— Ты хороший воин, Тьелкормо.

— Это был не последний раз! — потребовал Келегорм в ответ, едва смог отдышаться.

Моргот сделал неуловимое и слабо читаемое движение, которое можно было трактовать как «Какая разница?» — и отпустил его.

— Тебя это не спасет, но если ты считаешь поединок развлечением, то отчего нет?

Келегорм так не считал и раздражённо бросил меч об пол. Они поднялись, и он с наслаждением снял доспехи, обнаружив, что весь взмок.

— Можешь тренироваться с моими слугами: думаю, им это пойдет на пользу, — предложил Моринготто как ни в чем не бывало. — Среди них есть эдайн, эльдар и майар, и если ты лишишь кого-то из них жизни, тем осмотрительнее в бою они станут впредь.

— Пошел прочь! — выкрикнул зло Келегорм. У него не было сил слушать обращенные к себе и, как ему казалось, нарочито милостивые речи.

Оставшись один, нолдо вернулся назад к себе. Там он испытал великое желание скинуть грязную одежду и вымыться: вспомнив про комнату в своих покоях, он подошёл к купели. Набрать бы сюда воды, но откуда ее взять? Он вышел в коридор и растерянно глянул вниз: там, в долине, наверняка были источники, но спускаться так далеко…

С обедом пришел слуга.

— Тебе нужно набрать воды, лорд? Хорошо, — и он удалился, поклонившись.

Через четверть часа он уже полулежал в горячей воде, смывая пот и пыль, которыми был покрыт, под взором почтительно присутствующего рядом слуги. Он казался нелюбопытен и равнодушен (впрочем, выражения его лица Келегорм в точности не видел).

— Ты можешь идти.

Слуга отказался.

— Господин приказывал не покидать вас.

— С чего это? — спросил Келегорм с досадой.

— Он опасается, что ты лишишь себя жизни, лорд, — ответил тот с поклоном.

— Нет. Что за глупость! Не собираюсь я этого делать, пока твой господин жив. Иди же! — настойчиво повторил он.

— Не могу. Прошу простить: господин накажет меня, если я ослушаюсь, он все может видеть…

Голос стал жалобным; что ж, Келегорм не хотел показаться упрямым и стать причиной страданий другого эльда, пусть тот и служил тьме.

— Если позволите, господин, я покажу… — слуга несмело приблизился. — Ваши волосы сзади остались грязны: там пыль. Я бы мог помочь…

— Она не смывается. Все здесь кажется грязным, — добавил Келегорм. — И тут нет ничего, чем можно её оттереть.

— Позвольте, я принесу, — и слуга быстро вернулся с мелкой бутылью из стекла, выливая на ладонь немного бальзама.

Келегорм тряхнул головой: поневоле пришлось согласиться, хотя пах бальзам неприятно и горько — в нем был запах пережженных трав, смолы, огня, и он казался едким. Но протестовать было поздно, да и чего ещё он мог ждать от Ангбанда, обители тьмы? Все здесь отравлено и искажено в угоду Врагу.

Если бы он знал, что этот самый враг сейчас стоит позади него, сам задерживая дыхание, то возмутился бы сильнее прежнего; собственно, потому Моргот и предпочел обличье слуги и сумел вполне с ним сродниться: сперва наблюдал со стороны, потом подошёл ближе и сейчас перебирал пальцами тонкие серебристые пряди. Наверное, можно было тайком отсечь одну и оставить себе: из волос аманэльда выйдет яркий кристалл, ведь они впитали свет Лаурелина и Тельпериона. Но пока что с этим он предпочел помедлить, зато отказать себе в удовольствии ощутить силу хроа эльфа не мог: она была сильна своей чистотой, и сам он казался мятежному вала притягательным и светлым, но не обжигающим, а мягким, словно вечерняя звезда. Моргот помнил многое, и в лицах его братьев видел отголоски жестокости и непреклонной воли, такой же, как у их отца, и они были такими же проницательными, а этот отличался и походил больше на первых пробудившихся у озера Куивиэнен, — на тех, кого он похищал на рассвете мира.

Первый приступ гнева у Келегорма прошел, оставив после себя холод и обиду от очередного разочарования, но неудача вовсе не обескуражила его. Он ничуть не сомневался, что из Ангбанда есть множество путей побега: но разве ему надо было бежать? Ему надо было добыть сильмарили и убить врага — а он не мог. И сам Моринготто, как нарочно, скрылся и не показывался на глаза, будто бы разгадал его намерение. Зато стоило разведать, где эти самые пути, чем он и решил заняться теперь. Если бы этого ему не удалось, он бы, должно быть, совсем ожесточился — а этого Моргот не хотел.

Вот почему покои так и не сделались для Келегорма темницей, и он беспрепятственно их покидал; перед этим у него состоялась беседа с Моринготто, который позволил пленнику бродить где вздумается, не лишая жизни стражей, буде те не сунутся сами. Келегорм согласился на это условие, тем более, что ещё надеялся разведать какой-нибудь тайный путь, что выведет его прочь. Но Моргот был уверен, что нолдо не сбежит. Он ведь не исполнил своей клятвы, которая тянула его обратно, к обладателю сильмарилей. Не оставлял он и своего внимания, следил не неотступно, но, по крайней мере, часто, никогда не выдавая себя: сперва это забавляло, а позже он начал понимать, что привязался к Келегорму так же, как к похищенным камням, и не желал его отпускать, и обращался бережней, чем с Маэдросом, в котором видел врага и противника. Он обнаружил, что эльф способен неустанно и с великим интересом исследовать всю главную башню Ангбанда от шпиля и до самого глубокого подземелья; а он-то, Моргот, воображал, что этого охотника не интересует ничто, кроме леса и его трофеев! Часто у него случались стычки с орками, но ещё чаще те, прознав о характере нолдо, молчали или вовсе по приближении его тихо скрывались. Само собой, отсюда имелось много тайных ходов, но большей частью они скрывались за завесой чар или были устроены как обычные гномьи двери, то есть неотличимо от каменных стен. К тому же Моргот присматривал за ним. Он настолько увлёкся этой слежкой, что перестал являться нолдо на глаза: сперва из того соображения, что если пленника его присутствие нервирует, то лучше скрыться пока и дать ему поразмыслить обо всём самому. Но через определённое время выяснилось, что полное отсутствие владыки тьмы озаботило его нолдо не меньше.

И однажды, когда он в обличье того самого слуги подносил ему завтрак, нолдо обернулся, испытующе глядя через плечо:

— Ты не знаешь, где твой господин?

Моргот поколебался: сколь эффектным было бы сейчас перевоплощение! — но тут же подумал, что за неведением нолдо наблюдать куда забавнее, и отказался от этого, решив сохранить свою тайну.

— Не могу знать, — по возможности бесцветно ответил он.

«Я просто опасаюсь, как бы он не развязал войны против моих братьев — оттого Ангбанд кажется пустым и покинутым», — прозвучали тревожные мысли. Эльф снова вскочил и помчался к галерее, наружу, будто отыскивая подтверждение этой внезапно посетившей его догадки. Там, внизу, творился обычный дневной беспорядок: кто-то возился у надворных построек, каменных сараев с потемневшими и местами покрывшимися мхом крышами, кто-то стоял в карауле, дремало под навесом с дюжину волколаков, а несколько орков-погонщиков проводили через ворота в дальнюю небольшую долину стадо местных некрупных коров. Моргот даже скривился, увидев эту картину со стороны: сам он куда более любил взирать сверху на вымощенный камнем плац, что был с другой стороны, с внешней, — но Келегорма она, по-видимому, совершенно удовлетворила. Но верный постоянной смене настроений, он почти сразу испытал лёгкую грусть: «Значит, у них всё хорошо. Они о тебе не думают, Тьелкормо».