С нежностью и неким сожалением вспоминались месяцы после их первых признаний. Они были наполнены чистым, терпеливым трепетом... Но могли затянуться неизвестно как долго, причём, его же стараниями...

А уж те новые ощущения, что открылись душе и телу с этого января, просто пленили своей пронзительной остротой... Конечно, его амурные увлечения до судьбоносной встречи, подарили не одну грешную страсть... Но все это осталось где-то далеко, за московской заставой...

Сейчас Александр недоумевал, зачем тянул с решительной просьбой к любимой до получения следующего чина. Двигало ли им честолюбие, забота или боязнь показаться нелепым выскочкой — в любом случае это выжидание оказалось нелепым и рискованным.

И вот, радостное предвкушение свадьбы, возвращение сил и постоянная близость вожделенной женщины просили снова ощутить то чудесное безумство, не взирая на неполное выздоровление.

Но... подарив поцелуй, она вспорхнула за какой-то срочной надобностью, и оставила лишь шлейф своих духов. Их тонкий розовый аромат за эти долгие дни стал роднее и нужнее обычного воздуха.

К успокоению Александра, им все же удалось договориться — как ему казалось, благодаря его уверениям. За доктором так и не послали, но за весь день ему никак не давали остаться наедине. Даже в недолгие отлучки невесты вместо неё то и дело сновали какие-то слуги, справляясь о его нуждах и здравии. К вечеру хотелось чем-то запустить в очередную голову, что некстати просачивалась сквозь дверь с дежурной фразой:

— Барышня заняты, но через полчаса лично пожалует, а меня просили выяснить, не угодно ли чего? Все ли с вами хорошо?

На следующее утро Анастасия распорядилась горничной разбудить ее в то же самое время. Конечно же, кровать за стеной была уже пуста. Она прошла через коридор, и уже открывая нужную дверь, заметила Ивана, что околачивался неподалёку с кувшином воды и полотенцем. Заметив хозяйку, он с деловым видом направился в сторону кухни.

Саша стоял раздетый до пояса, к ней спиной, повторяя очередной удар.

— Поставь на пороге и ступай! — небрежно бросил он, заметив шорох, но даже не обернулся.

Ширма, что выступала в роли противника, то и дело подвергалась яростным ангаже и уколам. И вправду, видя бойца в полной безопасности, на это действо можно было любоваться вечно, как и на него самого...

Уже привычные взору бинты были вероломно сняты, и если не считать похудевших рук и ещё заметной царапины от стекла, сзади молодой человек выглядел как ни в чем не бывало — сильным и подвижным.

И по ее телу снова пробежала приятная истома, которой пока не было выхода. Хоть и ночевали они в разных спальнях, но обоюдных искушений, очевидно запретных, было не счесть. Но даже порыв прижаться к желанному мужчине приходилось преодолевать. Ибо почти весь торс был неприкасаем для такой близости. Что уж говорить об остальном! Та страсть, что зажигалась меж ними, лишила бы всякой осторожности прямо сходу!

“Но почему ни разу не пришло в голову подойти, как сейчас, прислониться к спине, и осторожно сомкнуть руки где-то на талии, не тревожа увечий!”

И Анастасия тихо приближалась, представляя наслаждение и сюрприз...

Но в этот момент фехтовальщик совершил резкий поворот влево, что призвано было защитить в неравном бою. И едва успел остановить клинок перед возникшей нежданно фигурой.

— О Господи... Настя? — Александр испуганно опешил, и тут же отшвырнул шпагу и осмотрел её с головы до пят, все ещё боясь, что реакция была запоздалой.

— Какая же ты отчаянная, душа моя... А если б я нечайно... — он взволнованно заговорил запыхавшимся голосом, и обхватил её голову ладонями, лаская волосы, щеки. — Понимаешь, рано проснулся... И вот решил... размяться, повоевать...

Строгий вид сделать уже никак не вышло, и снова хотелось улыбнуться.

— О да, ширма и дверь не знали, с кем связались... Но я, кажется, знаю... Бунтовщик... упертый как бык... и ещё коварный плут, вот ты кто! И не скучно мыться по два раза кряду?

Анастасия отстранилась, провела платочком по его мокрым вискам и с укоризной покачала головой, оглядывая разоблаченного нарушителя. Грудь его тяжело вздымалась, а швы заметно покраснели.

Смущённо выслушав, Белов ответил, разведя руками.

— Ну прости, виноват я... но не каюсь. Вот сама скажи, зачем тебе хилый муж? Разумеется, я знал, что ты спорить начнешь...

— Нет уж, миленький, это ты все оспариваешь! — ответила она, не желая уступать позиции. — Но кто-то ж из нас должен почитать мнение медика, спасшего твою жизнь? И, кстати, по-прежнему радеющего за наше счастье!

Белов недовольно мотнул головой и воскликнул:

— Но я почитаю! Почитаю я господина Паульсена и его старания! Сознаю свой долг, и готов к любой помощи, ежели таковая сгодится! Но ей богу, он просто кладезь законов и запретов! И если их не обходить...

И совсем посерьёзнев, посмотрел ей прямо в глаза и добавил.

— Пойми, так же можно остаться убогим на всю жизнь! Но я не могу! Просто не могу этого позволить!

Настя удивлённо спросила, поправляя его лохматость.

— Убогим? Но почему?! Разве я торопила тебя окрепнуть? И разве может наскучить то, что ты рядом? В самом деле, Сашенька... Зачем играть с судьбой, если она так милостива? Ведь в конце концов, ты выжил! Остальное-то успеется...

— Послушай, милая...— Саша присел на диван, опустив её рядом, и посмотрел в ласковые глаза.

Сам не ожидая, он коснулся истинного мотива, что нынче сдергивал с постели, когда, казалось бы, насущные тревоги остались позади. И по той же воле уж четвёртый год заставлял спешно восполнять пробелы в образовании и совершенствовать боевые навыки...

Как-то вышло, что до сих пор ему ни разу не представилось пояснить по сути о своём происхождении. Конечно, у влюблённых не обошлось без милой болтовни о детских годах и проделках... Но в основном Белов слушал про семью сенатора Ягужинского, и делал выводы... Пожалуй, единственное, что нашлось — примерно в одном детском возрасте им обоим стало тоскливо без матери, да и то по разным причинам. Во всем же остальном была пропасть...

Получив в одно из первых долгих свиданий невинные вопросы про домашних учителей, которых не было, он ушел от постыдного ответа. И порешил на том, что подробности о разоренной усадьбе изрядно шокируют богатую наследницу. Пояснять, что донашивал старую одежду и изучал языки по лексиконам соседского помещика, отчего-то было неловко.

Ведь она-то искренне была уверена, что все нетитулованые дворяне живут хоть и в скромном достатке, но по милости божьей ни в чем не нуждаясь. Так зачем в этом разуверять, если в их семье хуже не будет?

Впрочем, все это было скорее оправданием, ведь на самом деле Саша просто избегал этой сложной темы, почти закрытой с отъездом в Москву. Стремление к успеху и преодоление слабостей как-то сами собой добавились к Уложению о чести и вросли в характер... А отчего они возникли, не обсуждалось даже с друзьями.

— Видишь ли, я знал одну семью... Офицер вышел в отставку после ранения, совсем несложного. Толком не выйдя в чины. Знаешь ли, добрый лекарь в полку нашелся, и добро это благодарно приняли!

— И что ж такого... А дальше? — она смотрела, распахнув глаза, ещё не понимая, отчего любимый так помрачнел.

— А дальше... спокойная помещичья жизнь... без тягот военной службы, телесного напряжения — чем там Паульсен стращает? Только едва концы с концами сводили. Несколько наследников одну усадьбу делят, а больше и нечего... Сырость и нищета кругом! А их матушку это и вовсе молодой угробило... Да и детство не все пережили...— он закончил с грустной досадой в голосе.

Она промолчала, обдумывая догадку. По обрывкам прежних сведений, его тону и выражению лица ей показалось, что Александр знал эту семью черезчур близко... Ей давно было ясно, что её будущий муж по некой причине отрезан от родственников. Да, собственно, как и она сама отдалена от отцовского потомства, рожденном в первом браке. Судя по всему, теперь причина прояснилась...