На этот раз на это не было весомой причины; насколько он знал, она не была больна или ранена. Видимо, сейчас он это делал из привычки. Как инстинкт.

Он нигде не мог ее найти.

Блять.

Внезапная волна тревоги охватила его. Он заставил себя подняться, оглядываясь и в надежде поймать Грейнджер среди всех сверкающих заклинаний вокруг. Не прошло и пять секунд, как на него напал еще один Пожиратель Смерти. К счастью, этот был новичком, и даже с раненой рукой Драко быстро справился с ним. Его глаза снова блуждали по окрестности.

Это поле битвы отличалось от того, к какому он привык. Обычно они сражались на широких открытых полях, но сегодня они сражались на территории заброшенного аббатства Нетли в Хэмпшире. Разрушенное здание предоставлялось людям в качестве укрытия. Тени были повсюду, – из-за чего Драко было трудно различить формы, с все еще кружащейся головой.

Где, черт возьми, Грейнджер?

Не обращая внимания на боль в руке и кровоточащие раны, он побежал к аббатству, а затем… Бля. Его сердце дрогнуло, когда он взглянул на лежащее на земле тело с каштановыми вьющимися волосами. Подойдя ближе, он понял, что это Фэй Данбар с широко раскрытыми глазами и синими губами. Он отрешенно подумал, должен ли он чувствовать себя виноватым за то, что почувствовал облегчение, что она не Грейнджер.

Не позволять себе отвлекаться.

Заклинание, попавшее в его бок, врезалось в кожу чуть ниже ребер, и он издал агонический рев, когда рухнул на землю, плечами о груду кирпичей. Теперь, когда обе его руки были слишком повреждены, чтобы двигаться, а палочка была вне досягаемости, он знал, что у него проблемы.

А потом стало намного хуже.

Когда знакомый силуэт Беллатрисы возвышался над ним, ее палочка насмешливо нацеливалась на грудь. Драко заставил себя не паниковать. О, это было просто идеально. Чертовски идеально. Судьба поставила его в такое положение почти поэтично: беспомощный, без палочки и отданный на милость своей безумной тетке.

— Так-так, – проворковала Беллатриса. — Неужто мой самый любимый племянничек?

— Я твой единственный гребаный племянник.

— И такое разочарование. – Она усмехнулась, сверкнув кривыми зубами. — Прямо как твоя мать.

— Не упоминай мою мать! – выплюнул Драко. — Не смей, блядь,…

— Как и твоя мать, ты умрешь предателем. – Ее глаза задергались от садистской радости. — Теперь давай посмотрим, будешь-ли ты умолять сохранить свою жизнь так, как она. Круцио.

В его венах бурлила кислота, в крови – огонь, а в коже – ножи. Просто ебучая боль везде. Ему удавалось избегать заклинания Круциатус всю свою жизнь, и он всегда задавался вопросом, на что это похоже. Это было намного хуже, чем он мог представить.

Грейнджер была права.

Будто тебя сжигают изнутри. Медленно.

Это прекратилось. Тяжело дыша и стараясь прийти в себя, он попытался заговорить, но его голосовые связки отказались подчиняться. Каждый дюйм его тела был болезненным. Он думал, что это такая жестокая игра судьбы; отвратительные, ненормальные глаза Беллатрисы смотрели на него, лежащего на его грязном смертном одре. Затаив дыхание, он приготовился к неизбежному.

— Знаешь, – казала Беллатриса. — Мне так хочется затянуть это и немного помучить тебя, как делала с твоей матерью, но я нужна в другом месте. – Она повернула палочку. — Спи сладко, маленький племянник.

— Авада Кедавра.

Драко чего-то ждал; ждал, пока боль прекратится или его окутает тьма, но ничего не произошло. Вместо этого, он с полным трепетом наблюдал, как зеленый луч окутал Беллатрису, а затем эти невменяемые глаза закатились, и ее тело обмякло. И только когда он услышал, как мертвый груз ударился о землю, он осмелился снова вздохнуть. Наклонив голову набок, чтобы увидеть, кто спас ему жизнь, он увидел ее; ее лицо побледнело, рот был разинут, а палочка дрожала в ее руках.

Грейнджер выглядела такой же ошеломленной, как и он сам.

Но потом она, казалось, вышла из этого транса. Она была вся… снова Грейнджер. Ее выражение лица было спокойным, а движения плавными. Он попытался заговорить, но все, что он мог, издавать неразборчивые звуки. Драко понятия не имел, что собирался сказать. Он просто смотрел на нее. Таращился на нее. Гермиона подошла и упала на колени.

— Черт побери, – пробормотала она про себя. — Ты совсем плохо выглядишь.

Пробежав озабоченными взглядом по его телу, Грейнджер потянулась к себе в сумку, вынув и нее небольшой полупустой пузырек с зеленой жидкостью. Экстракт бадьяна, – подумал Драко. Проведя пальцами по ране на его боку, она вылила туда остаток содержимого флакона, осторожно втирая. Было больно, но это было ничто по сравнению с его первым опытом с Круциатусом. Тем не менее, приглушенный стон вырвался у него из горла, когда зелье начало заживлять разорванную плоть. Гермиона подняла свободную руку, чтобы погладить его по щеке.

— Мне так жаль, – прошептала она. — Перестанет жалить через пару секунд. Я хочу убедиться, что ты сможешь воспользоваться портключем.

Что-то в его голове раскололось, как волдырь, перекрывая дыхание. Первая мысль, которая пришла ему в голову, была такой странной, несправедливой и совершенно лицемерной, но он ничего не мог с этим поделать. Он знал, что слишком ранен, чтобы продолжать сражаться, но он не хотел уходить. В частности, он не хотел покидать ее. Не здесь. Не на этой битве.

Малфой хотел за ней присматривать. Хотел оставаться с ней поближе, – и это была такая нелепая идея. Какую защиту он мог предложить ей в своем нынешнем состоянии? И в любом случае, она выглядела в порядке. Лучше, чем он. Если не считать небольшого пореза на подбородке, она выглядела совершенно невредимой.

Тем не менее, его нежелание идти впилось в него как чары Катерваулинга. Каким-то образом он сумел найти силы, чтобы дернуть ее, схватив за запястье.

— Не… не отправляй меня обратно, – прохрипел он.

Гермиона нахмурилась. — Сейчас не время для твоей гордости, Драко.

Дело было не в его гордости; на самом деле все было наоборот. Дело было в ней.

Он попытался заговорить снова, но ее руки уже обвили портключом его шею, прежде чем слова смогли сформироваться на языке. Высвободив свою руку из его хватки, она еще раз нежно погладила его по щеке, а затем активировала портключ.

•••

Драко пришёл на кухню, усевшись на свой стул.

Он был зол; так рассердился, что тонкий слой пота выступил на его лбу, а костяшки пальцев стали белыми, как луна.

Он даже не понимал, почему злился, но тогда это был худший вид гнева, который он мог вынести. Это была беспорядочная, горячая разновидность гнева, бесконтрольно раздирающая его, как лист, унесенный ветром по улице. Такой гнев вызывает слезы на глазах и заставляет дрожать тело. Разрушительный гнев, царапающий и причиняющий боль повсюду.

Он не осмеливался двинуться с места, чтобы сохранять спокойствие и сдержанность. Самая маленькая вещь, вроде мухи, проносящейся у него над ухом – выведет из себя, и он сможет просто разбить каждую тарелку и стакан на этой кухне. Эта кухня. Эта гребаная кухня. Ему следовало найти другое место до того, как Грейнджер вошла в его жизнь много месяцев назад. Тогда, возможно, он не сидел бы здесь сейчас, готовый взорваться. Готовый бить, пинать, разбивать и ломать что угодно и кого угодно.

Кроме нее, конечно.

Малфой услышал ее приближающиеся шаги; робкие стуки ее ног в коридоре. Закрыв глаза, первое, что он почувствовал, был приступ страха, – этот детский прилив нервов, когда ты слишком близок к любимому человеку или к кому-то, кого обидел. Его сердце затрепетало, а позвоночник стал жестким и прямым, как доска. Но затем, когда его пульс стабилизировался, он снова разозлился. Не на нее. Он сам не знал почему.

Когда дверь со скрипом открылась, он затаил дыхание, наблюдая, как она медленно входит на кухню. Одетая в свободные пижамные штаны и футболку, она выглядела так-же, как и всегда, за исключением повязки на левой руке и глубокого серого синяка на щеке.