Всю дорогу Илона говорила о Венетре. Она родилась здесь, исходила любимый город вдоль и поперек и охотно рассказывала про достопримечательности. Казалось, журналистка знала все уголки и местные легенды. Красноречием ее наградил не иначе как сам Сладкоголосый Баечник, покровитель певцов и писателей. В устах Илоны оживали самые сухие факты. Внимательно слушал даже Устин, переставая обдирать заусенцы на пальцах.

Мария изредка поглядывала на парня. Он что-то узнал, и новости буквально грызли его изнутри.

Уже стемнело и зажглись фонари, когда «рейл» приехал на Торговую улицу. Она считалась одной из самых оживленных в городе: люди сновали вокруг с раннего утра и до ночи. На углу продавали газеты, у булочной спорили две пожилые дамы. Толстый кот прошествовал мимо порога кофейни и лениво спрыгнул в подвал.

Мария высунулась из окна экипажа: деревья вдоль газонов, пушистые клумбы с анютиными глазками, прохладные тени на траве. На Торговой улице прижился характерный для некоторых альконских городов архитектурный стиль. Двухэтажные здания по обеим сторонам дороги скрепили между собой, будто конструктор из белых башенок. Каждая – отдельная квартира, лавка или заведение. Магазины тесно прижимались к жилым домам и друг к другу, конкурируя за свободные ярды и соревнуясь в оригинальности вывесок.

Крыльцо дома Илоны выходило на тротуар между булочной и букинистической лавкой.

– Вас разве не утомляет шум? – удивилась Мария, покидая экипаж.

– Журналисты не должны избе-егать чужого внимания, – Илона вышла последней и кивнула водителю: – Приготовь кофе?..

Он кивнул, запер «рейл» и, позвякивая ключами, открыл дверь хозяйке и гостям.

Илона показала гостям дом. По мнению Марии, огромный для одного человека.

На третьем этаже находились мансарда и две гостевых комнаты с ванными. На втором – купальня, кабинеты и хозяйские спальни. На первом – кухня, столовая, гостиная и веранда. Всё оформили в традиционном венетрийском ключе. Везде стояла гладкая, округлых очертаний темная мебель: тяжеловесные комоды, столы и стулья на массивных лапах и стеклянные стеллажи с фарфоровыми сервизами и шарообразными статуэтками мопсов.

Повсюду царили порядок и чистота. Не хватало только ярких электрических ламп, как в современных россонских больницах. Мария с трудом отделалась от чувства, будто ходит по палатам. Пустующие каюты «Аве Асандаро» выглядели и то более обжитыми, чем идеальный дом журналистки.

В коридоре на втором этаже висели несколько снимков. Доктор остановилась, заметив знакомое лицо.

– Мой оте-ец, – протянула Илона. – Ныне покойный.

Мария напряженно кивнула. Она наконец-то поняла, почему журналистка вызывала у нее смутное чувство дежа вю. Доктор регулярно встречала снимки мятежной семьи в старых газетах, пока работала над «Причинами гражданской войны».

В восьмидесятых годах Маймы выступали против Короны. Отец Илоны сражался на стороне Собрания, будучи совсем юнцом, и выжил. А после, несмотря на антимонархические взгляды, сумел открыть «Венетрийскую правду» и достичь успеха. Газета стала популярна; Илона унаследовала разросшийся семейный бизнес.

Если она хоть немного походила на отца, Мария не зря сочла ее опасной. Никто до сих пор не знал, как Майм с его-то прошлым получил разрешение издавать газету.

– Куда принести кофе, мисс Майм? – на лестнице возник водитель.

Илона указала на кабинет и первой вошла в светлую квадратную комнату с единственным ярким пятном: тяжелыми шафрановыми портьерами. Она здесь явно не только работала, но и принимала гостей. Большую часть помещения занимали чайный столик и четыре кресла, а белоснежный секретер приютился у окна.

Водитель опустил поднос на камин и принялся расставлять чашки.

Мария отошла к книжным полкам, скользнула взглядом по корешкам: джаллийские философы, греонские либералы, россонские демократы. Она отстраненно погладила ткань жакета там, где спрятала маленький револьвер: «В домаркавинское время, скажем, при Рестеровых, за такое могли и казнить…»

Устин плюхнулся в кресло у камина, уставившись на водителя; тот недовольно дернул щекой.

– Не уходи дале-еко, – Илона коснулась его плеча и указала доктору на кресло.

Мария села.

Журналистка налила ей кофе, и доктора кольнуло ощущение чудовищной нелогичности происходящего. Она почувствовала подвох в предложении Илоны еще в доме Микаила Цейса, но сейчас спокойно отпила из чашки, даже не принюхавшись? Чутье завопило о смертельной опасности, однако причина паники изворотливым головастиком ускользнула из мыслей.

Мария попыталась сосредоточиться и поморщилась от пронзившей виски боли.

Она вдруг с ужасом осознала, что хотела перенести интервью на утро: приехать в гости с поддержкой из своих парней с «Аве Асандаро» и агентов Севана Ленида.

Точно. Именно так. Подобным образом она бы и поступила… если бы только…

– Пейте. Кофе наш, вене-етрийский, – журналистка посмотрела ей в глаза; Мария поняла, что рука сама собой опять поднесла чашку к губам.

Доктора прошиб озноб: «Илона владеет Звучанием?!»

– Ты не церковник, – кофе обжег внезапно пересохшее горло. – Как тебе…?

– Церковь многого не договаривае-ет, а у меня необычная семья, – Илона плотоядно улыбнулась. – Пей, мальчик.

Устин, сопротивляясь, глотнул кофе. Лицо покраснело, ноздри раздулись, рука затряслась от напряжения.

У двери послышался шорох. Мария скосила глаза. Водитель достал взблеснувший медью револьвер и профессионально установил глушитель. Лаконичная короткоствольная модель – «санд». Аранчайцы, наемники и оружейники, собаку съели на способах убивать. Револьвер безнадежно мазал на дальних дистанциях, но на коротких ему цены не было.

У Марии в голове закрутились неприятные воспоминания. Один из подручных барона Архейм приехал из Аранчая. Севан прикончил его, когда мерзавец пытался сбежать из Гита с подлинной Дланью на борту. Победа далась с трудом.

– Стены загадите, – брякнул Устин.

Илона его проигнорировала. Она поднялась, обошла свое кресло и грациозно облокотилась на спинку. В ее руке появился миниатюрный «севендж». Люди Архейма будто питали слабость к Аранчаю. Подобное оружие шулеры прятали в рукаве, а шлюхи в корсаже. Те, кто крутился на дне, прозвали его «последний шанс».

– Тебе идет, – хмыкнула Мария.

– Помолчи, – поморщилась Илона. – Терпе-еть не могу люде-ей твое-его сорта. Шатаете-есь по небу, берете-есь за любую работу, радуете-есь объе-едкам, скулите от любого пинка. Трусливые шавки. Ни гордости, ни самоуваже-ения.

– Речь, достойная журналистки!

– Как считае-ете, окажу ли я вам услугу, отправив к Подгорной Хозяйке, капитан Лем Декс?

«Неужели опять «крот»?» – Мария удивленно распахнула глаза и попыталась встать.

Меньше месяца назад во время поисков реликвии команда «Аве Асандаро» попала в ловушку из-за утечки информации в Службе. Однако о визите доктора на Венетру знали лишь руководители расследования. Сама же она была осторожна, как канатоходец, решивший прогуляться по тросу между двумя фрегатами. Никто не мог ее сдать.

– Сядь.

– Капитану не подобает сидеть в присутствии стоящей дамы!

– И не паясничай! – прикрикнула журналистка. – Барону Архе-ейм не понравилось, что вы связались с лордом Корвунд. Меня попросили убрать мусор.

– Не нежновата для мусорщицы? – вскинулся Устин.

– Сказал паршивый акте-ер, – Илона выразительно провела пальцем по своему лбу там, где у парня розовел рубец. Под ее взглядом Устин медленно сел обратно; по русому виску скатилась капля пота. – На Джаллии заработал?

– С-с-суч… – парень поперхнулся. Илона заставила его проглотить оскорбление.

Мария сцепила зубы. В журналистке жила не только хищница, но и изощренная садистка, или отец забыл объяснить ей, что не следует играть с едой.

Когда «Аве Асандаро» привез реликвию на Джаллию, капитан с механиком пошли за оплатой, и их чуть не сожгли заживо. Наемник Архейма даже пустил в обоих по пуле для верности. Одновременно напали на галиот. Благодаря заметившему опасность птериксу, команда отбилась, но шрам остался Устину напоминанием о предательстве. Илона жонглировала его жаждой отомстить и забавлялась бессильными вспышками гнева.