Хоаким положил ладони на два соседних камня, что-то прошептал - и раздвинул их, как шторы, чтоб не петлять по коридору, а оказаться в соседнем крыле, опередив Изабеллу.

   Карл стал спускаться вниз. Обзор был ограничен вдвое, но зато он чётко слышал шаги и голоса внизу - и слышал запахи...

   Странно, почему слово "обонять" мы часто заменяем словом "слышать" - но оба чувства обострились так, что картина была прямо-таки осязаемая. Изабелла. Его Изабелла, терпкая, как забродивший хмель. И дети, сладкие, как медовые яблоки...

   За поворотом мелькнул уголок юбки.

   Он даже не подозревал, что Изабелла умеет так быстро бегать.

   Дверь внизу оказалась незапертой.

   Солнечный свет ударил в лицо. Приложив ладонь козырьком, Карл ловил каждый шорох.

   За розовым кустом мелькнули медные косы.

   Изабелла.

   На ветку опустилась орлица.

   Из-за угла выбежал Хоаким.

   Пригнувшись за живой изгородью, граф, графиня и король брали королеву в окружение. Благо, в саду уже собрался весь толедский двор и прекрасно отвлекал внимание.

   - Ваше величество, опомнитесь! - крикнула дона Элена из кустов.

   - Я не хочу плодить чудовищ! - отвечала Изабелла, сверкая потоками слёз и лезвием ножа.

   - Каких чудовищ? Тех, что бегают с ножом за собственными детьми? Других здесь пока нет! - подхватил Хоаким, высовываясь из укрытия.

   - Что вы здесь, с ума все посходили? - негодовала дона Элена, тоже не прячась более. - Воздух местный на вас так влияет?

   - Ты вспомни себя, - одёрнул её супруг. - Какая ты сюда приехала. "Я вся сгораю от страсти! Тысяча чертей!"

   - Счас как... - замахнулась дона Альварес.

   - Не надо! - дёрнул воротник дон Альварес и спрятал голову за спину.

   Изабелла лишилась чувств.

   Очнулась она в своей спальне. Первым, что она увидела, были два лица: белое и чёрное.

   Изабелла заслонилась рукавом и залилась слезами.

   - Не убивайтесь так, Ваше величество, - произнёс Хоаким. - У нас с доной Эленой сын и дочь, и оба обычные люди, и жена моя цела и невредима, а мы тридцать шесть лет женаты. Если кто-то и пострадал, то только я - вы сами наблюдали результат в саду.

   - Не прикасайтесь ко мне!

   - Не шуми! - грубо одёрнула её Элена. - Детей разбудишь. Они перепугались побольше твоего.

   От неожиданности Изабелла притихла.

   - Давай заключим договор: я сотру им из памяти сегодняшний день, а ты задумаешься над своим поведением.

   - Но я не знаю, что мне делать!

   - То, в чём клялась у алтаря, - Элена гладила детей по голове и поправляла одеяло: все трое спали под одним на кушетке.

   Принцев вытащили из кустарника, а Маргариту - из дупла в старом каштане. Вопреки всему происходящему, они сами попросились на руки к отцу и не боялись незнакомой дамы, которая, по иронии судьбы, как раз была ведьмой.

   - Хорошая жена должна идти к мужу по первому зову, даже если поставила хлебы в печь... - вполголоса пропел мориск.

   - Что?

   - Так, воспоминание из прошлой жизни. До указа об иноверцах.

   Изабелла попросила оставить её в одиночестве.

   Детей на всякий случай тоже унесли.

   - Не казни себя, - Елена коснулась плеча своего внучатого племянника. - Ей нужно привыкнуть. Я в своё время чуть рассудка не лишилась, когда в пылу семейной ссоры оторвала супругу голову. Всё образуется.

   - Давайте-ка лучше подумаем, - предложил Хоаким, - как поправдивее солгать подданным.

<p>

XI</p>

   Король уединился в своих покоях. В спальню ему приносили завтрак, обед и ужин, в спальне он принимал канцлера и советника - и только их, в спальне читал и разбирал швейцарский часовой механизм, из спальни он наблюдал за придворной жизнью.

   Его величество страшила самая мысль появиться на людях, потому что последние пробуждали в Его величестве самые низменные стремления. Его манил запах плоти, крови, но более всего - мозга, спрятанного, как сладкий орех, в обманчиво прочную скорлупу...

   Зал и гостиную заперли на замок, лошади маялись в конюшне, гончие маялись на псарне, конюхи, егеря, сокольничьи, оружейники, гвардейцы и иже с ними маялись без дела.

   Карлос перестал выезжать на охоту. Во-первых, она возбуждала голод, а во-вторых, нужно было натягивать сапоги, а он опасался повредить ноги. Во время погони за Изабеллой он вывихнул на лестнице лодыжку, а заметил это лишь к вечеру, когда несколько раз подряд споткнулся. Хоаким вправил ему сустав, но страх остался.

   По той же причине Карл вздрагивал при виде мышей, которые иногда покидали убежище, чтобы обследовать большой мир. Он ведь не почувствует укуса, если, конечно, мышь пожелает отведать падали.