Часы на фасаде Шёлковой биржи пробили двенадцать.
Мощёная площадь начинала напоминать раскалённую сковородку, и девицы свернули в первый переулок, откуда им призывно помахали зелёные ветви.
Прохлада чужого сада очень быстро остудила совесть, и девушки пересекли его не спеша, точно забыв, что он чужой, поплутали по белоснежным улицам, обменялись мнениями, выгорели стены на солнце или их так тщательно белят, подивились чистоте, встретили ещё один сад - поменьше, сорвали недозрелый гранат - и вдохнули солёный воздух.
Кажется, здесь начинался портовый квартал.
Рыбацкие лодки нежились под навесом.
Девушки поняли, что больше всего на свете мечтают просто посидеть в тени.
После некоторых мытарств они устроились под чахленькой смоковницей на каменных ступенях, спускавшихся со склона к пристани. Улочка бежала вниз, к морю, как малая река стремится впасть в водоём покрупнее, точно ища у него защиты.
Елена порадовалась, что все местные разошлись по домам и никто их не видит.
Точно сглазив саму себя, она тут же услышала за спиной шаги.
По улице-лестнице спускались три матроса, сверкая золотыми серьгами и размахивая руками в такт шагу. Один из них достал какую-то палку, зажал в зубах, и с другого конца поднёс огниво.
"Он что, тоже колдун?" - подумала Елена.
Моряки тем временем поравнялись с девушками, заклинатель огня выпустил из ноздрей две струйки дыма и, не вынимая странного прибора изо рта, спросил:
- Что, красотки, заработались?
Елена в недоумении переглянулась со служанками.
- Сиеста уже началась. Если вам негде прилечь, так и быть, потеснимся, - подхватил другой, загорелый до черноты.
- Тут недалеко, - улыбнулся третий. Половины зубов у него недоставало.
- Эй, вы чего застыли? Оглохли, что ли? - не выдержал первый.
- Да что вы себе позволяете! - вскочила Елена. До неё наконец дошло, что им предлагают. Одна служанка робко потянула её за рукав.
- А ты мне и не нужна, ты больно страшненькая. Я вот подружку твою приглашу.
Елена грудью заслонила служанок:
- Да за кого ты нас принимаешь, ты, мужлан?!
Ничего, сейчас она прочитает ещё одно заклинание, и эти похотливые грубияны застынут здесь как вкопанные, пока не растрескаются на солнце, как известняк.
- Да подвинь ты свой шнобель, корова, - курильщик схватил её за локоть.
Служанка, на которую были направлены грязные помыслы, шарила глазами в поисках свободного булыжника.
Вторая служанка приготовилась бить корзиной.
Госпожа лихорадочно вспоминала заклинание.
- Оставьте дам в покое! - раздалось откуда-то сверху.
Моряки сперва дёрнулись, а затем изобразили такую досаду, которую можно испытывать от встреч не столь неожиданных, сколь частых и надоедливых.
Елена удивилась такой перемене и перевела взгляд за спины своих обидчиков.
По лестнице спускался человек - но не стремительно и яростно, как спешит истинный рыцарь на помощь даме, а неторопливо, но в то же время настолько величественно, что в его превосходстве не оставалось сомнения.
- Дон Хоаким, - развязность исчезла из жестов глумливых испанцев, и они застыли со смесью почтения и обречённости, ожидая, пока кабальеро - а манера держаться выдавала в нём истинного дворянина - не поравняется с ними.
- Вы почему ещё на берегу?
- У нас же... отдых... дон Хоаким... вы сами позволили...
- Уже пробило два. А в три ко мне прибудет важный гость. После обеда - а возможно, и до, - чеканил каждое слово дон Хоаким, - он пожелает посмотреть мои корабли. И если хоть одна пылинка... впрочем, здесь дамы, - учтиво, но по-прежнему величаво кивнул он растерявшимся девицам. - Вы ещё здесь? Марш драить палубы, ублюдки, - он даже не повысил голоса, но матросы резво продолжили спуск, ворча между собой вполголоса.
- Они два года были в море и забыли, как выглядят порядочные женщины. Прошу вас, не пугайтесь...
Служанки робко поклонились.
Но Елена замерла как вкопанная. Она не могла отвести глаз от своего спасителя, которого, не иначе, само Провидение ей послало. И дело не только в его неожиданном появлении или счастливом совпадении, что это оказались его матросы.
Благородный дон Хоаким был смугл как просмолённая лодка.
Елена прежде слыхала об эфиопах и маврах, но никогда не представляла, что встретит одного из них и лишь протянув руку - если, конечно, пожелает - сможет осязать. И столь близкое зрелище являет не дикаря и не пустынного жителя в длинных одеждах, а щёголя в шёлковой робе, подбитой гладким чёрным мехом, чтобы на фоне широкого воротника лицо казалось хоть немного светлее.
Модная завивка, кажется, тоже досталась ему от природы: пышные круто вьющиеся волосы достигали плеч, и солнце не пощадило их, лишив восточной черноты и сделав каштановыми.
А вот глаза - глаза были черны... как... агаты - иного сравнения Елена не придумала. Глаза эти внимательно смотрели на неё, и только жидкий блеск выдавал беззлобную насмешку.