Стив и Пабло хохочут. На улице из-за угла показались сестры.
Стелла. А игре и конца не видно.
Бланш. Как я сейчас?
Стелла. Очень хороша, Бланш.
Бланш. Жарко, просто сил нет. Подожди, не открывай… сначала попудриться. Очень у меня умученный вид?
Стелла. Да нет. Свежа, как маргаритка.
Бланш. Которую несколько дней как сорвали.
Стелла открывает дверь, входят.
Стелла. Так-так-так… а вы, друзья, как я погляжу, и не думаете кончать.
Стэнли. Откуда вы?
Стелла. Были с Бланш на ревю. Бланш, это мистер Гонзалес и мистер Хаббел.
Бланш. Пожалуйста, не вставайте.
Стэнли. А никто и не собирается, можете не беспокоиться.
Стелла. И долго еще вы собираетесь играть?
Стэнли. Пока не кончим.
Бланш. Да, покер так захватывает. Можно подсесть к кому-нибудь?
Стэнли. Нельзя. Может, к Юнис поднялись бы?
Стелла. Что ты – половина третьего!
Бланш ушла в спальню и полузадернула портьеру.
Ну, что вам стоит, подсчитайтесь после следующей сдачи, а?..
Скрипнул стул. Стэнли звонко шлепает Стеллу по заду.
(Резко.) Не смешно, Стэнли.
Мужчины смеются.
(Уходит в спальню.) Как меня бесят эти его выходки при посторонних.
Бланш. А приму-ка я ванну.
Стелла. Опять?
Бланш. Нервы. Что, занято?
Стелла. Не знаю.
Бланш стучит. Дверь открылась, вытирая полотенцем руки, выходит Митч.
Бланш. А-а… здравствуйте.
Митч. Здравствуйте. (Смотрит на нее во все глаза.)
Стелла. Бланш, это Хэролд Митчел. Моя сестра, Бланш Дюбуа.
Митч (с неуклюжей галантностью). Мое почтение, мисс Дюбуа.
Стелла. Как здоровье мамы, Митч?
Митч. Да спасибо, в общем все то же. Благодарит вас за горчицу. Простите, пожалуйста. (Медленно проходит в кухню, то и дело оглядываясь на Бланш и смущенно покашливая. Спохватывается, что унес полотенце, и, растерянно посмеиваясь, отдает Стелле.)
Бланш (присматривается к нему с явным интересом). Этот как будто поприличнее.
Стелла. Пожалуй.
Бланш. Вид у него какой-то невеселый.
Стелла. У него больна мать.
Бланш. Женатый?
Стелла. Нет.
Бланш. Бабник?
Стелла. Ну что ты, Бланш!
Бланш смеется.
Где уж ему.
Бланш. А чем он занимается? (Расстегивает блузку.)
Стелла. Слесарь-инструментальщик, на том же заводе, что и Стэнли.
Бланш. Солидная должность?
Стелла. Да нет… Из всей их компании один только Стэнли пробьется.
Бланш. Почему ты решила?
Стелла. А ты посмотри на него.
Бланш. Смотрела.
Стелла. Тогда нечего спрашивать.
Бланш. Должна тебя огорчить, но печати гения я что-то не заметила и на челе у Стэнли. (Снимает блузку и стоит в свете, проникающем сквозь портьеру, в розовом шелковом бюстгальтере и белой юбке.)
Картежники продолжают игру, голоса их слышатся словно бы издалека.
Стелла. При чем тут чело, гений?
Бланш. А как же тогда? Интересно.
Стелла. В нем – сила! Ты стоишь на самом свету, Бланш.
Бланш. Ах да… (Выходит из желтой полосы света.)
Стелла (снимает платье, надевает легкое кимоно из синего атласа. По-девичьи звонко рассмеялась). А посмотрела бы ты, что у них за жены!
Бланш (смеясь). Представляю себе. Дюжие бабищи, телеса…
Стелла. Знаешь эту, наверху? (Смеется все громче.) Как-то раз она… (Смех.) У нас штукатурка… (новый взрыв смеха) с потолка посыпалась…
Стэнли. Эй наседки, хватит!
Стелла. Вам же не слышно.
Стэнли. Зато вам меня слышно… говорю – потише!
Стелла. А я у себя дома: хочу – и разговариваю.
Бланш. Стелла, не лезь на рожон.
Стелла. Он выпил. …Я сейчас. (Уходит в ванную.)
Бланш встает, медленно, словно нехотя, подходит к маленькому белому радиоприемнику, включила.
Стэнли. Митч? Твое слово…
Митч. Что? А… Да нет, пас.
Бланш снова вступает в полосу света. Подняла руки, закинула за голову и, потягиваясь, лениво, небрежной походкой проходит к своему стулу. Из приемника – румба. Митч встает.
Стэнли. Кто там включил?
Бланш. Я. А что?
Стэнли. Выключите.
Стив. Да пусть девочки послушают, а то им скучно.
Пабло. Жалко тебе? Ей-богу, хорошая музыка…
Стив. Похоже – Зевьер Кьюгет.
Стэнли вскакивает, метнулся к приемнику, выключил. Заметив сидящую на стуле Бланш, резко задерживается. Она выдерживает его взгляд, глазом не сморгнув, и он снова садится за карты. Играющие тем временем заспорили.
Не помню, чтоб ты назначал столько.
Пабло. Сколько я объявлял, Митч?
Митч. Не слышал.
Пабло. Где же ты был?
Стэнли. Глазел за портьеру. (Вскакивает, зло задернул занавеску.) Придется пересдать. Да и вообще играть так играть или по домам. Иному не сидится, когда выиграет – зуд в штанах. (Садится.)
Митч встает.
(Кричит.) Сиди!
Митч. Я в туалет. Сыграйте с болваном.
Пабло. Еще бы ему не зудело – семь пятерок зажал в кармане.
Стив. Завтра с утра наменяет на них двадцатипятицентовиков.
Стэнли. Да и скормит дома, по монетке, поросеночку, все в кубышку, которую маменька подарила к Рождеству, – оно вернее. (Сдавая карты.) А! играй – не играй…
Митч смущенно смеется и проходит за портьеру. Остановился.
Бланш (негромко). А детский уголок – занят…
Митч. Знаете, пиво…
Бланш. Терпеть не могу.
Митч. В жару – единственное спасенье.
Бланш. Не для меня. Я от пива только раскисаю. Найдется у вас сигарета? (Накинула темно-красный атласный халатик.)
Митч. Конечно.
Бланш. Что у вас?
Митч. «Дакки».
Бланш. Сойдет. Славный у вас портсигар. Серебряный?
Митч. Да. Прочтите, что на нем.
Бланш. О, есть и надпись! Не разберу…
Он зажигает спичку, подвинулся ближе.
У-у. (Читает намеренно с запинкой.)
…И если даст Господь,
Сильней любить я стану… после смерти!
О… миссис Браунинг!.. из моего любимого сонета.
Митч. Вы знаете?
Бланш. Ну как же!
Митч. У надписи целая история.
Бланш. Совсем как в романе.
Митч. Не очень веселом.
Бланш. Вот как…
Митч. Да, теперь эта девушка уже умерла.
Бланш (участливо). О-о!..
Митч. Когда дарила, она уже знала, что не выживет. Очень странная была девушка, такая милая, очень!
Бланш. Любила вас, наверное. Больные так привязчивы, так глубоки и искренни в своих чувствах.
Митч. Да, верно. Они умеют.
Бланш. Кажется, так уж заведено: в страдании люди искренней.
Митч. Конечно: искренность в людях от горя.
Бланш. Да она и осталась-то теперь только у тех, кто страдал.
Митч. Да, пожалуй.
Бланш. Так оно и есть. Покажите мне человека, и, если он не хлебнул горя, ручаюсь, он не… Послушайте! У меня что-то язык заплетается. А все из-за вас, мужчины. Представление кончилось в одиннадцать, а домой нельзя – игра!.. вот и пришлось нам завернуть выпить. Я не привыкла больше одной рюмки, две – уже крайность, а три!.. (Смеется.) Сегодня – три.