолчи, неверный дух, — огрызнулся Келегорм.
Он почувствовал, как Моринготто заводит руки ему за спину, перехватывая запястья. Потом предплечьем прижимает к себе за шею, нагнувшись. Отвечать ничего не стал, прижался губами к его скуле, к линии подбородка, к косточке ключицы. И после мягкого поцелуя отпустил — он не настроен был выдавать, что знает о секрете эльфа. К тому же, у него оставалась та самая прядь волос, которую он с полным правом решил пустить в дело, изготовив новый кристалл. Он хотел привязанности.
Впрочем, он и без того знал путь, чтобы привлечь нолдо на свою сторону: и то были не боль, не страдания, а свобода. И блага — все блага, которых эльф пожелает. Именно потому на другое утро Келегорм не обнаружил Моргота в крепости. Стояла пустота и тишина, так что ему даже завтрак пришлось раздобыть, спустившись вниз и волей-неволей отыскав кухню. Заранее поморщился, представляя низкий грязный подвал, где орки разделывают крыс и едят с потрохами то немногое зверье, что изловили в степи. Запах привел в помещение высокое и светлое, с натопленной печью и витавшими в воздухе пряными запахами. Он нерешительно остановился на пороге и сильно удивился, увидев вместо орков нескольких дев из эдайн, которые со смехом завлекли его внутрь. Ему поднесли жаркое и он долго сидел с ними, перешучиваясь, хотя сперва держался отчуждённо. На пленниц они не походили и наверняка нанимались сюда за деньги из окрестных селений. Темный вала смотрел сквозь расстояния, слыша его смех и видя его веселье, и тоже улыбался, пока руки его трудились над кристаллом, который из тусклого ограненного камня становился всё ярче, обретая жизнь и загораясь светом, сперва тусклым, потом становившимся ярче.
После завтрака обычное нетерпение повлекло нолдо наружу. Он наметил себе поздний вечерний час, чтобы срезать найденную ветку для будущего лука, но выехал много раньше и почти с удовольствием наблюдал и за отдаленной жизнью леса, и за природой, и она не казалась ему отмеченной дланью разрушения. В этот раз он повернул к мастерским, надеясь в отсутствие Моринготто разведать, что происходит. Его приняли хорошо, ещё раз провели по всем кузницам. В одних подле длинного дома ковались монеты, в других гвозди и длинные скобы, что требовались при постройке любого здания, но после ему указали и на оружейни и кузницы при них. Здесь Келегорм обнаружил ещё один ворота, ведущие на равнины, видно, чтобы беспрепятственно доставлять стрелы и мечи к самым дальним дозорным башням, и широкую вымощенную камнем дорогу, что вела туда. Нолдо поколебался.
— Проводи меня к ним, — обратился он к мастеру.
— Я думал, ты военачальник, лорд, а не кузнец, — с мягкой улыбкой ответил тот. — Но, если ты желаешь помочь и сам взять молот или резец в руки, препятствовать не буду.
Келегорму его ответ не понравился. Он явно намекал на его сомнительное положение при Моринготто. В этот раз он не решился с жаром отрицать, что служит врагу, и решил согласиться — хотя бы для того, чтобы разведать, какого рода работы ведутся. Поэтому он кивнул и пошел следом, сказав, что не боится испортить руки мозолями. В мастерской всё шумело, жарко гудела печь, высокая и раскаленная, стучали инструментом подмастерья и слышались их редкие окрики или обрывки разговоров. Он снял тунику, невольно пожалев — она была красиво вышита и отделана в сравнении с простыми рубахами местных мастеров — и остался обнаженным по пояс. Надев фартук и перчатки, он взялся за заготовки. Ему доверили самое простое: готовить бруски под заготовки. С металлом надо было успевать работать, пока он горяч, и нолдо провел, выковывая их, весь день. В перерывах, пока железо нагревалось или охлаждалось, доходя до мягкости, он едва успевал оглядеться. Клинки он точно успел разглядеть: недалеко, в другом углу. за столами, мастера протравливали их для крепости каким-то едким составом, судя по маскам с прорезями на их лица. К вечеру с непривычки он успел здорово утомиться, но так и не разобрал по беседам вокруг, куда отправляют оружие. Гордость говорила, что зазорно помогать делать мечи, которыми могут резать сородичей-нолдор, но потом он напоминал, что открыто рассматривать происходящее иначе он не смог бы. Говоря откровенно, под вечер он мечтал лишь о том, чтобы выпрямиться и дать отдохнуть рукам. Ему думалось, что у тёмных тварей заведено ночью не ложиться, и мастерские тогда не должны бы прекращать работу всю ночь, однако здесь все мастеровые, сколько он видел были из эдайн и из эльдар. Поэтому опасения его не оправдались. Едва к оранжевым отблескам огня примешались рыжие лучи заката, главный мастер вернулся, справляясь о том, как понравилась местная работа.
